Страница 60 из 63
Если у кого есть желание поговорить о затронутых вопросах, пожалуйста.
Таня: Вы имеете в виду, что каждый сам на своем месте что-то может?
Аркадий: Я не ничего не имею в виду. Я имею в виду только то, что вы имеете в виду. Я не даю никаких подсказок. По крайней мере, не даю никаких подсказок, когда мы все вместе. Если у Вас есть достаточно серьезные проекты, то о них можно поговорить попозже. Потому что болтовня губит самое начало того, что вы имеете в виду. А если вы ничего не имеете в виду, а хотите получить общую информацию, то у меня нет никакой информации. Каждый делает то, что он делает, на свой собственный страх и риск. Сэр Галаад отправляется в дорогу, не зная, что он там встретит, имея перед собой "одно видение, непостижное уму". Всегда было так, и всегда будет так. Как вы построите бухгалтерию или обойдетесь без бухгалтерии – это ваше личное дело. Если нужна помощь, подсказка в конкретной ситуации – это другой вопрос.
Валерий: Аркадий, а почему ваша картина всегда содержит некое противостояние, борьбу?
Аркадий: Потому, что современный социум не несет в себе программы по выходу из этого лона. Он все укладывает в одну плоскость, он не позволяет движения вверх. Вертикали в нем нет, есть только два горизонтальных направления. Борьба меня меньше всего интересуют. Меня интересует развитие тех сил, которые дают человеку возможность взлететь или построить смысловое пространство традиционно. Если можно делать это без противостояния и если можно обмануть социум, то прекрасно.
Таня: А если будет вертикаль, то это часть креста?
Аркадий: Вертикаль будет пересекать горизонталь и отталкиваться от нее как крест.
Андрей: А есть способ найти спокойную нишу в социуме?
Аркадий: Найти временную нишу – способ есть, но спокойную – нет. Папа с мамой, например, хорошая ниша.
Таня: Но это же не борьба за уничтожение социума?
Аркадий: Нет, ни в коем случае. Христиане хотели не уничтожения мира, они хотели спастись. Так прямо и говорили: спастись. Спастись от силы, которая увлекает вниз.
Виктория: Противостояние – это прежде всего отстаивание своей системы ценностей. Это совсем не обязательно борьба. Противоположное противостоянию – конформизм. Вслушайтесь в само слово: противо-стояние. В этом слове нет динамики, агрессии, борьбы. В нем, скорее, статика, концентрация.
Аркадий: Конечно. Идет речь о противопоставлении двух состояний. Социум – это состояние ущербное, а я говорю о состоянии плюсовом, даже таком маленьком, как один миллиметр над поверхностью земли. Когда я говорю о социуме, то я имею в виду социум последнего столетия. Это социум, лишенный не только посвятительного, но даже и культурного измерения. Культура сегодня поглощена социумом, стала элементом социума. Раньше социум был ниточкой, которая тянется за иголкой культуры. Сегодняшний социум, так называемый буржуазный, пролетарский, рыночный, лишен тех измерений, которые были в нем всегда во всех странах мира, а именно традиционных измерений. Он лишен глубины, он лишен подлинной иерархичности. О нем нельзя сказать, что он перевернутый, потому что в перевернутом социуме высшие достижения находятся внизу, а наверху-табуны низших классов, низших страстей топчут высшие понятия и высшие слои. А здесь – как сплошная стена – один класс. Подобно так называемой "абсолютной музыке" нынешних дискотек. В каком-то смысле, это произошло в России в семнадцатом году, когда к власти пришли неприкасаемые, люмпен-пролетарии и когда началось массовое уничтожение дворянства, священства и всего лучшего, что было в России. То, что столетиями копилось в России: элементы культуры, элементы тонкости, просветленности, породы – все что выразилось в творчестве Достоевского, Писемского, Лескова, Толстого, Фета, – все это было объявлено излишеством, и были введены законы уравниловки, которые превратились в тиранические законы единовластия и демагогии. В итоге была установлена самодержавная деспотия уголовника. Сила бывает и благородной, и уголовной. Уголовники стоят сегодня у власти во всех странах, за редким исключением. Их разделяет борьба за власть, а объединяет взаимный страх. Три главные силы, три глобальных мага, которые боролись в двадцатом веке за мировое господство, – это фашизм, коммунизм и победившее их так называемое "свободное общество".
