Пограничник

Они убили всех. Не «всех, кто не успел убежать», а всех вообще. Ибо егеря нашли следы и трупы в полумиле от поселения с той стороны от ворот — люди бежали, зная, что солдатня уже ворвалась внутрь периметра. Те, кто мог проскочить и выскочить окольными путями, через лазы в тыне, и далее огородами. Но наёмники посёлок не просто взяли штурмом с налёту — его предварительно оцепила их лёгкая конница. В основном там тела женщин с детьми, хотя есть и несколько смогших вырваться мужчин. Их всех просто перестреляли и подавили конями, незамысловато. Никто никого не насиловал и не истязал. Хотя и тут, в поселении, всего несколько следов насилия, непозволительно мало для трёхсотенного воинства налётчиков. Сеньоры наёмники пришли сюда убивать и только убивать. Мстить и наказывать, ставить на место, заодно вызверяясь на слабых, демонстрируя самим себе крутость и силу — как делают все подонки.

Ирония. Я ещё не начал «плохую» войну на истребление. Но уже её получил. И в треволнениях, что выпускаю следующего джина из бутылки, сегодня окончательно поставлена точка — с этого дня этот мир воюет по новым правилам. И он сам этого захотел. И кто не спрятался — я не виноват.

Война? По местным меркам столкновение нескольких сотен против нескольких сотен это полноценная война. Но лично мне изначально было сложно оценивать этот конфликт как войну. Мелкие ничего не значащие стычки в заднице мира, куда господь не заглядывает — ходить далеко. Для меня война это что-то вроде тотального ада: танки, пушки, миномётные «прилёты», накрывающие огромные квадраты. Тысячи солдат в окопах или в строю. Да даже ВОВ вспоминать не обязательно, для современного меня война — это развалины Халеба и Восточной Гуты, по которым ибашут «грады»; это Ракка, Багдад или Белград с превращёнными в руины домами. Это тысячи жертв «мирняка», которому по-хорошему некуда деться от бомбёжек — куда бежать, везде тебя не ждут. Это отрезанные на камеру головы пленных в руках у замотанных в тряпки всех оттенков чёрного орлов из всяких «игилов», даже не хочу перечислять сорта этого дерьма. Это авиация, сбрасывающая тысячи тонн «пламенного привета». Это вертолёты, прикрывающие едущую по горной трассе колонну, подрывающуюся на фугасах, по которым палят из ПЗРК из «зелёнки». Это сбитый лётчик, с криком: «За пацанов!» выдёргивающий чеку в окружении бармалеев, и также на камеру, но, совершенно не зная, что эту запись потом увидят миллионы, другой герой, говорящий: «Работайте, братья!» Другая война, но на самом деле та же самая, только с иного фронта, что и бармалеи с лётчиком. А ещё война это кадры в прямом эфире штурма развалин ДАП. Это бойцы «Спарты» и Мозгового, ведущие зачистку в жилой застройке близ Донецка и Луганска. Это много что, и это СТРАШНО даже из спокойной Вологды.

Я не застал ВОВ, как наши деды. Не застал Афган, как наши отцы, и Чечню, как старшие товарищи. Но и того, что видел, хватало для понимания. Благодарю бога, что не коснулось лично ТАМ (здесь, вот, коснулось, от судьбы не убежишь), но и без участия в аду хватало и беженцев из Грозного, рассказывавших в присутствии маленького Ромы тамошние ужасы, и рассказы вернувшихся со срочки из Гудермеса старших пацанов, а точнее их злое молчание со стиснутыми зубами и слезами в уголках глаз. А ещё не забуду, как коллега отца рассказывал, как к ним, танкистам, под Кишинёвом, бежали женщины с детьми и просили защитить от распоясавшихся молдаван, а у них из Москвы не было ну совершенно никакого приказа, как быть. Они ждали, очень ждали приказ сделать хоть что-нибудь, ведь они ещё недавно так верили этому меченому мурлу, что при нём наконец что-то изменится и станет лучше. А он, сука, в итоге лишь развалил и добил их страну. И они открывали огонь, пугая молдавских выблядков, в нарушении всех приказов и уставов, каких только можно, какие только есть. Тогда их, советских танкистов, ещё боялись.

