Страница 20 из 77
Дети жались к матерям, стискивая куклы-обереги из шерсти и стараясь вести себя прилично — никому не хотелось попасться огромному черному быку, который по легенде приходит в эту ночь лакомиться трапезой, и если угощение оказывается не по нраву, утаскивает ленившихся и просто зазевавшихся детей. На поясе у многих малышей я также заметила шерстяные сумочки, куда они складывали шишки, которые обирали с венков. Но назначение этого действа оставалось для меня тайной до тех пор, пока я не справилась о нем у консорта.
— Для чего они это делают? — указала я на очередного ребенка, который стянул шишку с любовно украшенного венка.
Супруг королевы, как и в прошлый раз, появился вперед Бланки и короля и теперь прохаживался среди гостей.
Он повертел головой, пытаясь понять, что я имею в виду.
— Ах это… ваш странный чужеземный обычай. Наутро родители тайком заменят шишки на монеты, чтобы дети подумали, будто ночью их посетила Праматерь, и лесные дары обратились в золото от ее прикосновения.
Эли задумчиво посмотрел на ближайший венок…
Столы ломились от угощений, а слуги все несли и несли новые: нашпигованную сухофруктами дичь, копченые колбасы, наваристые похлебки, праздничную кашу из злаков и орехов, маринованные апельсины, тугие тяжелые пироги, мясные и сладкие, и еще множество деликатесов.
В центре столов возвышались чаны со свежими устрицами, установленными в шубы из колотого льда. Там же виднелись композиции из сваренных в меду цветов, чьи лепестки бликовали в свете факелов и казались невероятно хрупкими. Они приковали всеобщее внимание.
— Они из розария ее величества, — прошептала одна из дам своему супругу. — Говорят, она лично их делала.
Консорт протянул мне кубок с душистым йосселем. В чарках стоявших рядом гостей колыхался под пенными шапками шипучий морат.
Я посмотрела на вход: Алекто задерживалась. Перед самым выходом на пир слуга принес послание от Рогира, в котором тот приносил глубочайшие извинения за то, что не сможет присутствовать на праздновании Зимнего Солнцеворота и обещал непременно присоединиться к нам на День рождения его величества через двенадцать дней.
Каутин чиркнул под мою диктовку пару строк сдержанного ответа, Алекто же задержалась, чтобы ответить более обстоятельно. А Каутин задержался, чтобы сопроводить ее после в зал.
Осмотрев столы мы с Эли выбрали места и устроились на лавке. Эли сразу наложил себе в миску фруктового пирога и навалил поверх столько крема, что тестяные кусочки буквально плавали в нем.
— Отчего мы не празднуем дома так же? — спросил он, облизывая пальцы и самозабвенно орудуя ложкой.
— Оттого что мы не королевская семья, — ответила я, накладывая для Хруста мясо на ломоть хлеба и поливая сверху подливой. — И еды в этот день должно хватить не только нам, но и вилланам. Если же мы будем есть лишь мясо и сладости с заморскими пряностями, то им останется серый хлеб с мучной похлебкой.
— Смотри, — возбужденно сверкнул глазами он.
В зал ввели вепря. Животное было явно напугано и обводило присутствующих маленькими глазками, одновременно затравленными и бросающими вызов. Его удерживало несколько слуг за веревки, которыми он был связан.
Значит позже сегодня состоится ритуал, о котором я слышала, но в котором сама прежде не принимала участия.
— О, король, — продолжил Эли, ткнув ложкой на вход.
— Следи за манерами. И говори о короле с большим почтением.
В зал действительно вошел Омод, и дыхание у меня перехватило. Еще никогда я не видела, чтобы Людо был так одет: казалось, его с ног до головы покрывало золото — это впечатление создавала парча с плотным золотым шитьем. Голову венчала корона из переплетенных золотых же ветвей вместо обычного обруча. Лишь за плечами алел плащ.
Я вместе со всеми поднялась, приветствуя его величество. Эли, стоя, поспешно доскребал остатки крема, чтобы те не успели растаять. Я же не могла оторвать глаз от короля. Потом, опомнившись, тряхнула головой. Омод, передо мной Омод, а не Людо.
