Страница 2 из 14
– Уж ты, бедненький мой, очнулся? – и бормочет чего-то неразличимо.
– Пить! – только и тяну. Пусть голос и хриплый, каркаю как ворона, но не мой это голос! Вообще, не мой – слова еле выговариваю, и голосок тоненький. Божечки, что это?
Но в рот уже льётся какой-то травяной настой, горлу легче, а голова уплывает…
Опять очнулся, первая мысль через боль: «Где Пашка?». Подвёл я нас, как неудачно-то всё. Он-то, наверное, уже где-то рядом. Хриплю-пищу: «Павел!». Глаза не открываются, слиплись, режет, голова болит так, что мысли путаются, и не понимаю толком ничего. И рук ног не чувствую.
А ко мне опять пыхтит эта странная сиделка: «Да-да Павел Петрович, да-да!». И льёт свою настойку мне в раскрытый пересохший рот. Последняя мысль перед провалом в беспамятство: «Почему Петрович-то, Пашка всю жизнь Владимировичем был…».
Глаза открыл, будто только через неделю, до этого спал и спал. Просыпался раз десять, снова тётка заливала свою микстуру, и я отключался. Только понял, что что-то совсем не так. Вот совсем. Руками-ногами пошевелить слишком тяжело было, и нормально хоть слово сказать не выходило – только писк.
Когда глаза открыл, то увидел потолок с росписью. Представляете с росписью! Что это за больничка? Или Пашка меня в какой-то особняк пристроил, и врачи меня здесь собирают? Чудно́. Смотрю прямо на потолок, на нём вижу едва освещённую голую девицу с кувшином и виноградом, глазами пошевелить больно и через секунд десять только до меня доходит: мерцающий свет – он от свечей! Вот здесь я как дёрнусь, голова набок повернулась, господи, да что это? И опять дикая боль, на сей раз без лекарства отрубился.
А вот когда очнулся в следующий раз, вспомнил, что увидел – около кровати за столиком с канделябром и свечами дремала дама лет пятидесяти в платье, которое в наше время нормальный человек просто так не оденет. Я такое платье только в музеях видел, да ещё в Петергофе разок был, там дама в подобном облачении фотографировалась с туристами.
И свечи… «Где я?». Это я сказать попытался. И вышел уже не такой хриплый, но всё-таки писк. Не мой голос точно. Каким-то диким напряжением я подтянул руку к лицу и увидел, что она детская, малюсенькая и несколько красных пятнышек на ней. Всё, на сегодня кино закончилось, опять сознание покинуло меня.
Итак, я ребёнок. Маленький ребёнок: ручка прямо-таки кукольная. Что происходит-то? Где я? Кто я? На бред списать как-то не выходит, слишком уж сознание чёткое было. Хотя кто его знает, может всё-таки мозг повреждён и различить навь и явь не в состоянии? Будем разбираться.
Это я уже думаю, снова очнувшись и не спеша открывать глаза – бог его знает, что я там ещё увижу, вдруг инопланетян-осьминогов или гигантских микробов из мультика-рекламы. Голова уже не так сильно болит, а в глаза словно песка насыпали, а не как раньше – битого стекла. Итак, поднимаю веки, медленно-медленно… Ага, композиция не изменилась: всё так же разрисованный потолок с голой красоткой, свечи в вычурном канделябре, толстая тётка дремлет в кресле. Освещён небольшой круг вокруг сидящей, углы комнаты скрыты во мраке, стены покрыты тканями, окон не видно, толи нет совсем, то ли где-то на стенах задрапированы.
Опять медленно тяну руку к лицу. Малюсенькая ручонка, пятна какие-то красные на ней, но уже меньше, чем в прошлый раз увидел. Ребёнок, однозначно. Похоже не бред, посмотрим дальше. Аккуратно, сберегая горло, пищу: «Пить!».
Голос-то детский. Сколько же мне лет? Коли говорю, значит уже не совсем младенец – года два-три?
Сиделка вскочила, спит точно вполглаза, хватает опять кувшин со стола, стакан – точнее, бокал на ножке, явно дорогущий, вроде хрустальный и ко мне. А я её притормаживаю: «Воды, пожалуйста!» – и так ручонкой отталкиваю настой. Спать сейчас рано, надо хоть как разобраться, что происходит.
Моё мнение здесь значение имеет, та метнулась в один из тёмных углов и притащила другой кувшинчик – компотик какой-то, горло хорошо промочило. Говорить стало легче, да и головная боль как-то уменьшилась. Теперь дальше: «Зеркало!» – уже отчётливей выговариваю.
– Ой, господи, Павел Петрович! Не страшись, оспа личико почти не задела!
Эвон как, значит, я Павел Петрович и болел оспой: «Зеркало!» – я упрямый.
Охая, сиделка мелкими шашками выскочила из комнаты, на секунду осветился дверной проём, скрытый за драпировкой, и показалось, что я заметил контур мужской фигуры в какой-то форме и со странной головой. А! Треуголка, похоже. Про такие шляпы я помню только из детства – фильм Пётр I. Но делать выводы пока преждевременно.
