Страница 5 из 10
Была драка в парке со студентами, где Иван отличился ярче всех, со своим другом Славкой Кадыком. Всё бы ничего, но серьёзную травму в этой потасовке получил сын заведующего городским отделом культуры Петька Трофимов, которому Иван сломал руку и разбил голову. Рабочие завода, где он трудился слесарем, пытались взять Ивана на поруки, но страстное желание большого чиновника, посадить Беду в тюрьму, было намного сильней ходатайства рабочего коллектива завода и спортивного клуба. Тогда Ивана осудили на пять лет, а Кадыка на два года. Ивану статью на суде переквалифицировали на разбой, так как после драки он в траве нашёл кошелёк потерпевшего, но возвратить тому не успел. Через десять минут он был арестован.
Он вспомнил стук вагонных колёс и переполненный заключёнными столыпинский вагон, пропахнувший карболкой.
Тюрьма и война из памяти никогда не стирается, хотя ему после освобождения многие говорили «забудь про тюрьму».
«Нет, её невозможно забыть. Можно отвлечься на время. Только хорошее можно быстро забыть, особенно если в жизни его много было. А сейчас, почти каждый месяц судят кого – то с их двора, даже своих родственников половина побывала в тюрьме, а некоторые до сих пор сидят. В шестидесятых годах, когда на дворе социализм был я дерзок. А дальше пошла долгая эпоха Захара Минина, он был крут и младше меня. Вкус тюремных сухариков узнал с малых лет. И между тюремными перерывами, играл в футбол за команду Водник и надо сказать неплохо. Крёстный Часовщик, конечно, был вне конкуренции. А в середине шестидесятых годов в городе появился вор в законе по кличке Таган, которого я и в глаза не видел. Но слышал от крёстного, что Таган считался первым идеологом в воровском ордене, который хотя и имел физический недостаток, – у него отсутствовала одна нога, но до сих пор находится в полном здравии. Это надо же каков Человечище этот Таган! На дворе другой век наступил, а в городе никто и никогда не слыхивали, чтобы он размахивал „воровским флагом“, – видимо интеллигентной выправки человек? Большой поклон таким ворам! А я был просто уличный баклан, с завышенной справедливостью. Нечего кривить душой ведь на самом деле я и Захар являлись криминальными маяками для некоторых своих родственников». И его грустные воспоминания окунулись в те далёкие года, – в таёжный уголок, обнесённый высоким забором и колючей проволокой, где он оставил часть своей молодости.
***
Свою тюремную карьеру, Иван Беда начал со штрафного изолятора, в который помещали нарушителей внутреннего режима. Привезли его в таёжную станцию под названием Буреполом. Не подымаясь в лагерь, он и его спутник Коля Румба, имевший вторую судимость, избили на этапе мешочника за его прижимистость. Им и выписали при подъёме на зону двадцать суток на двоих. Штрафной изолятор был рабочий. Выгоняли на лесоповал, где Иван цеплял трос за лесины, прицепленный к лошади, и выволакивал лесину на площадку, которая называлась верхним складом. Здесь впервые Иван увидал, как вольные шофера привозят запрещённый чай в носках. Зэки, сняв носки у водителей, снимали каждую чаинку с них, а затем трясущими пальцами отряхивали голые пятки на газету. За этой любопытной картиной Иван наблюдал и не заметил, как штабеля брёвен начали лавиной скатываться на него и, если бы не прыткость Коли Ромба, лежать бы ему под этим лесом раздавленным.
Перед самым Новым годом у них окончился срок штрафного наказания, и они в совершенно голом виде предстали перед комиссией, для распределения на соответствующие по здоровью работы. Тогда седовласый майор с заячьей губой, которую он пытался замаскировать усами, – как оказалось начальник производственной зоны, им сказал:
– Вы оба являетесь участниками гуманного акта Советского правительства. Считайте уже пять лет прошло со дня указа о переименовании лагерей в Исправительные трудовые колонии. Труд отныне стал приоритетной дисциплиной в исправлении находящегося контингента всех подобных учреждений страны. Так что милости прошу на трудовые подвиги и прошу запомнить новый девиз. – «Только труд и труд исправляет человека!» Считайте сегодняшний день вашим первым шагом на свободу!