Но есть другая, очень высокая и тонкая сила. Эта сила намного сильнее силы глобальных магов. Маги приходят и уходят, а улыбка Будды остается. И этим мы сильнее тех магов, у которых есть ракеты и "кока-кола", СМИ и избирательные технологии. Мы намного сильнее, если поймем свою силу. Это парадоксальная ситуация, когда грамм перевешивает тонны. Когда человек не боится подставить правую щеку, если ее бьют по левой, не боится идти на унижения, не боится жертв – это свидетельство силы. Это традиционная сила, сила сокровенного человека или сокровенного в человеке, живущая и побеждающая, несмотря на все препятствия и катаклизмы. Есть сокровенное человечество. Вокруг бушуют войны, психические эпидемии, политические страсти – и параллельно пишутся стихи, выращиваются оливки, заваривается чай.
Таня: Ну, я никак не могу понять, что за тысячелетие татаро-монгольского ига не была уничтожена культура в России, а за какие-то последние семьдесят пять лет все погибло?
Аркадий: Во-первых, за двести лет, а не за тысячелетие. Тысячелетие христианству на Руси. Но у татар была своя культура и своя универсальная религия Чингисхана и Тамерлана. Это не такая простая ситуация, как Вам кажется. Речь идет, скорее, о том, что семьдесят пять лет тотальной бесовщины в России не убили нас с вами до конца, мы еще теплимся. И те несколько десятков человек, которые сохранили для нас живой огонь, они сохранили его вопреки танкам, тюрьмам и атомным бомбам.
Таня: Я, конечно, могу понять, что вы имеете в виду, что можно перепахать все поле, и через каких-то сто лет, все равно, что-то вырастет, но зачем же давать себя топтать?
Аркадий: Я то же самое говорю.
Таня: Если не давать себя топтать, надо же что-то иметь, какую-то материальную силу, чтобы противостоять?
Аркадий: Для начала создайте фонд. Скиньтесь, соедините ресурсы. Причем не обязательно финансы. Каждый из нас богат совсем не деньгами, а своей молодостью – особенно я! – знаниями, навыками, связями, богат своей традицией, литовской, русской, татарской, еврейской и Бог знает какой. И прежде всего, каждый богат глубиной духа, глубиной пребывания. Это дороже, чем любые деньги, чем любая ритуалистика. Это, действительно, богатство – глубина пребывания.
Двадцать четвертая беседа 2 августа
прощальная
Аркадий: Сегодня у нас прощальное собрание, время подведения итогов, последний более или менее серьезный разговор, и мы должны совершить этот переход, чтобы начать новую страницу нашей жизни. Позади у нас почти три недели, наполненные разными событиями. Люди приезжали, люди уезжали, кто-то постоянно жил в палатках, в лесу, в разных контекстах происходило взаимодействие, проходили мои беседы, разговоры с Игорем, Валентасом, многие другие люди вносили различные импульсы в нашу жизнь. Приезжала Виргиния.
Я хочу напомнить некоторые элементы нашего контекста. С самого начала мною были предложены две линии, одна линия, связанная с главной концепцией нашей работы с интеллектуальным центром, и потому мы сконцентрировались на нашем сознании, на нашем уме. Это вызвало некоторые трудности, которые, может быть, многие до сих пор не преодолели, те, кто ожидал, что мы и дальше будем нарабатывать сущностной центр в себе, слышать и вызвучивать кристалл и проходить через другие довольно интимные, бхактические переживания. Вы помните, что бхакти – это путь эмоциональный, это путь веры, это путь преданности и любви. Что касается линии интеллектуальной, то эта линия была связана с одной предельно простой идеей, вокруг которой мы здесь топтались три недели. Эту идею я пробовал обыграть в буддийском ключе как идею пустоты, как идею сознания без ума, человека без ролей, пространства без смены состояний, без перепадов состояний, которые в буддизме называются клешами. И мы старались жить здесь без клешей, мы пробовали с утра до вечера жить в ровном состоянии и это состояние высветлять, т.е. нашей задачей было не достижение экстаза, а наоборот – спокойного ритма, которому благоприятствовало и расположение этого дома, и многое другое, в частности исключительно чуткие и интеллигентные хозяева, которые не вносили никакого шума, а также отсутствие всяких там-тамов, насилующей жесткой музыки и телевидения, которые вгоняют человека в жесткие инерционные состояния. Естественно, мы создавали и осваивали это пространство, мы обошли лесными тропами, на лодке, на машинах практически каждый день все, что могли, вокруг, т.е. мы создавали карту этого места и вносили свое состояние в этот зарасайский уголок, мы предлагали этому месту некий ритм – сочетание интеллектуализма и созерцательности, – что было очень важным моментом нашей работы. В каком-то смысле, мы создали это место.