Страница 11 из 19
Молча доходим до паркинга и Фил открывает передо мной дверцу черного трака, помогает забраться на высокую ступеньку. Закидывает чемодан в кузов и, сев в машину, заводит мотор, который отзывается глухим рычанием.
Едем не особо долго. Вскоре Гринвуд тормозит у здания больницы. Смотрю на это навороченное сине-белое здание, так не вписывающееся в привычную картину трущоб, и сердце пропускает удар.
Неприятные чувства накатывают, опутывают щупальцами страха, волнения и грусти. Я дрожу, не спешу выходить из машины. Боюсь того, что увижу. Страх сковывает по рукам и ногам, становится сложно дышать.
Крупная рука ловит дрожащий подбородок и поворачивает мое лицо, заставляя встретить строгий взгляд сероватых глаз. Знакомый незнакомец выглядят зловеще в полумраке салона.
– Все та же золотая девочка… – говорит словно самому себе.
Вспоминаю свое прозвище из далекого лета нашей дружбы. Фил встречает мой растерянный взгляд. Просто смотрит секунду-другую и в этом молчании я чувствую недосказанность. Ощущаю, как его палец слегка ласкает мою щеку и отстраняюсь. Не люблю прикосновений, не терплю, когда нарушают личное пространство.
Беру себя в руки, открываю дверь и выпрыгиваю из салона.
Дождь уже прекратился. В воздухе пахнет сыростью и затхлостью.
Знакомый мерзкий аромат трущоб. Я иду вперед, к главному входу в здание.
Меня встречает практически пустое белоснежное фойе со стойкой персонала в отдалении. Подхожу к полноватой медсестре с уставшим безразличным взглядом.
– Здравствуйте. Ивет Соммерсье госпитализирована в эту больницу.
Женщина в голубом сестринском халате безразлично проверяет списки по компьютеру, бросая на меня уставший ничего незначащий взгляд.
– Корпус интенсивной терапии. Палата триста пять. Тут пометка, что вам необходимо срочно подойти к лечащему врачу. Его кабинет на том же этаже. Доктор Навин. У пациента проблемы со страховкой. Вы ведь родственница, так?
– Дочь, – коротко поясняю.
В ответ получаю сухой кивок.
– Распишитесь.
Глава 12
Девушка опять утыкается в экран компьютера, теряя интерес ко мне.
Профессиональное ограждение от чужих проблем. Сколько таких нищих и несчастных побывало в стенах этого здания, насквозь пропитавшегося запахами лекарств и антисептика.
Отхожу от стойки и иду к лифтам, створки открываются, прохожу в белоснежное нутро кабины и удивляюсь, когда вслед за мной заходит Фил и нажимает на нужный этаж.
Я думала, что он не потащится со мной. Читая в моем взгляде явное удивление, Гринвуд поясняет:
– Адик, я не оставлю тебя, Эйрин меня просила не спускать с тебя глаз, так что, детка, я доведу тебя до дверей и сдам с рук на руки, так сказать, – сухой ответ и легкая пугающая улыбка.
Молча отворачиваюсь. Двери открываются, и я первая вылетаю на этаж.
Мне наплевать сейчас на все. Ноги несут вперед, пока я не выхватываю дверь с цифрой, которую ищу.
Подхожу к двери и замираю. Сердце пылает в огне, рвется в клочья, когда вижу через маленькое стеклянное окошко кусочек жестокого мира, который погружает меня в новую агонию, стоит только рассмотреть маму, лежащую на койке с подключенной аппаратурой жизнеобеспечения.
Закрываю ладонью рот, чтобы не заорать в голос. Ноги подкашиваются, и я прислоняюсь к двери. Не могу моргнуть, продолжая рассматривать хрупкое тело с растрепавшимися по подушке длинными белоснежными волосами, с кислородной маской на лице в окружении трубок и специальной аппаратуры.
Рядом на стуле прикорнула чернокожая полная женщина с опухшим от слез лицом. Отшатываюсь. Тру ладонями лицо, пытаясь вернуть себе самообладание, но я проигрываю своим чувствам, сердце сжимается в груди в предчувствии неизбежного.
Пока я еще не открыла дверь, эта реальность не обрушивается на меня, не уничтожает своей озверелой мощью. Выдыхаю. Берусь за ручку, распахиваю дверь и получаю сокрушительный удар под дых.
