Страница 5 из 6
Лео кивает.
– И как мы выглядим в сравнении?
– Предпочтительно, – отвечает он, глядя на меня. Что это значит?
Мимо проходит Сара-Кейт Куинн, одна из подруг Бекс по футбольной команде, и Бекс вытягивает руку за голову, чтобы дать пять. Сара-Кейт останавливается и кивает Лео. Потом говорит: «Эви, Калеб», – глядя на каждого из нас. Когда она произносит наши имена, ее голос слегка сочится ядом, и Лео поднимает брови.
Бекс объясняет:
– Калеб и Сара-Кейт встречались в том году.
– Три месяца постоянного ора, – говорит Сара-Кейт.
Калеб откидывает с глаз светлые волосы и смотрит на нее.
– Не постоянного ора, – мягко говорит он. И что-то в его манере общения с ней заставляет меня чувствовать себя совсем маленькой. Как будто вокруг – целый мир, о котором я ничего не знаю.
Сара-Кейт улыбается Калебу.
– Может, я и припомню пару моментов, когда мы были заняты другим, – говорит она, а потом уходит и садится за свой стол.
– Калеб встречался со всеми девочками нашего класса, – говорит Бекс.
– Исключая присутствующих, – добавляет Калеб. И через мгновение вспоминает: – И Келли с Алексой.
– Они вместе, – уточняет Бекс для Лео.
– Это все может показаться хуже, чем есть на самом деле, – продолжает Калеб. – Девять девочек за три года – это не так уж много. Особенно если учитывать, что Марго продержалась только два дня.
Два дня – уже слишком много, на мой взгляд. У Марго нет проблем с успеваемостью, но все свободное время она болтает о видео с котиками, каналах с распаковкой на «Ютубе» и лучших кафе, где можно купить баббл-ти. Мне это не нравится.
И сколько бы ни прошло времени, я всегда буду помнить, что Калеб подумал, будто встречаться с Марго – это хорошая идея. Это его не красит.
Калеб смотрит на меня и говорит:
– Будь снисходительнее. Мне было четырнадцать.
– Это не оправдание.
Лео, как мне кажется, пытается сменить тему и говорит:
– Сара-Кейт такая спокойная. Почему вы вечно кричали?
И Калеб, и Бекс кидают на меня быстрый взгляд, а потом отводят глаза. Я изучаю свою тарелку.
– Эви и Калеб выросли вместе, и между ними прямо такая куртуазная любовь, – говорит Бекс, указывая на нас. В том году она посчитала, что легенды о короле Артуре, которые мы проходили по английской литературе, до смешного наглядно описывают нас с Калебом. – Сара-Кейт не смогла принять священную и не плотскую природу их отношений.
Калеб закатывает глаза, но не спешит не соглашаться. И я тоже. Это не самое плохое описание того, что между нами происходит.
После обеда Лео говорит, что у него есть вопрос по физике, и предлагает проводить меня на математику. Он спрашивает об одном из моих уравнений, и по этому вопросу мне ясно: он понял, что я сделала. Это делает его не похожим почти на всех остальных в нашем классе. Когда мы доходим до кабинета математики, мне жаль, что ему пора.
Удивительно.
Я сажусь рядом с Дэвидом, и он говорит:
– Я сегодня голосовал за твою работу. Лео был прав. Она прекрасна. Ты знаешь, что он никогда не будет тобой доволен, да? Ты просто работаешь дальше.
Он говорит не про Лео. Дэвид, один из восьми темнокожих ребят в Ньютоне, кое-что знает о бремени чужих ожиданий. Он рассказал мне, что в его первый день декан Сантори спросил, не зашел ли мальчик не в то здание. Не удивлена, что Дэвид заметил, как со мной обращается профессор Льюис. Дэвид – больше друг Калеба, чем мой. Но поскольку профилирующая дисциплина у нас обоих – математика, а второстепенная – физика, мы за эти годы провели много времени вместе.
Янаан, третья ученица с профилем по математике и единственная, кроме меня, девочка в классе, кидает сумку на пол и плюхается на стул по другую руку от Дэвида. Он смотрит на нее, а потом берет ее волосы, собранные в хвост, и пристально изучает кончики.
– Ты опять подожгла себе волосы? – улыбается Дэвид.
