Светя другим – сгораю

– Проходи, дорогая, садись, где тебе удобнее, – руководила мама, подводя Оксану к столу. – Через десять минут пирог будет готов, но я положу тебе горячее. Что будешь пить? Мальчики себе открыли виски, а мы с Любашей – вино.

– Вино, – сказала Оксана, помахав всем собравшимся. – Только немного. Мне завтра на работу.

– Завтра всем на работу, кроме него, – Антон кивнул на Матвея и сделал большой глоток из своего стакана. – Халявщик.

– Ему можно, – ответила Вероника Николаевна, не глядя на Антона. – Он пять лет не был в отпуске. Матвей! Налей Оксане вина.

– Я только ручки помою, – сказала Оксана и быстро вышла в коридор.

Она хорошо знала расположение комнат и не спрашивала, которая из дверей ведёт в ванную.

Мама взглядом что-то показала Матвею. Он кивнул, не вникая, чего от него хотят, а когда она ушла на кухню, вздохнул и потянулся за бутылкой вина и пустым бокалом.

Оксана вернулась через полминуты. Стол огромный, овальный и длинный, но уселась она прямо напротив Матвея и, чуть наклонив голову, не сводила с него изучающего взгляда.

– Как Матвей изменился, скажите, ребят? – промолвила она. – Такой стал серьёзный, важный. А взгляд-то какой! Настоящий нейрохирург.

– Настоящий разгильдяй! – вставил Антон и засмеялся, но все пропустили это мимо ушей.

Мама принесла Оксане тарелку с запечённым мясом и картошкой. Матвей подал бокал.

Принимая вино из его рук, Оксана помедлила и заставила Матвея открыто на себя посмотреть. Ему стало душно, как бывает от слишком тесного воротничка, хотя сейчас верхние пуговицы его рубашки были расстёгнуты.

– Спасибо, – промолвила Оксана и произнесла громче: – За встречу!

Матвей мельком улыбнулся, поднял свой стакан, но лишь пригубил – этот виски будет последним на сегодня.

– Как у тебя дела, Оксаночка? – спросила мама.

Оксана красноречиво вздохнула.

– Да какие там дела! Всё работаю. Сейчас, кроме горбольницы, устроилась в частную офтальмологическую клинику. По выходным там принимаю. Теперь-то я женщина свободная, времени полно.

Она бросила на Матвея взгляд едкий, как её духи.

– Ты недолго будешь свободной женщиной, – уверяла мама Матвея. – Вот увидишь!

– Надеюсь!

– А родители как?

– Родители хорошо, – Оксана улыбнулась Веронике Николаевне так, как раньше улыбалась преподавателям, но никогда – например, Любе или Антону. – Ждут вас в гости. Давно вы с Александром Евгеньевичем к ним не приходили.

– Саше всё некогда, – махнула рукой мама. – Целыми днями в больнице. Можно подумать, кроме него там нет врачей! Матвей, подай мне салат.

– Приходите, родители будут рады, – снова улыбнулась Оксана. – Но у нас-то что может быть интересного? Всё одно и то же. А вот человек вернулся из заграницы! – она посмотрела на Матвея, подняв ладони так, словно протягивала к столу невидимое блюдо. – Расскажи нам про жизнь за океаном, про то, какие люди там живут.

Матвей не хотел ничего рассказывать. Только не им.

– Жизнь как жизнь, – ответил он. – Люди как люди. Сложены из тех же органов. Болеют теми же болезнями.

– Ты нам про болезни, что ли, собрался рассказывать? – возмутился Антон. – Нашёл, чем удивить! Скажи лучше, а правда, что все американцы тупые?

– А все русские умные? – спросил Матвей, вместо ответа. – Я не верю, что ум – национальная черта.

Антон ничего не сказал, лишь недовольно скривил губы.

– Чем-то же мы отличаемся? – спросила Оксана. – В плане мышления.

Матвей пожал плечами.

– Я бы сказал, что американцы не привыкли думать наперёд. Обычный средний гражданин не видит в этом необходимости. Они живут более расслабленно, что ли.

– Я же говорю – тупые, – отозвался Антон.

– Да не тупые они, – объяснял Матвей. – Просто иначе смотрят на жизнь. Чувствуют себя свободнее. Американцу, например, проще сменить работу или переехать, поэтому они живут с ощущением, что весь мир перед ними открыт. Русский сильнее привязан к месту. И более замкнут. Хотя оно, конечно, понятно. У русского совсем другие условия.

