Уротитель кроликов

Руководил театром Михаил Приворотный, в прошлом профессиональный танцор и неудавшийся актер, вертлявый, жеманный и лишенный всякой мужественности, несмотря на наличие жены.

А платили за все это мы, включая, разумеется, поездки и наряды девушек, конкурсы и смазливых мальчиков, которые вечно крутились вокруг Приворотного и с которыми он, вероятно, спал, в то время как его жена спала с нашим менеджментом.

Театр обходился нам недешево, но был кузницей кадров для Храповицкого и его партнеров. Двух из трех своих подруг Храповицкий нашел именно там. Мне, конечно, приходилось несколько раз спать с нашими красавицами, но больше по долгу службы, чем по зову сердца. Захватывающих впечатлений от этого у меня не сохранилось. В женщине должно быть что-то и кроме макияжа.

— А если эта Света откажется?

— Не откажется, — самодовольно усмехнулся он. — Я только что с нею разговаривал. Хочешь прочитать досье на нее? Я в субботу велел службе безопасности провести разработку. Много накопать они не успели, но все-таки любопытно.

В нашу службу безопасности Храповицкий набирал лучших сотрудников ФСБ и налоговой полиции. Поэтому в сборе информации конкурировать с нами было пустым делом. Мы имели доступ ко всем секретным данным, но этим не ограничивались. Помимо наружного наблюдения и разного рода прослушивания, практиковалась еще так называемая оперативная разработка, когда в дом интересующего человека под видом слесарей или работников Горгаза шли специально обученные агенты и в разговорах с соседями или родственниками узнавали все, что только можно. Эти сведения, надо признать, не всегда отличались достоверностью.

Помню, как-то однажды я привел на нашу вечеринку девушку, с которой познакомился за два часа до этого. Внутренним уставом и Храповицким лично это было категорически запрещено: в узкий круг допускались только проверенные, постоянные женщины. Но девушка мне понравилась, кроме того, мне всегда казались нелепыми излишние меры предосторожности.

Дня через три Храповицкий бросил мне на стол результаты оперативной разработки, в которой моя новая знакомая характеризовалась как дама поведения весьма сомнительного, встречавшаяся с несколькими мужчинами одновременно и проводившая ночи напролет в развратных оргиях.

Храповицкий тогда устроил мне выволочку. Особа с таким кругом знакомств, по его мнению, скорее всего, являлась проституткой, подосланной нашими врагами, которые только и мечтают, как устроить нам диверсии, вплоть до физического устранения.

Через некоторое время я все-таки выбрал минутку в своем напряженном графике и с ней переспал. Представьте, она оказалась невинницей. Первой за последние лет двадцать моей беспутной жизни. Наверное, враги относились ко мне с большим уважением, чем партнеры Храповицкого, и были готовы на все, лишь бы выведать мои сексуальные тайны.

Про приглянувшуюся губернатору гражданку Кружилину ничего особенно интересного я не узнал. Воспитывалась без отца, окончила математическую школу, занималась спортом, училась на втором курсе университета, в настоящее время от матери переехала, поскольку жила с бандитом по прозвищу Синий.

— Я встречал этого Синего, — задумчиво потер я нос, закончив чтение. — Не самый приятный парень. Думаю, он не придет в восторг от затеи с поездкой.

— Она сказала, что решит все проблемы сама, — равнодушно заметил Храповицкий. Сам он бандитов не боялся, а дальнейшая судьба новой губернаторской пассии его не волновала.

— Отчаянная.

— Да, бабочка бойкая, — согласился он. — И цену себе, похоже, знает. Сразу уточнила, кто именно ее приглашает.

За это я, помимо всего прочего, не любил девочек из нашего театра: они всегда начинали с цены вопроса.

Я никогда не торгуюсь и на женщин трачу столько, что даже Храповицкий иногда неодобрительно качает головой. Но покупать я предпочитаю то, что нравится мне, а не то, чем пользуются все остальные.

