Светя другим – сгораю

Пёс лизнул на прощание руку Матвея и поторопился за хозяйкой. Слышно было, как когти бигля царапают ступени лестницы и металлически стучит жетон на ошейнике. Звуки эти стремительно удалялись, уходили вниз, как вода утекает в сливное отверстие раковины.

Наконец, дверь на первом этаже хлопнула, и Матвей ощутил себя выброшенным в открытый космос, где даже крик превращается в тишину.

Глава 3.

– А я вам говорю: нечего в этой стране делать! – настаивал Антон. – К медицине здесь относятся, как к сфере обслуживания. Никакого уважения!

Он резко провёл рукой по коротким всклокоченным волосам. От алкоголя и спора, им же самим затеянного, щёки у него раскраснелись.

– Да, – согласилась Люба, вяло переведя взгляд с Антона на Матвея, а потом на свою тарелку. – К врачу на приём приходят всё равно что на маникюр или стрижку.

Её до одурения ровный, монотонный голос и замедленные движения сводили с ума.

– И ведь все знают, как именно врач должен лечить! – почти кричал Антон. – А если ты их лечишь не так, как они хотят, – начинаются жалобы! А мне потом что делать, когда на меня этих жалоб целая стопка собирается? Без зарплаты сидеть? Я зачем их лечил?! – он вскинул руку, и виски из его стакана плеснуло на белую скатерть, чего он в горячке даже не заметил. – Зачем время на них тратил? Я ведь тоже человек. Тоже хочу жрать и на работу не в драных штанах ходить!

– Ой, Тох, не начинай, – поморщился Толик, и его очки сползли до самого кончика носа. Он поправил их знакомым со студенческих пор движением – пальцем за центр оправы – и продолжил: – Тебе ли про дырявые штаны петь? У тебя отец недавно в министерство перебрался.

– А причём тут мой отец?! – так подскочил на месте Антон, что стул под ним сдвинулся и скрипнул. – Я что, по-твоему, не работаю? За счёт отца живу?!

– А как ты, простой лор, купил квартиру с видом на Москва-реку? А про то, на чём ты на работу ездишь, я лучше промолчу. У нашего завотделением машина скромнее.

– Ты, Толик, тоже не прибедняйся, – сказала Люба, разрезая мясо и ни на кого не глядя. – У тебя самого скоро новоселье.

– Ребята, перестаньте! – вмешалась мама Матвея и по очереди всех оглядела. – Родители должны помогать своим детям. Это естественно. Не надо смотреть на их заботу, как на подачку или что-то постыдное. Если есть возможность, почему не помочь?

Матвей слушал рассеянно и ничего не говорил. Алкоголь расслабил его, успокоил, оттеснив ужас трагедии, о которой он узнал лишь несколько часов назад.

Когда это произошло? Что случилось с Леной? И почему?

Матвей жалел, что не узнал у соседки Садовских – уже бывшей соседки – никаких подробностей. Мысли его прыгали с одного на другое, но в конце концов возвращались к Лене и закольцовывались на её смерти.

А ещё Матвей упустил последнюю нить, которая могла привести его к Алике. Чёрт знает, где теперь её искать!

Пять лет назад телефон Алики оказался навсегда заблокирован, а страницы социальных сетей удалены. Близких подруг и друзей у неё не было. Во всяком случае, сколько Матвей не перебирал в памяти, не вспомнил ни одного человека, к которому можно пойти и хоть что-нибудь узнать о ней.

Попробовать расспросить в художественной галерее, где работала Лена? Алика часто там бывала. Даже подрабатывала, пока училась в институте.

Там же в постоянной экспозиции представлены картины её матери. Наверняка она, как и раньше, приходит на них посмотреть время от времени. Может, в галерее про Алику что-нибудь слышали?

Точно! Надо сходить туда завтра прямо к открытию и поговорить с сотрудниками.

– Ладно, мальчики, – вздохнула Люба. – В конце концов, мы собрались не для того, чтобы ваши квартиры обсуждать.

Матвей услышал это и поднял голову. Ребята смотрели на него.

Они пришли втроём. Люба, Толик и Антон – дети тесно знакомых врачей, друзей отца Матвея. Наверное, это единственная причина, по которой они худо-бедно общались между собой.

– Да! – подхватил Антон, поднимая стакан. – Сегодня мы чествуем нашего иностранца. Какой ты всё-таки молодец, что свалил!