Беду и Румба направили в один отряд. В бараке, куда их привели, было многолюдно. Все расспрашивали, откуда они родом и за что сидят.
И эти расспросы продолжались бы до бесконечности, если бы в секцию не вошёл высокий чернобровый брюнет с золотыми зубами. Это был последний вор в законе, оставшийся на зоне – Володя Потёмкин по кличке Генерал.
Когда он подошёл к толпе окруживших новичков, все быстро разбежались по своим закуткам.
– Кто из вас Иван Беда? – спросил он металлическим голосом.
– Я, – смело ответил Иван.
Генерал протянул Ивану правую руку для приветствия.
– Меня Генерал зовут, – представился он.
Иван обратил внимание, что левая рука у него была не живая – это был протез, одетый в чёрную перчатку.
– Тебе Часовщик маячок приветствий прислал, – сказал Генерал. – Присмотреть он за тобой просил. Так что ты здесь обживайся, со всеми вопросами и проблемами ко мне забегай в восьмой отряд, в любое время. Но думаю, у тебя здесь будет всё отлично, – приятно успокоил он Ивана.
– Лупа, – негромко крикнул он нарядчику, сидевшему на кровати с газетой. – Посели ребят на путёвые койки, я через неделю проверю, – и вышел из барака.
Нарядчика звали Лупой, за то, что он носил очки с толстыми линзами, без душек. Они были зафиксированы у него резинкой на голове. И когда его глаза требовали отдыха, он снимал свои очки. Но газеты нарядчик читал, используя очки как лупу, держа их в руках. За что и получил он кличку Лупа.
Нарядчик выделил им тумбочки и койки на втором ярусе.
С этого дня у Ивана началась настоящая лагерная жизнь, где ему преподнёс протекцию Часовщик. Беда в это же день понял, что он непросто приземлился в лагере простым сидельцем для отбытия срока, а въехал на белом коне в одну из самых больших зон страны. И здесь ему придётся постигать лагерную жизнь и учится мудрости у авторитетных зеков.
На работу их вывели в этот же день во вторую смену, на сборку школьных парт. Работа была чистая и не тяжёлая, можно даже сказать захватывающая. Основным инструментом был пневматический гайковёрт, работающий по принципу электродрели. Гайками и болтами они скрепляли парты и передавали их на покраску. Цех был большой и светлый, но запах смолы и краски резко бил в нос.
Работа считалась вредной, и поэтому за вредность выдавались ежедневно специальные жиры. Производство по изготовлению мебели трудным и сложным нельзя было назвать, всё было автоматизировано. Но когда Иван выходил на улицу, создавалось впечатление, что стоит время эпохи дореволюционной России. По узкоколейной железной дороге, таская, тяжёлые вагоны бегали запряжённые конки. По дорогам производственной зоны везде сновали разномастные лошадки. Этими выносливыми и умными животными осуществлялись все транспортные перевозки на производстве. Ветеринар, или по лагерной терминологии, коновал, был основным командиром отряда гужевого транспорта. Он смотрел за лошадьми и руководил извозчиками. В этом отряде работал Лёня Покер, которого Иван знал по свободе, – ему доверили одноглазого мерина по кличке Маг. На нём он возил бункера с опилками в цех прессованной плиты. Впервые в жизни Беда смог прокатиться верхом на коне. Это был одноглазый Маг. На разводе у проходной Лёня всегда дожидался Беду, и он верхом на Маге подвозил его до места работы. Иногда они взбирались на него втроём, сажая позади Ромба. Цеха находились далеко от проходной и лошади зачастую использовались в начале работы для извоза зеков.