Страница 6 из 7
Так, в вычислениях он и уснул, и снились ему столбики цифр и цепочки уравнений. Навигаторский сон. К бортмеханику попал по ошибке. После того, как на «Королёве» цифровые машины стали выдавать совершенную белиберду, всем пришлось вспомнить науку математику. И пошла считать губерния! Он, правда, внёс вклад скорее физический, чем умственный – стал делать логарифмические линейки. Изделие пошло на «ура!». Ура и кричали, когда «Королёв» вышел-таки на околоземную орбиту. Не придётся ли мастерить линейки и на каравелле?
Силой воли он сменил сон, сколько можно, станки да станки. Но новое видение было тоже не сахар – он бродил по лесу в поисках пары вурдалаков, накануне утащивших из хутора ребенка. По крайней мере, он надеялся, что утащили, а не сожрали по дороге. Семью-то пацаненка вурдалаки выели, одни кости оставили. Но детских костей среди них не нашлось. Иногда вурдалаки воруют детей. И, говорят, иногда их, детей, можно спасти.
Он и пытался. Случилось чудо – ребенка удалось отыскать. Не ему, а Бышке, тот учуял запах. Бой с вурдалаками был коротким и отчаянным, но те отяжелели после давешнего, и двигались медленнее обычного. Опять же Бышка помог.
А потом в логове, под вывороченным бурею дубом он нашёл ребенка. Нашёл и понял, зачем вурдалаки крадут детей…
4
Били рынду, и звук этот казался нежнее зова сирен. И то, кто их знает, как манили Одиссея сирены, может, вопили так, что небо в овчинку съеживалось.
Фомин взглянул в перископ. Земля огромна, но всё-таки отплыли они порядочно. Луна же если и стала крупнее, то малость. Репки быстро не растут!
Растут, ещё как растут, дай срок.
Он попытался вспомнить сон. Обычно сновидения жили склянку-другую, но сейчас стерлись почти мгновенно. Что-то… что-то странное. Будто стена распахнулась, и через неё в каюту вломилось чудовище.
Обыкновенная тревога. Незнакомая технология, которую он не знал, а доверять слепо не мог. Потому и тревожится, не сгинет ли каравелла, не распадется ли на куски.
А чудовище – символ враждебности Пространства.
Истолковав сон по академику Павлову, он совершил обычные рыцарские процедуры. В рыцаре все должно быть прекрасно – и лицо, и одежды, и привычки, и мысли. Особенно у рыцаря Крепости Кор. Поэтому, причесав волосы, непременно нужно тут же, не отходя от зеркала, причесать и мысли.
Соответствующим гребешком.
Облачась в посольские одежды, он прошёл в кают-компанию. Завтракать в одиночестве не многим лучше, чем в одиночестве пить аквавит.
Пришёл он, как и положено степенному человеку, предпоследним. Паладин Ортенборг поприветствовал его с учтивостью, Фомин ответил не менее учтиво, в общем, какое-то время отсутствие доктора Гэрарда выглядело почти приличным. Мало ли что может задержать ученого человека. Вдруг он новый закон природы открыл, принимая ионный душ. Не ванна, но тоже хорошо. Действительно, куда девается пустота, вытесненная из пространства плывущей каравеллой?
Но вскоре пустое место за столом стало зиять. Дело даже не в аппетите, хотя Фомину есть хотелось изрядно, просто послы не терпят отклонений от этикета. Если миссия на второй день пошла частью в лес, а частью по дрова, в лесу волки всех и задерут.
Сойер, слуга-про-все, показался в проеме. Вид у Сойера, прямо скажем, не посольский, да ведь он и не посол.
Сойер, превозмогая путы этикета, подошёл к хранителю Туглону и прошептал ему что-то на ухо.
Туглон отослал его, а затем наклонился к паладину. Опять шёпот. Что-то случилось. Нашли Гэрарда опившимся аквавитом до первобытного состояния? Такие штуки случаются даже с самыми достойными личностями. От аквавита многие теряют голову. Герцог Ан-Жи даже недоволен, если наутро после пира трех-четырёх советников не приходится протрезвлять. Весело так, окатыванием из ведра ледяною водой. А барон Уль-Рих, в пьяном виде обладавший способностью к пророчествам и стихосложению, в трезвом был скучнейшим человеком. Таков парадокс. Или…
– Господа, я должен сообщить вам… – паладин Ортенборг сделал паузу, то ли чтобы придать сообщению большую весомость, то ли просто подыскивал подходящие слова. – Сообщить о чрезвычайном происшествии. Доктор Гэрард найден в своей каюте.
