Страница 14 из 17
А на шесть месяцев со дня смерти Вождя опять пригласили руководителей Соцпартии с женами, и я сказал Наталье: «В Америках-Европах ты еще побываешь, а я тебе покажу то, что ты больше никогда и нигде не увидишь». Поехали три пары: Газиз с Маншук, наш заворг Асхат Шарипович Буркутбаев с Любовью Ивановной и мы. Устойчивое такое впечатление по прилету: народ с виду совершенно наш, а лопочут на каком-то непонятном языке. Жили там же, кормили так же богато, но Наталья как-то вернулась за чем-то и застала как они за нами доедали – напугались смертельно. Побывали, в том числе, в Кесоне, на 38-й параллели. Привезли под вечер, разместили в крутой резиденции, а это помост такой с бамбуковой циновкой, и на все стороны художественные бумажные раздвижные ширмы, в два ряда, но в них, как ни сдвигай, зазоры во все стороны в ладони. А на дворе декабрь, и наша Корея, между прочим, страна действительно северная, ниже нуля было. Пока возили в ресторан ужинать, я, помня где ночевать, специально коньяком укрепился, но оказалось, что спать можно. От циновки слабое такое тепло идет, если плоско лежишь – не мерзнешь, только коленки сгибать нельзя. И что у меня хотя бы одна нога не гнется, я только там оценил.
Это место – единственное, где Север контачит с Югом. Там поперек границы шесть длинных бараков, у трех вход с севера, у трех с юга, в них можно на другую сторону заходить – в окошки на противников смотреть. Южнокорейские морпехи все с круглыми мордами, ростом под два метра – а среди наших северных таких вообще не найдешь.
А вот вам загадка.
По всей 38-й параллели идет вертикальная бетонная стена, по горам и долам, с одной стороны полуострова из моря выходит, с другой в море опускается. Высота от 9 до 12 метров, проходов нет, только кое-где бронированные ворота – для танков. От этой стены на два километра в обе стороны – демилитаризованная зона, отделенная от остальной территории колючей проволокой и минными полями.
И еще: неприступная вертикальная стена – только с одной стороны, с другой ее вообще не видно, только насыпь, можно подойти вплотную и заглянуть в обрыв. Но подходить некому: ближайшие два километра полностью обезлюжены, там со времен корейской войны просто дикий лес и пустоши. Зато с другой стороны 2 км заселены плотно, рисовые поля, и на них трактора. Хотя за колючку и им хода нет.
Вопрос на засыпку: с какой стороны стена и кто в опасении кого ее выстроил?
Уже готовый у вас ответ – неверный, а верный такой: это Южная Корея (вернее – американцы) стеной отгородилась, боясь Северной. И правильно сделали: Север – это сплошная армия, они победят. А крестьяне и трактора с северной стороны – это тоже такая демонстрация, кроме как там, техники на полях я больше не видел.
От 38-й параллели до Сеула – километров 70, а по границе в склонах холмов смотрящие на юг туннели, в них пушки и МИГи, 50-х еще годов, но достать снарядом и самолетом – запросто, бояться есть чего. Корея – это сплошные холмы с лесом, между ними впадины-поля. Соответственно – много туннелей, мы проезжали и 15-километровый. Узкие и без вентиляции. Хорошо – машин мало.
Вдоль дорог там образцовые поселки: стандартные такие панельные домики, на два этажа и двух хозяев. Едешь мимо – огоньки горят, значит, люди живут, но… ни дымка. А на улице – минус десять.
Мы с Натальей все интересовались: а есть ли серьезные заводы. И вот повезли нас на действительно большой – много цехов, масса работающих. Но хозяевам не повезло – это был завод энергетического машиностроения, и делали там – мы-то быстро разобрались, аналоги советских БК-75 и ПТ-25. То есть, котлы и турбины среднего давления, тогда как в СССР начали переходить высокое еще после войны. Опора на собственные силы – чучхе называется.
