Страница 7 из 9
– Да ну тебя… – обиделся я.
– Разговорчики! Не хватало, чтобы вы подрались! – командовал физрук.
– Ленка!
– А?
– Может кому-то из девчонок стоит спеть песню? – предложил Андрей.
Одноклассница поравнялась с нами и бежала слева от меня, отвечая Лебедеву, при этом смотрела глазами на меня:
– Думаю, у моего жениха, есть такой друг, – и подмигнула Максиму.
– Очень смешно, – осклабился тот без юмора, ускоряясь. – Я только ещё песни от женского лица не пел!
Хотелось поскорее закончить урок, прийти на английский и поговорить с Ангелиной Львовной. Не знаю, получиться ли, напроситься в гости, но она ведь приглашала меня, так? Так. Ну и пойду.
Зарядка взбодрила меня и после прыжков, отжиманий на турнике, я в сто тысячный раз убедился, что больше ничего от физры не хочу, а нашему многоуважаемому… как-его-там? Георгию Егоровичу надумалось до конца урока снова играть в пионербол. Господи, кто придумал эту идиотскую игру? Я хотел было вновь отказаться, но если бы не Максим и Андрей вряд ли бы воздержался от упрямства. А ещё, что любопытно, Ленка вдруг стала судьёй, пока физрук ушел, и будто специально болела больше за другую команду, а не за нас. Впрочем, почему бы не выиграть?
Игорь
Как я и думал, что все начнут с круглыми глазами просить меня снова играть! Да, я одно время играл в волейбол во дворе и то, потому что Катька приходила… и вообще чего она постоянно уже в моих мыслях? Видимо потому что тётя Рита напоминает о ней. Сегодня у этой мадоси день рождения… рад за неё. Номер не запоминал и попросил тётю передать поздравления.
Переодевшись, я первым из всех явился в кабинет английского, замирая в дверях, точно любой шум мог выдать моё присутствие. Ангелина Львовна с кем-то говорила по телефону.
Я не застал саму суть разговора, а последствия после него. Она сняла очки, одновременно положив белый смартфон на стол, шумно выдохнув, сплетая пальцы. Смотря в окно, её лицо отражало прежнее бесстрастие, но стоило глазам привыкнуть к лучам солнца, разгладились первые признаки усталости и, надев очки, любопытно спросила меня:
– Ну и чего стоишь у дверей? Входи.
Я неосознанно дёрнулся, проходя ко второму рядом на первую парту. Ангелина Львовна открыла журнал и, сощуриваясь, уточнила:
– Ты с Леной хочешь сидеть?
– Нет. На задних рядах вас плохо слышно, – в полуулыбке ответил я, готовясь к уроку. – У вас как всегда, до трёх сегодня?
– Красов, не тяни кота за все подробности… – тихо сказала мне, улыбаясь в голос. – Ты если что-то спросить хочешь, спрашивай прямо, – более громче, и в прежней манере строго учителя, добавила, листая журнал.
– Вы что-то про одежду говорили… насчёт сценки… я подумал…
– Хорошо. Приходи. Юбилейная семь, квартира третья, – говорила женщина, отдавая записку с адресом. – После пяти. А лучше шести, я как раз заканчиваю к этому времени проверку в тетрадях и потом до восьми буду свободна.
– Спасибо… я приду тогда завтра к пяти. У вас выходной ведь?
– Да. Приходи. Но не забудь, что репетиция сегодня и завтра после уроков.
– Так точно, – и осклабился.
Как только одноклассники расселись по местам, я отодвинулся к окну ближе, чтобы не занимать полпарты. Ленка удивленно посмотрела на меня, словно думая я ли сел рядом с ней и улыбаясь от уха до уха, приготовилась к уроку за минуту до звонка. За спиной слышал, что шушукаются девчонки и передают друг другу записки. Я почувствовал на себя взгляд, и мог узнать его, не поворачиваясь, чтобы убедиться в своей догадке.
Максим смотрел на меня до тех пор, пока я не глянул за плечо. Он на пальцах показал, что нужно сделать. Поглядывая на Ангелину Львовну, я взял телефон и проверил сообщение.
Давай после уроков на стрельбы съездим?