Двери снова распахнулись, и в комнату влетела целая делегация, одетая ещё вычурнее и явно богаче, само́й тётки в этой толпе не было. Зато были ещё одна дама лет пятидесяти, три девицы лет двадцати и двое мужчин среднего возраста, плюс один молодой.
Это они, за дверями дежурили, что ли?
Одна девица вела себя слишком нервно, уставилась на меня, не отрывая взора и даже, похоже не моргая. Она, видно, еле сдерживала всхлипы, к ней я сразу почувствовал явную приязнь, и тёплое ощущение зашевелилось в моей груди. Похоже, это моя мать – медленно проплыло в голове. Остальные посетители смотрели скорее не на меня, а на представительную даму, вошедшую первой.
– Очнулся? – эта женщина заговорила, голос у неё был властный и сильный. Она явно была главной в этом обществе.
В ответ я решил сла́бо пискнуть, ибо не понимал, кто это ко мне явился и как следует себя вести.
– Алексей Григорьевич, что думаешь? – дама говорила так, будто отдавала приказание.
Мужчина постарше дёрнул уголком рта и ответил:
– Елизавета Петровна, думаю ему явно лучше. Кондоиди говорит, что опасности уже нет, струпы отпали.
И теперь ко мне:
– Павел Петрович, как Вы себя чувствуете?
– Голова болит. – мой голос звучал тоненько, жалобно и крайне неуверенно, что было следствием не только моего желания не допустить ошибки в общении, но и всё-таки явно крайне небольшого возраста тела, в котором я прибывал.
– Ха, передай своему медикусу – его счастье, что последнего потомка Петра великого не загубил – пусть в церковь сходит и благодарственный молебен закажет. Екатерина Алексеевна! – дама взглядом дала разрешение молодой женщине, которую я предварительно определил как мать.
Та бросилась ко мне, уже не удерживая всхлипов, прижалась целуя. Я в ответ сла́бо обнял её: «Мама!» – тихо шептал это слово, повторяя и повторяя его снова. Тепло пришло ко мне, стало радостно и уютно, даже голова начала болеть явно меньше.
Наше единение прервал строгий голос старшей дамы:
– А где муж ваш, Екатерина Алексеевна? Где племянник мой? Где он? – при каждом вопросе голос становился всё жёстче и жёстче.
– Ваше Величество! – оп-па, так она королева или царица? – Пётр Фёдорович занят военными учениями и… – Закончить свои объяснения ей не удалось, так как её прервал мужчина помоложе:
– В солдатики играет! – с такой усмешкой он это сказал, что стало очевидно его отношение к моему, видимо, отцу.
– В солдатики?! – голос её Величества пахнул таким гневом, что даже по моему телу побежали мурашки, – В солдатики, когда его единственный сын при смерти?
Две пока молчавшие девицы тут же затрещали, осуждая его поведение, называя его бездельником и трутнем.
– Ко мне его – прошипела дама и резко вышла из комнаты, с ней вышли все, кроме мамы и Алексея Григорьевича, который подошёл ко мне, потрепал меня по волосам и ласково спросил:
– Хочешь чего?
Я в ответ помотал головой, боль в которой резко усилилась и, сла́бо улыбнувшись, сказал
– Спасибо!
Тот снова ласково усмехнулся:
– Ну, выздоравливай, наследник, выздоравливай! – и тоже быстро вышел.
Я прижался к маме и закрыл глаза.
⁂⁂⁂⁂⁂⁂
Итак, разобрались – я Павел, будущий Павел I, тот самый бедный, бедный Павел 1и творец подпоручика Киже2, неудачливый наследник Екатерины Великой3, убитый заговорщиками во главе с сыном своим Александром и недолгий магистр Мальтийского ордена – вот собственно всё, что я знал о себе новом из своего прошлого. Та, строгая дама – Елизавета Петровна 4– Российская императрица, мама моя – здесь всё понятно, пожилой дядька – Разумовский5, бывший фаворит и доверенное лицо императрицы, а тот, что помоложе – фаворит нынешний Иван Шувалов6. А тётка, что поила меня отварами – нянька моя – Мавра.
1
«Бедный, бедный Павел» – кинофильм 2003 г. режиссера Павла Мельникова, с Виктором Сухоруковым в главной роли.
2
Подпоручик Киже – персонаж исторического анекдота и одноименной повести Ю.Тынянова.
3
Екатерина II Великая (1729-1796) – русская императрица, урожденная София Августа Фредерика Ангальт-Цербстская
4
Елизавета Петровна (1709-1761) – русская императрица из династии Романовых.
5
Разумовский Алексей Григорьевич (1709-1771) – фаворит и супруг императрицы Елизаветы Петровны, граф.
6
Шувалов Иван Иванович (1727-1797) – фаворит императрицы Елизаветы Петровны.