Иду на свет

— Мы с Макаром вас видели… Здесь же…

Кивает на другой столик, посылая по спине Санты холодок, а ещё вызывая ощущения наготы. В прошлый раз с Алей они действительно сидели там. Значит, их действительно видели.

Это немного сбивает. От этого тут же нужно избавиться, а не запоздало переживать.

— А мы вас нет. Нам есть, на что смотреть и чем себя занимать.

Ответ Санты должен звучать колко. Самой девушке он доставляет легкое удовольствие и возвращает самообладание. Но Максима не цепляет очевидно сильно.

В этом, наверное, его сила. Он не отвечает, а впитывает. Вроде как: тебе хочется бросить пару дротиков? Давай…

А ей ведь правда хочется…

— Так почему ты одна? И почему грустная? Где Чернов?

— Я похожа на человека, который будет с вами разговаривать? — ожидаемой реакцией на вот такой вопрос с очевидной претензией должна бы стать новая ироничная улыбка, но Максим остался предельно серьезным:

— Ты похожа на человека, которому не с кем поговорить…

И сделал предельно больно. Как можно только правдой, которую ты даже для себя толком не сформулировал.

Неспособность быстро ответить Санта постаралась скрыть, а на самом деле выдала слабость.

Подняла стакан, сделала несколько глотков. Знала, что парировать надо. Но как? Если снаряд в мясо рубит душу?

К их столику подходит официант, смотрит на Санту, но попросить счет она не успевает. На локоть парня ложатся пальцы присевшего Максима, он снова улыбчив:

— Повторите нам, пожалуйста.

Берет на себя слишком много. Злит немыслимо.

Заставляет Санту потянуться за сумкой. Она хочет достать кошелек, оттуда наличку. Оставить купюру и уйти. Но не успевает.

Максим проворней. Её сумочка оказывается в заложниках. А сама она — смотрит на наглеца округлившимся глазами.

— Ты мне на один вопрос ответь только…

Но возмущенный взгляд мужчину абсолютно не смущает. Он говорит, склонив голову, потом держит паузу…

— Отдайте мои вещи.

С губ рвется «Данила запретил вам ко мне приближаться», но эта формулировка злит саму Санту. Дело не в запрете Данилы. Она сама — человек, который в праве определять круг своего общения. И Максим — не тот собеседник, в компании которого она готова провести хотя бы десяток минут.

Им говорить не о чем, даже если мужчине кажется иначе.

— Один вопрос и отдам…

Его наглость поражает, но поражаться глупо. В подобной наглости — его суть. В этом его стиль. За это он кем-то ценится.

Выдирать силой — стыдно. Идти на условия — неправильно. Санта чувствует себя немного пойманной…

— Почему ты проигнорировала предложение? Ладно, на вечере. Чернов бдит… При нем нельзя… Это я понимаю, — ирония по отношению к Даниле кажется Санте кощунственной, раздражает, но перебить она не успевает. — Но почему на второе не ответила? Вряд ли предел твоих мечтаний — глушить вечерами коктейли в баре наедине с собой, пока Чернов приумножает череду своих побед… А в Лексе у тебя точно была бы компания…

— Какое второе? — Санта постаралась вычленить из потока речи Максима важное. Повторила. Нахмурилась. Посмотрела в голубые глаза. Наверное, впервые так прямо. То ли почувствовала, то ли увидела в них вспышку. Судя по всему, мужчина доволен. Свою рыбу он подсек…

А рыбе как-то пох. Она ждет ответа.

— Я писал тебе.

Максим поясняет, Санта хмурится сильнее.

Она писем не получала.

— На почту? — уточняет, получает в ответ улыбку и перевод головы из стороны в сторону.

— Нет, малыш… На телефон.

Достает свой, разблокирует и бродит пальцами по экрану. Потом разворачивает к ней.

Позволяет взять в руки. Проверить номер. Посмотреть дату. Убедиться…

Получить новый удар в душу с опозданием.

Болезненный и сильный.

Он как не доверял, так и не доверяет.

Он как решал за неё, так и решает…

— Мне нечего делать в Лексе.

Но всё это — не дело Максима. Поэтому ему достается притворно равнодушный ответ. Она кладет телефон на столик и толкает к владельцу.

