Иду на свет

Знает, что он это очень любит. Знает, что крышу ему рвет. Дрожит от нетерпения, когда его рука с нажимом спускается вниз от груди по животу.

Сама разводит колени бесстыже широко, кажется, что от одного только предчувствия касания готова кончить, но когда оно случается — охает, неосознанно подаваясь навстречу.

— Я долго не смогу… — шепчет, признаваясь в очевидном, делая ещё несколько движений навстречу влажно скользящим по промежности пальцам. Ловит Данину улыбку. Снова его губы, чувсвуя, как пальцы ласкают клитор, нажимают. Это так хорошо, что Санта ещё сильнее раскрывается…

— Всегда спешишь куда-то…

Пропускает его замечание мимо ушей, потому что переживает новый восторг — горячий член очутимо давит на вход, прикусывает мужской подбородок в ожидании толчка…

Данила чуть бодает, прижимается губами к мочке уха, прикусывает её в отместку, отпускает…

Его движение внутрь резкое, но всё равно будто осторожнее, чем обычно. Чем тот секс, который Санта помнит.

Данила входит в неё и задерживается. Чувствуя такую необходимую обоим наполненность, Санта сильно сжимает мужские плечи, губы ищет, ловит ими: — Умница моя…

Но в улыбке расплыться не успевает — уже на следующем движении её взрывает на осколочки яркого счастья.

— Мальчик или девочка? — вопрос Данилы заставил Санту распахнуть глаза.

Попасть из темноты под веками в темноту комнаты с зашторенными окнами. Она пригрелась у него под боком, заснула практически, а тут такое…

Поглаживавшая её рука не поменяла темп, не сбилась, а у неё быстрее забилось расслабившееся было сердце.

Санта оглянулась, взгляд поймала…

— Девочка.

Ответила, чтобы впитать его реакцию. Секунда колебания, потом улыбка. Прижавшиеся к ее плечу губы, новые поглаживания, которые сьезжают на животик.

В горле Санты застряет уточнение, что их девочка пока совсем крохотная. Он не представляет даже, насколько.

— И имя уже есть? — Данила продолжает спрашивать, а Санта благодарит бога, что в темно не будет видно, как ярко покраснела.

Пожимает плечами.

— У меня была идея, но надо будет новое придумать…

— Скажешь? — просьба Данилы не звучит требовательно, поэтому Санта пользуется возможностью не говорить — мотает головой.

Пусть все мысли и чувства, которые сопровождали их с малышкой на протяжении этих месяцев, останутся только в её памяти. Она собиралась назвать дочку в честь её отца. Чтобы хотя бы так он точно у неё был. Теперь же в этом нет обходимости. Он будет. И любить будет. Уже любит, возможно.

Имя же они придумают вместе. Она на любое согласится, если Данила предложит.

Из Санты пропало всё упрямство, страх раствориться, желание отстоять…

Он не претендует на поглощение. С ним не надо бороться… Этот урок важен настолько же, насколько болезненный. Да и она не такое уж жалкое создание, как самой казалось. Ни один из них не делает другому одолжение. Ни он к ней, ни она к нему не снисходит. Они на равных, пусть между ними разница в десяток лет. Пусть он — партнер, а она… Беременная студентка.

Это всё — маркеры для незнающих. Для них же — пыль.

— Без тебя мне очень плохо…

Признание дается Санте легко.

Она поворачивается на кровати, обнимает Данилу за шею, прячется лицом там же…

Поглаживания перемещаются на заброшенную на его бедро ногу.

Делая вдох за вдохом, Санта осознает, что то самое признание не завершено. Там ещё должно быть «а с тобой так хорошо»… Но это скажет позже. Ей бы надышаться.

Раз за разом. Вдох за вдохом.

Всё глубже. С задержкой… До боли в легких…

— Ты так пахнешь…

Шепот Санты растворяется в воздухе. Это, наверное, самое важное из всех её признаний. Он вряд ли до конца понимает, какое отчаянье потери она пережила. Никто не понимает. Никто не знает, как горько плакала из-за одного лишь осознания: так уже не будет. Он не даст себя вдохнуть. У неё не будет шанса к нему прижаться.