– Я тоже считаю, правильно сделал, – добавил Толик. – И я бы уехал, если бы позвали.

– Да любой бы уехал, чего говорить!

Антон махом выпил всё, что оставалось в стакане.

Матвей давно понял, что его приятели зря пошли в медицинский. У них не было ни желания, ни способностей к профессии врача. Родители – завы, главы, чины из министерства и труженики частной медицины, – заталкивая детей в мединститут, распаковывали перед ними карьеру, которую тем оставалось только накинуть на себя, как новенький белый халат.

– Если все разъедутся, кто будет лечить людей здесь? – спросил Матвей.

– Пусть сами себя лечат! – ответил Антон, морщась от виски. – В Интернете же написано, как. И чему мы столько лет учились!

Ну да, ну да.

Антона однажды чуть не отчислили из университета. На экзамене по анатомии он, вытянув билет про череп, перепутал лобную кость с лобковой. Профессор был вне себя и, краснея от наступающего приступа гипертонии, кричал, что человек, который не может отличить голову от того места, каким соображает, не должен лечить людей.

– Напрасно вы думаете, что люди на западе не освоили Интернет, – возразил Матвей.

– Тогда пусть идут к шаманам! – не унимался Антон. – Здесь в них уж точно верят больше, чем в нас.

– А ещё все считают, если у врача хорошая машина или дорогие часы, то он обязательно нажил это на здоровье пациента, – сказала Люба. – У нас верят только бедным врачам, голодным и несчастным. А такие, как эти двое, – она небрежно кивнула на Антона и Толика, – Поводы для вечных сплетен что среди коллег, что среди больных.

Матвей практически не общался с одногруппниками с тех пор, как закончил университет. Пару раз они созвонились с Антоном. Изредка загоралась и тут же гасла переписка с Толиком. С Любой же он и в студенчестве обмолвился лишь сотней слов – вряд ли больше, – из которых половина «привет» и «пока». Он был не против повидаться с университетскими знакомыми, но не расстроился бы, если бы они не пришли.

– А что Оксана задерживается? – как бы между делом спросила мама.

Матвей тут же забыл, о чём шёл разговор минуту назад.

– Ты пригласила Оксану?

Мама невозмутимо пожала плечами.

– Я пригласила всю вашу компанию.

Она не смотрела на сына и упорно делала вид, что не замечает его пристальный взгляд.

Матвей опрокинул в рот остатки виски, поставил стакан на стол и откинулся на спинку стула. Он хотел встать и уйти, но понимая, насколько это глупо, остался сидеть.

– Странно, что Оксана опаздывает, – заметил Толик. – Раз Матвей приехал, она должна была всё бросить и лететь сюда, как «Чёрный дрозд»!

– Да скоро придёт, – отозвалась Люба. – С работы не отпустили, а приём у неё до шести.

– Точно! – крикнул Антон, хлопнул в ладоши, а потом выкинул указательные пальцы в сторону Матвея, как пистолеты. – Ты ж встречался с Оксанкой!

– С ней полпотока встречалось, – буркнул Матвей, наливая себе ещё.

– Но влюблена-то она была в тебя, – сказала Люба.

Матвей поморщился.

– Оксана не была в меня влюблена. Ни она в меня, ни я в неё.

Он быстро глянул на маму, прикидывая, что она знала об их с Оксаной отношениях (что-то ведь наверняка знала!). Она сидела, посматривая на ребят будто невзначай, но Матвей видел – её любопытство обострено до предела.

– Тогда что ж она липла к тебе, как шерсть к халату? – засмеялся Антон. – А когда ты её бортанул, у неё вообще крышу снесло! Что она только ни делала, чтобы тебе подгадить.

– Я помню, как она начинала кашлять, когда ты пытался сбежать с пар Ткачёва, – сказал Толик. – Он у нас вёл отоларингологию и требовал обязательного присутствия на всех лекциях. Или не видать зачёта, – пояснил он Веронике Николаевне. – Матвей придёт, отметится, а через полчаса вещи соберёт и тихонечко к выходу. Эта заметит и давай задыхаться. Ткачёв оборачивался, видел Матвея, а его-то, двухметрового, отовсюду видно, и начинал при всех его честить, а в итоге: «Продолжаем лекцию. Садитесь, Филь. После пары я хочу увидеть ваш подробный конспект».