Ну, это не новость. Где ж ему и быть, как не в своей каюте.
– Найден мёртвым, – добавил после длинной паузы паладин.
Вот так так… Неужели, действительно, перебрал аквавита?
– Убитым, – выдержав очередную паузу, закончил паладин.
– Как убитым? – воскликнул магистр Хаммель.
– Кем убитым? – подал свою реплику и Фомин. Показалось, будто метеорит пробил каравеллу насквозь, и космический сквозняк пробирает до костей.
Паладин Ортенборг с ответом замешкался, взглянул на хранителя Туглона. Кому, как не хранителю везти на себе этот воз.
– Полагаю, вы должны увидеть всё собственными глазами, – пришёл на помощь паладину хранитель Туглон.
Понятно. Как писали в древних романах, читанных Фоминым на «Королёве», «Понятых просят пройти в комнату».
– Увидеть? – магистр Хаммель сглотнул слюну.
Есть, значит, ещё на земле – и над землёй, и под землёй – люди, бледнеющие при одной мысли увидеть убитого человека. Вероятно, их не так уж мало. Быть может, даже большинство.
Фомин только склонил голову. Если в этом заключается долг генерального посредника и гаранта, что ж, он готов.
Идти пришлось путём кружным – по коридору, по экваториальной дорожке (она с золотыми стенами), по меридиональной (стены серебряные) ещё ход, ещё. Просто лабиринт. Не посол, вот и живёт на отшибе, каждый учёный в душе отшельник.
– Пожалуйста, ваше превосходительство, – хранитель Туглон чуть посторонился, давая Фомину обзор.
Дверь в каюту была закрыта.
– Я её такой и нашёл, – сказал Сойер. – Постучал. Никто не ответил. Я ручку повернул, вошёл. И увидел… Попятился, закрыл дверь обратно и поспешил доложить.
– Правильно, – одобрил действия Сойера хранитель. Затем отпер дверь, касаясь ручки рукою в перчатке, и вошёл вовнутрь, оставляя Фомина на пороге. Что они, про отпечатки пальцев не слышали?
Откуда. Они ж Овалова не читали.
Кабинка доктора Гэрарда была едва в четвертушку посольской. Шаг вправо, шаг влево – переборка, прыжок на месте – потолок. На узкой, видимо, откидной койке лежал доктор Гэрард.
Доктор действительно потерял голову. Совсем потерял. Во всяком случае, ни на полу, ни на столике, ни под койкой хранитель Туглон её не нашёл. Перемазанный кровью, он вышел из каюты, держась немного в стороне, чтобы не перепачкать кровью остальных и. извинившись, оставил их. Принять душ, переодеться, а заодно захватить и походный бювар.
Управился хранитель быстро, за четверть склянки. Пришёл если не посвежевший, то чистый, разложил на столике пергамент и записал события, диктуя сам себе вслух, чтобы слышали и остальные. Фразы чёткие, ёмкие. Видно, привычен.
Фомин засвидетельствовал написанное. Внезапно заикающийся магистр Хаммель тоже. Паладин Ортенборг подписал свиток последним. Слуге и стюарду подписывать не предлагали. Зачем, когда есть люди благородные? Подпись посла стоит ста.
Туглон аккуратно сложил свиток в цисту.
– Теперь позвольте вас спросить, не слышал ли кто чего-нибудь необычного.
Теперь начинать пришлось Гар-Ра и Сойеру, но они не слышали ничего. Равно как и магистр Хаммель, паладин Ортенборг и добровольно согласившийся помочь хранителю его превосходительство доблестный рыцарь Кор-Фо-Мин.
– Я, скажу откровенно, тоже ничего не слышал. Да и не мог слышать, – каравелла сделана добротно, – сказал хранитель. – Спрашивал больше для порядка.
Против порядка никто не возражал. Каждый должен делась своё дело. Стюард – кормить и поить, слуга – убирать, командир – летать.
– Кстати, а… А командир и штурман? – решил осведомиться Фомин. Раз уж он не прибег к дипломатическому иммунитету и согласился на сотрудничество со следствием (а что хранитель Туглон проводил следствие, не было никакого сомнения), есть смысл сотрудничать активно. – Не следует ли спросить их?