Давай :)
Тебе Юлька звонила? Не отвечает мне :(
Я уже и сообщения Вк писал, не читает…
Тебе мама звонила?
Да, я… знаю про дальнейшее оперирование…
У меня в голове не укладывается, чтобы
написать и сказать!
Мама сказала, скорее всего, НГ
в Новосибирске встретят :(
Будут удалять?
Я не отважился добавить ещё одно слово, которое и так понятно было. Прошло не больше полминуты, как я прочёл ответ:
Да… если даже оставят,
то глаз перестанет
быть жизнеспособным.
Совсем?
Совсем.
В горле образовался ком горечи, приближаясь жгучей болью к глазам. Я отложил телефон в сторону, так и не прочитав входящее сообщение. Какой-то сплошной круговорот событий происходит… только к одному привыкнешь, опять что-то свалиться и ты хоть что делай, а никак на это не повлияешь. Даже если Юле предстоит потерять один орган зрения, я не перестану быть с ней.
Что-то мне подсказывало, что как только всё закончиться, моя подруга потеряет не только мечты, но и себя… я мысленно готовился к встречи с ней. И пусть не верил в бога, обращался к своему дедушке… пусть Юля скорее поправиться, вернётся домой и тогда точно, будет спокойно на душе её, а тревоги я пройду вместе с ней. Даже на расстоянии.
В груди вновь нарастала знакомая боль, несказанных слов. А они были не мои…
Юля
Я расчёсывала сама волосы, не подходя к зеркалу. Мама находилась на кухне. Сегодня мой первый завтрак за столом, а не в кровати. Со вчерашнего вечера, как мне разрешили вернуться с мамой на квартиру тёти Риты, я то и дело сидела, смотрела телевизор, и не вникая суть передач. Будто смотрела сквозь… Если бы не присутствие мамы, вряд ли помнила, что не одна.
После того, как мама поговорила с Антоном Викторовичем, я узнала, что мой глаз будет удален из-за сосудов, которые слились с другими и если бы их не закупоривали, то пятно стало бы опухолью и вновь начались кровотечения. Я не была уверенна, что до конца можно спокойно ложиться на правую сторону лица. Вдруг опять подушка прилипнет к щеке…
Заплетая шишку на затылке, я укуталась в халат, достигающего пола, тепло которого на ногах не ощущала. Стены квартиры слишком тесными стали и воздуха катастрофически было мало. Я просила маму открыть окно всякий раз, когда возникало это чувство, и она приоткрывала чуть-чуть, и после моих глубоких вдохов, закрывала.
Хотелось убежать отсюда.
Скрыться.
В душе такая пустота была, что ощущала себя зомби. Моё лицо напоминало маску отреченности, опустошения и безразличия. Аппетита пропал. Ничего не радовало. Н и ч е г о.
– Может чай?
Я не могла злиться на маму. Она не заслуживала слышать моих слов, что рвались наружу. Молчание стало лекарем.
Каждый миллиметр бреши моей души наполнялось им. Желания разговаривать пропадало. Пусть пройдёт время, я вновь захочу что-то в своей жизни делать. Например, пойти в школу. Или послушать музыку. Но эта пропасть…
…она преследует меня ровно с того момента, как я узнала что буду находиться в больнице. А точнее в больницах.
Тринадцать лет мне только исполнилось. Я чувствую себя не ребёнком, а вот стойкий оловянный солдатик с меня что надо, вот кто я! За что такое наказание…
….зачем…
– Юль?
…для чего…
– Да. Давай, – ровным голосом согласилась я.
Заботливые руки отпустили мои плечи, оставляя после себя след. Мама переживала так же, как и я. Я помнила сообщения, которые присылал Игорь. Их было столько, что стало стыдно отвечать одним сообщением. Хотелось ответить на каждое. Четырнадцать штук. Четырнадцать, за один день! Именно в тот, когда узнала о последствиях операции. Я не читала ещё…
Пока мама возилась с чайником, взяла свой смартфон и открыла переписку с Игорем. Первые сообщения были с фотографиями, а особенно Симба постоянно утыкался носом в камеру, пока его хозяин пытался сфотографировать себя, вызывая тем самым у меня улыбку, что так прорывалась на ощутимой застывшей маске, как воск.