В общем, я не понимал такой войны, какая принята здесь. Когда чинно и благородно, наскочили друг на друга, порубились и разъехались, взяв того, кто выжил и не успел удрать, в плен. Для выкупа. А, ну да, по пути пограбили местных крестьян, причём воины как одной, так и другой стороны, без разницы на чьей война земле. Потоптали крестьянских же баб — фигли им, переживут. Но в целом зачем людишек обижать, людишки тебе ништяки приносят — зерно, продукты, изделия ремесла разного. Нет, кого-то, конечно, прирежут, не без того: кто-то выпендриваться будет — «бессмертных» всегда хватает, а кто-то под горячую руку попадётся, а кто-то бабу свою, или дочку, или сестру защищать полезет. А кого-то просто кончат ради прикола — солдаты народ весёлый. Ну так не всю ж деревню кончат, пару-тройку человек во всём поселении. А потом дальше воевать пойдут — ловить в плен бойцов противной стороны. Вот и весь конфликт по сути. И даже так на вас, распоясавшихся феодалов, может прикрикнуть король и дать ата-тай по заднице, если ему эта война не понравится. Глядя на такой конфликт, я не мог использовать слово «война», а потому в голове раз за разом вставало слово: «Контртеррористическая операция». И по сути это она и есть, так как войну мне эти люди не объявляли, как и Феррейрос, под чьим флагом они пришли. А значит я снова бью татей, бандитов с большой дороги, и бить должен снова без жалости, помня идиому про «сортир».

Мы в седле девять дней, с утра десятый пошёл. Июль скоро закончится, в город на Белую пора, а всё никак не разделаемся с бандитосами. В Пуэбло, благодаря прозорливости мастера Соломона, оказывается, продававшего фляги ТОЛЬКО воинам графства и имевшего их приличный запас (Ансельмо скупил ему всю медь, что была в Аквилее, и всё, чертяка, в кредит), мы быстро оснастили три баронские сотни тарой для кипячёной воды и для спирта (спирт выдал только десятникам, но выдал — пришлось, пригодится для ран) и резво двинулись на северо-северо-восток. Шли быстро, по тракту, и потому сильно татей обогнали. Впрочем, именно так и рассчитывали — зайти сзади и потрепать мальчикам нервы. Там разделились; я остался с Сигурдом, а Рамос и Алонсо двинулись соответственно западнее бандитов и восточнее, ближе к холмам, с задачей нервировать, не вступая в бой. Таким образом мы их как бы окружили с трёх сторон, что демотивирует психологически, особенно учитывая их растянутую линию обозов.

Первые плоды такой тактики уже есть — на дороге одна за одной попадаются брошенные телеги. Причём позавчера их было всего три, и пустых. Вчера уже пять, и гружёных. Но главное, в последних телегах и рядом с ними валялись тела убитых обозников — сеньоры не то, что не забрали трупы, а даже не прикопали, так бросили. Что навевает на размышления.

День у нас начинается по одному плану — с утра Сигурд высылает своих в разведку, до пяти отрядов с десяток человек в каждом. Все с заводными лошадками — чтоб убежать смогли. И те нервируют войско врага своим видом на горизонте, а если получится, атакуют обозы и валят. К вечеру народ возвращается и докладывает, и доклады до сегодняшнего утра носили оптимистичный характер — наёмники пытаются ускориться, но не получается. Ибо кроме нас бойцы Сигурда постоянно натыкались на десятки Алонсо и Рамоса, парни семафорили что-то задорное и исчезали, и они тоже капец как демотивируют гостей нашего графства. Погони же, посланные наёмниками, далеко в степь уходить не рискуют, что говорит об уме и опыте их главного; отгоняют наших и возвращаются обратно. Ибо конный лучник в степи — бог, преследуя его можно в такую засаду попасть, что капец! А линию обозов даже я несколько раз видел — реально растянулась на много километров, и что такое три сотни охранения по сравнению с масштабом того, что надо защитить?

На самом деле я мог дать и сражение. Создать локальное превосходство на одном участке, пошуметь на других, размазывая их армию в тонкую нитку вдоль телег, и пройтись по ним катком. Но пока останавливало, что капитан наёмников калач тёртый, опыт имеет, и наверняка ожидает такой финт. А значит меня ждёт неприятный сюрприз, а я не люблю сюрпризы. Кто не забыл, военнач я начинающий, осторожный. А значит пока подождём сражения — потреплем их ещё. Ибо спектакль продолжается и по ночам — теперь уже мои, гвардия, обмотав коням копыта тряпками, приближается к лагерю и фигачит из луков «куда достану, кто не спрятался — его проблемы». Пару раз за ночь обстрелы удаются, но чаще парней замечают ранее. Но даже заметив их и выслав погоню, от которой наши бегут стремглав, мы делаем большое дело. Ибо враг нервничает, даёт сигнал трубой, отряды перехвата как минимум не спят и днём вынуждены клевать носом. Так что мы нервировали сеньоров всё больше и больше, демонстрируя, что нехорошо вламываться без стука на чужую территорию.