– Да, – признается она. – Даже не заметила, пока не почуяла.
В химических лабораториях полно опасностей. Однажды Бекс вдохнула какие-то пары, которые чуть не сожгли ей все волосы в носу. Я только рада, что выбрала физику.
Мы втроем открываем тетради и смотрим на профессора Бьесту, математика из университета, которая только-только начала работать со старшими классами. Пока она мне нравится. Говорит она тихо, но в классе всего девять человек, так что это вряд ли важно. Она диктует задачи и оставляет нас в покое, пока мы их решаем. Наш прошлогодний преподаватель считал, что задача учителя – устраивать представление. Он черкал на доске изысканные доказательства, а мы их копировали. Стоило ему начать – и он бы не останавливался до конца урока, даже если бы мы все ушли. Профессор Бьеста учит по-другому: она знает, что в классе есть кто-то кроме нее.
Сегодня она пишет на доске теорему, просит нас ее доказать и ходит вдоль парт, тихо предлагая советы. К концу урока я понимаю, что до завтра все успею, хотя мне надо учить физику. И когда шестеро ребят с другим основным профилем идут на следующий урок, я откладываю тетрадь и достаю свои символы адинкра.
Сильвестр Джеймс Гейтс-младший с помощью этих символов описывал отношения квантовых частиц. Я хочу использовать его модель для чего-то похожего, только в плане атомов гелия-3.
Я обсуждаю свои мысли с профессором Бьестой, когда заходит декан Сантори. Он оглядывается по сторонам, явно удивляясь тому, что класс почти пуст. Потом он откашливается и сообщает:
– Я думал проверить, над чем мы работаем для «Фронтира» в этом году. Это наши математики?
– Да, старшеклассники, – отвечает профессор Бьеста.
– Хм-м, – тянет декан Сантори, глядя на нас.
Дэвид был финалистом в том году. Значит, он уже выиграл стипендию, так что участвовать не может.
– На меня не смотрите, – говорит Янаан. – У меня химия, а не физика.
Декан Сантори бросает на меня быстрый взгляд и поворачивается к профессору Бьесте.
– Тогда я вернусь попозже и посмотрю на младших?
Значит, можно не бояться, что он будет заставлять меня участвовать.
Когда заканчивается лабораторная по кодингу, Лео уходит на футбол, обещая вернуться после ужина. Сегодня вечером мне придется позаниматься физикой (хотя, в отличие от профессора Льюиса, я ничего не имею против карьеры инженера), но сперва надо проветрить мозг.
Работа с Лео над проектом к середине семестра казалась отличной идеей. Он свободно владеет С++, довольно веселый, и у него не было напарника. Но делая это предложение, я не знал о его симпатии к Эви. Теперь-то я понял, что общий интерес не так укрепляет команду, как хотелось бы.
Сегодня из-за его частых рассеянных улыбок я вышел на долгую, медленную пробежку за стенами Ньютона. Я направляюсь к жилым кварталам, не думая о том, куда бегу и сколько займет моя пробежка.
Интерес Эви к Лео определенно вынес мне мозг. Серьез но, в какой вселенной будет логично, если она выберет кого-то другого?
Я ее лучший друг. И я ее люблю. И чуть не поцеловал ее четырнадцать раз. Я храню в памяти список недопоцелуев, и вот мои любимые:
№ 1. Нам было по тринадцать, мы играли в прятки с моими братьями. Я зажал ее у стены нашего гаража и, наверное, поцеловал бы, если бы она не поднырнула под мою руку и не убежала.
№ 4. Через год я обнимал ее во время панической атаки, пока она не перестала трястись и плакать. Я хотел собрать губами все слезинки с ее лица.
№ 7. Той зимой мы упали с санок. Закрывая глаза, я все еще вижу, как Эви смеется в снегу.
№ 11. Ей было шестнадцать; мой день рождения был через пару недель. Мы провели день на окружной ярмарке, вздрагивали при виде перекормленных свиней, ели торт «Муравейник» и тихонько высмеивали выступление фокусника. В каком-то смысле нашу поездку на колесе обозрения можно считать за семь отдельных раз.
№ 12. На мой шестнадцатый день рождения я устроил ей первую самостоятельную поездку на машине. Эви поцеловала меня в щеку, когда желала доброй ночи, но я почти успел повернуть голову.