Чувствует себя Данилой, который после прикосновений к этому человеку всегда моет руки. Самой тоже хочется…

Она встает, выставляет ладонь, без слов прося отдать сумку, но Максим просьбу игнорирует…

А её так трясет, что скрывать это сложно. Поэтому:

— Я иду в уборную. Когда возвращаюсь — забираю свою вещь и ухожу. Если не забираю — всё равно ухожу. Можешь выбросить в урну, ценного там всё равно нет. — На её ультиматумы мужчина реагирует иронией. Ему вроде как забавно, а ей только злее с каждой секундой. — Не лезь ко мне, Максим… — голос холодеет. Взгляд тоже. Она не просит. Он пусть немного, но серьезнее воспринимает. — Ты везде проигрываешь Даниле. Везде и во всём. У каждого своя судьба. Твоя — такая.

Точно так же, как о каждом своем метком попадании знает Максим, Санта тоже знает, что шибанула больно. Но триумфом не наслаждается.

Её потряхивает. Разворачивается и идет в сторону уборной, лавируя в толпе. Уже там — опускает под воду руки, смотрит в зеркало…

Ей гаже, чем было после разговора с Данилой. Он обвинил её во всех грехах, а сам…

А сам, черт его дери…

Прижавшись спиной к стене, пользуясь тем, что здесь тише, Санта вытерла салфетками руки, разблокировала телефон, набрала Чернова.

Он взял почти сразу.

— Алло…

— Ты рылся в моем телефоне? — пауза, которая зависла после вопроса, говорила о его неожиданности. А Санте служила ответом.

— Что ты имеешь в виду? — куда более однозначным, чем дебильный уточняющий вопрос.

— Имею в виду то, о чем спрашиваю. Ты рылся в моем телефоне? Ты удалял мои диалоги?

— Санта… Ты где?

— Всё ясно…

Не в силах справиться со злостью, девушка скидывает. Рука бессильно повисает, она жмурится. Затылок вжимается в такую же декоративную облицовку. Бьется раз. Бьется два…

— Что ж такое… — Шепчет, жмурясь сильнее… Чувствует, как мир осыпается. И она вместе с миром. Всё к чертям. С самой высокой вершины она уверенно продолжает катиться, со скоростью наскакивая на острые каменные пики. — Что же, мать его, такое…

Ей снова хочется бежать, но правда в том, что бежать некуда.

Ноги несут в сторону столика, за которым недопитый стакан и улыбающийся человек. Второй её не интересует. Впрочем, как и содержащаяся в заложниках сумка.

Пальцы сжимаются на стекле.

— Жарко, правда? — она его осушает, чувствуя взгляд. Отвечать не собирается. — Но ты хотя бы маленькими глотками… Градус же… — На замечание тоже.

Разворачивается, чувствуя легкое головокружение, но абсолютно не боясь.

Выйдет на улицу — полегчает.

В руках жужжит телефон. Санта знает, что это звонит Данила. Но на экран не смотрит. Игнорирует, да.

И к нему домой на разговор она сегодня совершенно точно не поедет.

Её больше не ввергает в тоску перспектива оказаться в своей квартире.

Теперь ей хочется там оказаться.

Ошибкой было шляться. Она вообще совершила много ошибок…

Сама толкнула дверь, не дожидаясь помощи охранника. Чувствуя, что головокружение вопреки логике только усиливается, вдохнула разом много условно свежего воздуха…

Сделала несколько шагов в сторону от стоящих рядом со входом посетителей. Вжалась ладонью в стену, чтобы обрести опору…

От переживаний замутило. Надо было хотя бы что-то съесть…

Ещё одна ошибка в тяжелом ожерелье на шее, которое сейчас так явно тянет её к земле…

— Заяц, ну почему ты постоянно сбегаешь?

После чего — приступ тошноты и откуда-то взявшаяся дрожь. Её бросает из жара в холод, когда сзади приближается человек. Без спросу касается — вдавливая свою руку в её поясницу.

Санте хочется ответить грубо: «В жопу зайца. И тебя тоже». Но язык — соучастник тела. Не хочет ворочаться.

Последнее, что она фиксирует более менее четко — это слабость в руках. Из одной всё же выскальзывает телефон, который всё это время продолжал жужжать. А вторая съезжает со стены. На коже остаются царапины. Мелькает мысль, что так недолго и вовсе осесть. А ещё, что это всё — неадекватная реакция на выпитый залпом коктейль, но развить её — без вариантов.