Под руку с ним в зал вошла Бланка. Стройную гибкую фигуру облегало белое блио с минимумом скромной вышивки. Голову, как всегда, прикрывал покров, прячущий от всех цвет ее волос. Омод сопроводил ее за почетный стол, после чего к ним присоединился консорт, и пир начался. Гости принялись пить, есть и всячески отдавать дань угощениям.
В середине празднования Омод поднялся и надел на голову Бланки поданный ему венок, украшенный зажженными свечами, тем самым признав ее Хозяйкой вечера. Отовсюду захлопали, а сама Бланка приняла дар так же скромно и спокойно, как и все остальное.
— Где же твоя сестра? — пробормотала я Эли, уже в который раз обернувшись на вход.
— Наверное, пишет и пишет письмо отцу…
— Она все пропустит. И Каутин из-за нее.
— Не впервой, — деланно вздохнул Эли.
На середину вывели связанного вепря и положили его на бок. Морда была замотана, так что он мог лишь обводить присутствующих свирепым испуганным взглядом. К нему выстроилась очередь из гостей, к которой присоединились и мы. Каждый возлагал на его голову длань и произносил клятвы на будущий год и давал обещания.
По окончании этого испытания вепря ждала награда — угощение из буковых орехов и желудей.
Произнеся свою клятву, я подняла глаза и увидела короля, который смотрел на меня. Он улыбнулся, и я улыбнулась в ответ. После этого Омод с почтением подал руку матери и сопроводил ее обратно за стол.
— А сейчас главное событие вечера, — выступил вперед герольд.
Гости оживились, зная, что за этим последует. Все огни притушили, так что единственным источником света остался огромный камин, где метались оранжево-алые языки. В зал торжественно внесли полено, которому предстояло гореть здесь на протяжении следующих двенадцати дней — до конца празднования Солнцеворота и до самого Дня рождения его величества. Его покрывали золотые узоры.
Король вместе с Бланкой приблизились и торжественно в полной тишине зажгли его от прошлогоднего уголька, хранившегося весь год, как оберег. Полено разгоралось медленно, треща и бросая на лица собравшихся трепещущие блики. Я постаралась отодвинуться от очага подальше — казалось, что-то вот-вот произойдет… кто-то глянет из него, или…
Тут все захлопали, раздались ликующие крики, потому что полено наконец разгорелось, обещая покровительство Праматери на весь будущий год. По поверью, в эту ночь она и зачала всех Покровителей от Огненного бога. Все было прекрасно: они встретились и сразу поняли, что предназначены друг другу. Однако проклятое племя, прозванное огнепоклонниками и почитавшее языческое божество — огонь, — попыталось им помешать. Их план не удался, и Праматерь с Огненным богом все же соединились, а огнепоклонники с их верованиями были навсегда изгнаны с земель и обречены скитаться, нигде не встречая теплого приема.
Теперь те события, если и случились на самом деле, вошли в разряд легенд.
Придворные по очереди подходили к полену, чтобы окропить его напитками из своих кубков — дабы урожай в новом году был обильным и всех прокормил.
И точно так же вилланы по всему королевству сейчас плескали хмельные напитки на деревья и посыпали корни мукой, а потом шли жечь костры и водить вокруг них хороводы, переходившие в дикое веселье и нередко заканчивавшиеся утром сном вповалку и головной болью.
В разгаре этого ритуала вдруг раздались переливчатые звуки множества струн, и гости удивленно заозирались. Оказалось, в зал вошло около трех дюжин менестрелей в дополнение к тем пятерым, что играли весь вечер. Это были те самые музыканты, которых привезло каждое семейство. Как выяснилось, эти несколько дней они репетировали под руководством Бланки, чтобы устроить подарок Омоду и всем гостям. Я узнала среди них и нашего Вальтера. Теперь они исполняли гимн Праматери, который начали подхватывать все новые и новые голоса, и вскоре все уже пели. А потом мелодия стала переходить в какую-то более быструю и веселую.
Один из гостей хлопнул в ладони, взревел и пустился в пляс. К нему тотчас присоединилось еще несколько. Слуги принялись поспешно уносить еду и собирать столы, поскольку и остальные гости начали готовиться к танцам.