Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 16 из 71

Санта хотела бы ответить, но не получилось бы. Вслед за мамиными, слезы появились уже на её глазах. Что тут скажешь?

— Мы уже довольно долго вместе были, когда поехали в ту Барселону. Я же и по врачам успела пробежаться, Петю даже затащила…

Первой в руки себя взяла Лена. Продолжила почти спокойно, улыбнулась даже на последних словах, вызывая такую же реакцию у Санты.

Их папа терпеть не мог врачей. Он всегда говорил, что здоров, как бык. И они ему верили…

— У нас не было проблем. Просто стресс убрать — и всё получится. Врачи говорили так. А как его уберешь, если он не готов от тебя отстать? Вот мы и договорились, что уедем на две недели. Представляешь? Наш папа и две недели без телефона, заседаний, встреч…

Санта улыбнулась, чтобы быстро перевести голову из стороны в сторону. Потому что не представляла.

— Сама не понимаю, как у нас получилось… Но… Получилось…

Глаза матери и дочки встретились. И те, и те лучились…

Санта очень любила слушать о том, как её привезли из Барсы. Конечно, этот рассказ не опошляли подробностями. Но ей всегда тепло становилось от осознания, что в дни, когда маме и папе было невероятно хорошо, когда они были только вдвоем, когда они друг друга невероятно сильно любили, у них случилась она.

— Ты спасла меня от страха, малыш… С тобой я уже ничего не боялась.

И пусть её заслуги в этом нет, но по грудной клетке теплом разливается любовь. Так сходу и не поймешь — своя или родительская.

Мамина рука так и лежит на щеке, Санта накрывает её своей ладонью, тоже гладит.

— А почему вы больше детей не захотели?

Этот вопрос она тоже не задавала. В детстве «сестричку» или «братика» не просила. По той причине, которую отчасти озвучила Даниле.

У неё были братья, но близости с ними не было. Она тогда не представляла, что может быть иначе.

Но родители… Они же мыслили не так.

Елена задумалась, ненадолго взгляд скосила. Потом снова на Санту — лучистый, но чуточку грустный…

— Мы хотели. Пробовали ещё… Но как-то не получалось больше. Бог так решил, значит. Весь в тебя вложился…

В кухне повисла тишина. Лена с любовью смотрела на своего ребенка. Санта — снова за окно. Туда, где снег и елки. Закусила губу, прикрыла глаза, выдохнула…

Нельзя всего и всегда бояться. Просто нельзя.

Чтобы подарить спокойствие отцу, её мама когда-то делала куда более рискованные шаги, чем те, которые сегодня страшат Санту. Вела себя смелее. Жалела себе меньше. Больше жалела его.

Не боялась сравнений с женщиной, которая, в отличие от «Риты», навсегда осталась в жизни её любимого мужчины. Потому что мать детей не вычеркнешь.

Может даже больше любила. И этому надо учиться.

Очень надо…

— Ма…

Чувствуя, как сердце сбивается с ритма, Санта вернулась взглядом к лицу Лены. Та продолжала улыбаться, когда Санта смотрела уже серьезно. Явно не ждала подвоха. Скорее всего явно же не готова услышать вот сейчас то, что Санта готова сказать…

— Ты только не волнуйся, хорошо?

Улыбка Елены становится шире. Она не ждет удара — кивает.

— Ты знаешь, что я человека одного люблю…

Слова срываются с губ Санты, и это почти так же страшно, как когда-то было признаваться в чувствах Даниле. Но если она хочет будущего с ним — это всё надо делать. Шаг за шагом. День за днем.

Ей и так повезло. Там, где казалось, нет ни единого шанса, ей так легко досталась огромная любовь. Которую нельзя предавать сомнениями, излишней осторожностью и скрываемым эгоизмом.

— Знаю, Сантуш… И жду, когда ты меня с ним познакомишь. Может на Новый год? Приезжайте вместе… Я буду рада…

Осознавая, что Санте нужна поддержка, Елена тут же её дает. Подхватывает, улыбается, смотрит тепло и предлагает так, что не усомнишься: она правда будет рада. Она примет выбранного дочерью человека. Она ей доверяет…

— Вам знакомиться не надо, мам…

Но дочь умеет удивлять.