– Вечно ты всех защищаешь! – с досадой отозвалась Оксана.

– А ещё он рассказывает как-то со стороны, – вставила Люба. – Как будто сам не принадлежит ни к русским, ни к американцам.

– Я тоже заметил! – крикнул Антон. – Да он зазнался! Небось давно себя американцем считает, а нам тут впаривает!

Он уже не мог говорить спокойно. Но Матвей относился к его шуму, как отнёсся бы к слишком громкому голосу медсестры в приёмном отделении.

– Нет, не считаю, – ответил он и вдруг усмехнулся сам себе. – Я уже не помню, кто я. За всё это время кого мне только не доводилось лечить: и мексиканцев, и греков, и китайцев. Кого в Штатах только нет, а белых американцев, кстати говоря, не так много.

– И кто из них щедрее? – спросила Оксана.

– В каком смысле?

– Ну кто больше благодарит за помощь? Китайцы, греки или там негры?

– Меня не интересуют деньги пациентов, – ответил Матвей, пытаясь подавить раздражение. – Да и национальность не интересует. Я привык помогать всем.

– Не рассказывай сказок! – шумел Антон. – Знаем мы, кому врачи в Америке помогают. У кого страховка есть! Остальные идут лесом.

– А что? Может, оно и лучше, – рассуждал Толик. – А то у нас по больницам шастают все кому не лень.

Матвей молчал. Он мог бы сказать, что лечил тех, кто не в состоянии себе купить даже бинты с аспирином. Но зачем? Его приятелям такие поступки покажутся обычной глупостью.

– Вот-вот! Там и за здоровьем своим следят, потому что лечиться – дорого! – произнёс Антон, как тост, и выпил залпом.

– У нас в частных клиниках, знаете ли, тоже не дёшево, – заметила Люба.

– И правильно! – рявкнул Антон, ещё корчась от алкоголя. – Хотят качественного обслуживания, пусть выкладывают шекели!

– А ведь сам Гиппократ говорил, что нельзя лечить бесплатно, – вспомнил Толик, поправляя очки. – Потому что тогда пациент перестанет ценить своё здоровье, а врач свой труд.

– Что бы ни говорил Гиппократ, – сказал Матвей. – Лично я давал слово лечить всех, кому нужна помощь.

– Какое благородство! – съязвила Оксана.

Упершись руками в стол, она глядела на Матвея так, будто они были одни.

– Благородство здесь ни при чём, – сухо ответил он. – Это мои прямые обязанности. Я врач.

– А мы что не врачи, что ли?! – взревел Антон и ударил по столу кулаком. – Или, по-твоему, врачи только хирурги, а остальные так, вешалки для белых халатов?

Антон никогда не умел пить. Он быстро захмелел и стал смотреть на Матвея с хищной злостью. В другой раз Матвея бы это зацепило. Он бы выволок приятеля на свежий воздух и мигом протрезвил, уронив лицом в мокрые осенние листья. Но сейчас скандал был никому не нужен.

Матвей долго на него смотрел, а потом обратился к Толику:

– Подай мне виски.

Толик боязливо захлопал глазами под очками. Потом, стараясь не пересекаться взглядом с Антоном, взял бутылку, которая была от того в опасной близости, и передал Матвею.

Оксана, видя, к чему идёт, поспешила заговорить о другом.

– А какие в Америке женщины? – спросила она громко. – Правда, что они все жутко некрасивые?

Матвей поглубже вдохнул и повернулся к ней, случайно угодив взглядом в сочную грудь, полукружьями виднеющуюся в глубоком вырезе кофточки. Он тут же поднял глаза на лицо Оксаны, но было поздно. По её шельмоватой улыбке понял, что именно этого она и добивалась, когда выбирала наряд.

– Все они разные, – сказал Матвей, припоминая, о чём был вопрос. – Белые, темнокожие, азиатки. Некоторые очень красивые, некоторые – не очень. Как и везде.

– Но здесь-то миленьких явно больше?

Матвей пожал плечами.

– Да, если ты так хочешь.

– А на самом деле?

– А на самом деле, я не знаю. Я был слишком занят и не успевал сравнивать.

– Скажи ещё, что ты совсем на девушек не смотрел! – усмехнулась Оксана.

      Мама с любопытством взглянула на него, пригубив вино из своего бокала.