Боюсь показаться старомодным, но меня всегда прельщали иные женщины — те, которые не продаются. Хотя именно они, в конечном счете, и оказываются самыми дорогими.

Сегодняшний праздник «Потенциала» был назначен на шесть часов. Так что я успел заскочить домой, чтобы переодеться.

Надеюсь, что, увидев меня, окружающие сразу понимают, что имеют дело с человеком тонкой душевной организации. Скучающим, чего уж там таить, в забавах мира. К сожалению, единственная моя фотография, стоявшая в кабинете, этого не отражала.

Она была почти двадцатилетней давности, и на ней я был запечатлен сразу после того, как выиграл юношеский турнир по боксу в среднем весе. Бровь была рассечена, нос распух. Вампирскими губами я улыбался в камеру. При этом смотрел так, как будто собирался врезать фотографу.

Мой отец был профессором, заведующим кафедрой истории средних веков в Уральском университете. Мать там же преподавала английский. Родители требовали, чтобы я поступил в музыкальную школу. Поэтому я пошел в бокс. Следующие восемь лет я возвращался домой в синяках и ссадинах. Но соревнования выигрывал. Не думаю, что у меня были выдающиеся для бокса данные. Просто я был упрям и не любил, когда меня били. Особенно по лицу.

Школу я окончил с тройками по всем точным наукам и с похвальными грамотами по всем гуманитарным. Уехал в Петербург, который тогда еще назывался Ленинградом, и поступил в университет на филологический факультет. Своими посещениями я преподавателей не баловал, но диплом защитил на «отлично», и меня пригласили в аспирантуру.

На третьем курсе, во время моего визита домой на зимние каникулы, я познакомился на вечеринке с девушкой, которая тоже училась филологии, но в Уральcке. К концу каникул мы решили пожениться. Через полтора года у нас родился сын.

Защитив кандидатскую, я вернулся в Уральск. Но преподавать, по стопам родителей, не пошел. В стране наступали новые времена, и я занялся издательской деятельностью. Закона об авторских правах тогда практически не существовало, точнее, его никто не соблюдал. Никого не спрашивая и никому не платя, я переводил детективы с английского и печатал их на дешевой бумаге.

Это принесло мне неплохую прибыль, которую я вложил в открытие собственного еженедельника. Газета безжалостно разоблачала сильных мира сего и расходилась безумными тиражами. Уже через год я к еженедельнику добавил ежедневник. Той же, разумеется, направленности.

Писать правду о власть имущих — занятие хотя и доходное, но очень небезопасное. В те времена у Храповицкого и его партнеров, совсем недавно ставших владельцами нефтяной компании, было любимое развлечение. Они устраивали бои без правил среди своей охраны. Как-то один из участников состязаний, после броска, неудачно приземлился и сломал себе шею. Он скончался в больнице, не приходя в сознание. Обе мои газеты об этом сообщили. Храповицкий подал на меня в суд и проиграл. О чем мои газеты вновь не преминули поставить в известность читателей.

Через три дня меня подкараулили в подъезде несколько человек и избили кастетами так, что неделю я не мог подняться. На это я ответил сразу двумя статьями, рассказывающими о хищнической деятельности господина Храповицкого и его товарищей. Статьи носили выразительное название «Мародеры».

После этого Храповицкий появился в моей редакции. Сам. В белой дубленке, белом шелковом кашне и в окружении семи человек охраны. Не то чтобы он меня боялся, просто без охраны он не входил даже в туалет.

Разговор начался с взаимных оскорблений, а закончился в ресторане с девочками. В России настоящая мужская дружба почти всегда начинается с драки. В целом мы друг другу понравились. Мы были совершенно разными, но оба любили риск и невыполнимые задачи.

Через месяц я продал ему свои газеты за большие деньги. И начал работать его заместителем по связям с общественностью. Предполагалось, что я буду отвечать за средства массовой информации, то есть за те две газеты, которые когда-то были моими, за телеканал и радиостанцию, которую мы прикупили по моему настоянию, когда уже начали работать вместе.