Шепчет, зная, что щеки загорелись. Хочет отвести взгляд, но нельзя. Собирается, сжимается внутри, смотрит в глаза…

— Это Данила, мамуль. Данила Чернов.

— Зачем ты голая выскочила, Сант, а?

Санта с замиранием сердца следила, как Данила огибает машину, на ходу расстегивает пальто, стягивать начинает…

— Мне не холодно… — она говорит правду, но в ответ получает только скептический, не очень довольный взгляд, а потом его пальто приземляется на её плечи.

Ей правда не было холодно, но ощутив его тепло и запах туалетной воды, становится ещё и спокойно.

Потому что всё утро потряхивало. Санта волновалась жутко.

Вчера вечером рассказала маме о том, что они с Данилой вместе. Елена не падала в обморок, не обвиняла, не говорила, что выбор дочери не одобряет. Но была знатно огорошена, что и неудивительно.

Аккуратно спрашивала, как они с Данилой к этому пришли. Поражалась сильней, потому что Санта решила быть честной до конца.

Понимала, что маму может ранить осознание, насколько её ребенок получился скрытным, но рассказывала, как на духу. Она любит его с детства. Он заметил её, когда пришла на стажировку.

Как-то так получилось, что вроде бы с легкой руки самой Елены… Но в этом не стоит себя винить. Потому что он очень хороший, заботливый, добрый… Это не его идея — всё скрывать. Отчасти это его ей подарок. Он о ней беспокоится. Хочет для неё лучшего. Позволяет учиться, радуется достижениям, не давит и не требует…

Она очень его любит, но не может расслабиться настолько, чтобы в этой любви раствориться. Почему — обеим Щетинским понятно. Санте страшно повторить судьбу мамы. И маме тоже страшно, что она повторит…

Вечером же было принято решение не ждать Нового года. Санта позвала Данилу приехать в воскресенье. Он будто немного напрягся, но, конечно же, не отказал.

Был на месте в назначенное время. Пунктуальный, собранный, напряженный…

— Всё хорошо? — Санта, выбежавшая его встречать прямиком под снег без верхней одежды, спросила, когда шли в сторону дома.

В ответ получила серьезный взгляд, кивок…

— Думаешь, одна волнуешься? — и вопрос с внезапной улыбкой. Такой теплой, что не улыбнуться в ответ — нереально.

И пусть до крыльца всего несколько шагов. Пусть внутри тепло, светло, вкусно пахнет и их уже ждут. Санта не выдерживает.

Делает длинный шаг, высвобождая плечи из-под прижимавших к ним мужское пальто пальцев. Оборачивается, заставляя Данилу остановиться. Смотрит чуть снизу. Улавливает в глазах Данилы непонимание…

— Если бы папа был жив и он был бы против… — Санта начала, отмечая, что Данила хмурится. Наверное, и сам о подобном думал. Но ей важно, чтобы понимал, насколько она с ним. — Я всё равно тебя любила бы.

Она заканчивает и замолкает. Впускает его напряженный взгляд через поры под кожу. Не пытается отвести свой. Не боится разоблачения. Говорит чистую правду, в которой ни капли не сомневалась. Ведь все её сомнения не касаются любви. У её страхов другие причины.

— Но папа не был бы против… Он же тебя знал…

Реакция на эти слова была максимально желанной. И трогательной тоже максимально. Данила снова немного улыбнулся. Подался вперед, вжался губами в холодный лоб. Сказал: «заболеешь — прибью», явно посчитав, что она таки замерзла…

После чего сжал её ладонь в своей, чтобы потянуть следом в сторону двери.

И даже если он волнуется, как сам признался, Санта чувствует, как вместе с теплом в неё перетекает уверенность.

Всё будет хорошо. Они на правильном пути.

Мама встречает их в холле.

Наверняка тоже немного нервничает, но смотрит, как всегда, когда видит Данилу. Гостеприимно. Благосклонно.

И от этого взгляда у Санты сердце сжимается.

Мама тоже его любит. Тоже видит в нём отца. Она понимает, почему Санта когда-то так сильно влюбилась и не смогла забыть.

Елена и Данила улыбаются друг другу.

Мужчина трясет головой, сгоняя снежинки, а Санта вешает его пальто на плечики.

Чуть задерживается, следит искоса, как мама отталкивает от дверного косяка, делает несколько движений в их сторону, Данила — к ней.