Возили нас в Академию чучхе – это глубоко в горах на удалении от Пхеньяна, чтобы враг не добрался. Там, оказывается, так: у партработников вертикальной карьеры нет. Если ты парторг в совхозе и хорошо себя показал, тебя могут поставить на район или даже область, но потом все равно переведут на завод, например, и так каждые три года вверх-вниз и по горизонтали. А между переводами – обязательно в академию – переучиваться.
Я не удержался и позадавал ненужные вопросы, даже стал спорить, что-то доказывать. А на обратном пути машины летели через ущелья как-то слишком быстро, и вдруг конкретно подумалось: не в аварию ли мы сейчас стремимся? Но обошлось, навоображал себе лишнего.
На обратном пути задержались в Пекине – у нашего посла Мурата Ауэзова. Они с женой Тамарой были дружны с парой Овчинниковых – Всеволодом Владимировичем и Музой Павловной. Нам устроили потрясающий выезд в летнюю императорскую резиденцию под Пекином. Где, оказывается, несколько лет, уже после прихода к власти, жил Мао с соратниками – в громадный и остающийся враждебным Пекин они заходить опасались.
Всеволод долго корреспондентствовал в Японии – написал «Ветку сакуры», потом в Англии – написал «Корни дуба», а тогда уже долго жил в Китае, и как-то так спокойно сказал, что опять зовут в Москву, но он, наверное, не поедет. На вопрос «почему» ответил, что не может объяснить так, чтобы я понял. «Ну, например, здесь есть орешки, к которым я привык, а больше их нигде нет…».
От него такая авторская зарисовка:
Китайская и японская культуры сходны, но противоположны. Китайцу во всем – в искусстве, философии, просто в жизни – необходимо демонстрировать торжество над природным естеством. Каменное здание должно выглядеть как сделанное из дерева, и наоборот. Мясо должно быть похоже на растительную пищу, рыба – на мясо. Если вы узнаете продукт и похвалите вкус – обидите повара, значит он не достаточный мастер. Отсюда, кстати, и потрясающая, но спокойная такая жестокость – тоже насилие над человеческим естеством.
Суть же японской культуры – слияние с природой. Отсюда, например, сад семи камней – сиди и балдей. Настоящий богатый японец должен жить в фанзе, потому что в ней зимой холодно, а летом жарко, как и вокруг. Высший кайф и смысл жизни – лежа на слегка подогретом кане, пить горячее саке и через раздвинутые ширмы смотреть, как тихо падает снег…
И вот совсем недавно в «Дачном ответе» как-то видим с Натальей сюжет о переустройстве подмосковной обители Овчинниковых – вернулись-таки на Родину!
В посольстве, кстати, служил тогда один вредный парень – об этом мы узнали от Тамары (она, похоже, в основном всем и командовала). А потом этот вредитель сам ко мне подошел, представился, рассказал о себе и о делах, показался вполне симпатичным и дельным специалистом. Активно участвовал в наших проводах. Звали его Карим Масимов.
С Галымом я познакомился сначала вербально – по правительству прошел слух, что президент Назарбаев в Москве откопал элитного казаха, настоящего ученого из ВПК, и уговорил его поработать на Казахстан. Позднее появился и сам Абильсиитов, под него организовали Министерство науки и новых технологий, затем параллельно назначили вице-премьером, стали встречаться на заседаниях Кабмина. Тогда запомнилась не местная такая грамотность и обстоятельность его речи, но не более того.
А когда Терещенко поменяли на Кажегельдина, Абильсиитов в новый состав не вошел, еще и не начатое знакомство прервалось. Позднее Галым рассказывал, что довольно быстро поняв суть происходящего, он сам стал проситься у президента из правительства, но тот его не отпускал, подвел под общую отставку.
Для меня же замена премьера прошла почти незаметно: был Кажегельдин первым заместителем, стал во главе, мало что поменялось.
Терещенко – тот меня просто опасался, старался просто наших дел не касаться. А на мой упрек пообещал однажды, что специально займется, пригласил, долго старательно слушал, потом, видно, устал. Продолжения не было.