Я бросаюсь к койке, падаю на колени и захлебываюсь слезами. Я не готова видеть то, что вижу, я не готова чувствовать всю ту боль, что разрывает внутренности!
Еще вчера я думала, что испила чашу боли в достаточной степени. Сейчас я четко понимаю, что живо еще мое сердце и открыто для океана бескрайнего страдания.
Я захлебываюсь, я смотрю в родные голубые глаза, которые полны понимания, осознания и скорби. Читаю в бездонных материнских глазах всю бескрайнюю любовь этой сильной и несгибаемой женщины, которая прикована к постели и дышит через маску.
Я хватаю руку с натруженными пальцами и улыбаюсь сквозь слезы, которые застилают все вокруг. Я не позволю своему страху поглотить меня. Я не собираюсь сдаваться. Не сейчас, когда нужна той, которая положила всю свою жизнь на алтарь моего благополучия.
– Я здесь, мамочка, родная моя, все будет хорошо! – шепчут губы банальные фразы, которые сами срываются. Кого я больше успокаиваю этими простыми обещаниями, ее или себя? Я не знаю… – Ма… Мы выкарабкаемся! Я клянусь тебе! Все будет хорошо! Я тебя вытащу!
Целую одеревенелые пальцы, прислоняюсь лбом и пытаюсь собраться. Дышу, заставляю себя выдыхать через рот, выполняю дыхательные упражнения, которым меня так хорошо обучил мистер Уильямс.
Успокаиваю дыхание, заставляю сердце замедлить свой бег. Поднимаюсь и встречаю тревожный взгляд Эйрин, разворачиваюсь и выхожу из палаты. Мне нужен врач. Мне нужно понять, что от меня требуется.
Закрываю за собой дверь. Иду по коридору, ищу. Останавливаюсь, как вкопанная, перед нужным кабинетом, стучусь и вхожу.
При виде смуглого, молодого, необычного мужчины теряюсь.
– Здравствуйте. Мне нужен доктор Навин, я дочь Ивет Соммерсье.
– Проходите, садитесь, – отвечает мне врач с акцентом. Судя по всему, передо мной эмигрант из Индии. Молодой для занимаемой им должности, с аккуратной бородкой и в традиционном головном уборе своей касты.
Я так обескуражена эпатажным видом этого врача, что теряюсь от его добродушной улыбки. Он встречает меня не как нищенку, у которой нет страховки, а с теплотой, словно давнюю знакомую.
В моем нынешнем состоянии я воспринимаю происходящие со стороны. Словно это я и не я…
Смотрю на стену за спиной врача, увешенную множеством грамот и наград в хирургии. С такими регалиями его, наверное, можно считать одним из лучших специалистов в нашем захудалом округе.
– Садитесь, мисс Соммесье, разговор будет сложным, – кивок в сторону стула, и я на деревянных ногах подхожу и выполняю приказ.
– Пациентка, я так понимаю, ваша мать? – взгляд на меня, и я киваю. Врач смотрит в бумаги, лежащие на столе. Бегло читает диагноз:
– Центральный или спастический паралич. Болезнь развивается вследствие нарушений корково-спинномозгового пути.
Взгляд на меня. Не понимаю ни слова. Доктор Навин моргает. Пытается донести до меня смысл сказанного.
– Ситуация сложная, запущенная. Нужна операция. Однако должен вас предупредить. Даже при положительном исходе, соблюдении всех необходимых процедур и учитывая прочие факторы, шансы на положительный результат минимальны. Если нам удастся спасти пациентку, она окажется полностью прикованной к инвалидному креслу. Сожалею.
Из глаз брызгают слезы. Забываю, что должна дышать. Все темнеет. По ощущениям – меня прибивает к земле тяжеленным булыжником, ломает до основания.
С профессиональной холодностью врач расписал мне всю ситуацию.
– Мисс Соммерсье, – все так же спокойно он протягивает мне стопку бумаг, – прошу, подпишите документ, подтверждая, что ознакомлены со всеми обстоятельствами кейса.
Я пробегаюсь по документу, подготовленному в двух экземплярах, и в конце вижу цифру, которая ввергает меня в шок.
– Эта сумма, – проговариваю я пересохшими губами, – сюда входят все затраты на операцию, лечение и последующую реабилитацию, так?
– Совершенно верно, – отвечает врач со свойственным этой профессии равнодушием.
– Благодарю вас, – отвечаю, расписавшись в обоих экземплярах. Один из которых мужчина забирает и кладет в ящик стола.