Вдыхать его будет другая. Он другую к себе подпустит. С другой будет счастлив. С другой заведет других детей. Он это всё заслуживает, Санта даже ненавидеть его за это не могла. Её надолго сковали вина и безнадега в равной степени. А теперь…

Она им правда дышит. Так свободно, что даже не верится.

— Ты так пахнешь, Дань… — Санта повторяет, чувствуя, что глаза щиплет.

Он не знает, что ответить. Растерян будто…

Целует в висок, гладит кожу, сглотнув, произносит правдиво-осторожное: — Как всегда…

А она плачет.

Глава 36

— Алло, Дань… — по тому, как Санта говорит, очевидно, что осторожничает. Почему — ясно. Это первый её звонок на однажды навечно заблокированный для неё номер.

— Что, малыш? — в ответ на его обращение улыбается. Он её сбивает, кажется.

Санта берет паузу, вздыхает…

— Я проснулась без тебя. — Ей ещё сложно говорить то, что просится. Они ещё не совсем доросли до нормальности. Но уже не молчат — это достижение.

— Я скоро вернусь…

Пропустив мимо ушей его обещание, Санта продолжила…

— Без тебя проснулась… Но с кольцом… Это что?

— Обручальное. Или как правильно называется? Ты померила? Снова не угадал?

Он купил новое в один из первых дней. Не кривя душой, собирался сделать не так. Поговорить хотел, начать с договоренности, а уже потом медленно, шаг за шагом, идти навстречу доверию и чувствам.

Ей надежно и безопасно рядом с ним. Ему жизни нет без неё. У них ребенок будет. Нужно держаться вместе.

Он покупал новое кольцо с мыслями об этом. А оставив сегодня утром на подушке, думал уже иначе.

Не так рационально. Точнее совсем не рационально.

Она слишком трогательна, хрупкая, слишком искренне отдавалась и горько плакала. Она хочет, чтобы он её любил, как обещал. Она не переживет предательства, даже если оно будет облачено в отказ от договора.

Договорам между ними не место. Им семью надо строить.

— Дань… — Санта окликает, у неё снова чуть голос дрожит. У Данилы перед глазами картинка. Сидит на кровати, натянув что-то на голое тело, держит в одной руке раскрытую коробочку, которую нашла вместо его головы на соседней подушке. А другой прижимает к уху телефон. Растерянная… Вздыхает опять… — А моё где?

Задает ожидаемый вопрос, только он отвечать не готовился.

Кожу под футболкой царапает вернувшийся к нему крестик и забранное у неё кольцо. Частично забытые, частично совершенно новые ощущения.

Он решил просто, что у неё должно быть новое. Почему — и сам бы не объяснил.

— В надежном месте.

Ответом на заверение служит новый тяжкий вздох…

Она, наверное, чувствует себя немного беззащитной. А может всё куда хуже и его Санта уже на грани паники. Но ей больше не надо цепляться за то, что было раньше. Он снял с неё их общий крест. Дальше понесет сам.

— Ты скоро вернешься? — его слов не может быть достаточно, чтобы успокоиться, но Санта сама же переводит тему. Учится верить в него и его надежные места.

— Пару часов.

— Хорошо…

Его слова немного отрывисты, её — наоборот тягучи. Она взволнована, но старается не накручивать себя. Данила чувствует это, ценит, но похвалить сейчас не может — в нём бушуют другие эмоции.

— Я тебя люблю, — Санта произносит тише. Сказав — улыбается. Заново учится, радует заново.

Заставляет остановиться, опустить голову, улыбнуться в ответ всё же…

— Запомни, на чём остановились.

Данила просит, Санта соглашается. Продолжат болтать, как он вернется. А пока…

Данила скидывает, прячет трубку в карман. Поднимает взгляд на здание, из которого в последний раз вышел пять лет назад с коробкой в руках.

Ему не запрещали возвращаться в Лексу. Но просто смысла не было. А теперь — ни ностальгии, ни воспоминаний о былом-хорошем.

В грудной клетке вибрирует. Всё это время без остановки.

Он же сразу решил, что те, кто сделал такое с его святой девочкой, мирно ходить по земле в жизни не будут.