Страница 18 из 28
– Ваш сын не это имел в виду! Ваш недостойный сын всего лишь, всего лишь… Ваш сын только подумал…
Он так и не закончил свою речь. Восьмой брат с широкой улыбкой на лице поднялся со своего места и спокойно произнес мягким тоном:
– Царственный отец, ваш сын полагает, что для десятого брата это весьма неожиданная новость, оттого он и не знает, что сказать, только и всего. Стоит подождать, пока он свыкнется с этой мыслью, но тогда, боюсь, радоваться ему уже будет некогда.
Десятый принц внезапно вытаращил глаза и уставился на восьмого принца в упор. Его лицо приобрело фиолетовый оттенок, и на нем отражалась сложная смесь волнения, гнева и страдания, но больше всего было мольбы.
Восьмой принц смотрел на него в ответ, и уголки его рта были по-прежнему устремлены вверх.
– Десятый брат, – позвал он. – Скорее поблагодари отца за милость!
Десятый принц продолжал сверлить восьмого взглядом. Тот же сохранял благовоспитанный вид, но взгляд его глаз был темен и глубок, и никто не смог бы сказать, что скрывается на их дне.
В конце концов мольба, печаль и гнев покинули лицо десятого принца, и на нем осталось лишь равнодушие. Он неторопливо повернулся, поставил ладони на пол и трижды коснулся его лбом. В тишине был отчетливо слышен стук его головы о доски.
– Сын выражает благодарность своему царственному отцу! – громко произнес он.
Восьмой принц не спеша опустился на свой стул.
Мне казалось, что, отбивая земные поклоны, десятый принц стучит головой прямо об мое сердце. Бум, бум, бум – удары давили мне на грудь так сильно, что стало тяжело дышать! Конечно, я знала, что в древности браки заключались по воле родителей и по слову свахи и у молодых людей почти не было права выбора, но лишь сейчас, узрев эту сцену своими глазами, я почувствовала всю жестокость подобной традиции.
Я злобно посмотрела на Минъюй, которая все это время не спускала с меня взгляда, довольного и недовольного одновременно, с каплей печали и даже ненависти. Постепенно, впрочем, на ее лицо вернулась прежняя очаровательная улыбка, не оставив и следа грусти и недовольства. Под моим сердитым взглядом она грациозно поднялась и вышла поблагодарить государя, держась благородно и сдержанно. Она опустилась на колени рядом с десятым принцем, и мне хотелось громко закричать: почему? Почему? Разве он не принц? Разве он не занимает самое высокое положение? Почему человека с таким высоким статусом лишают самого дорогого – свободы?
Я подумала о сестре, снова бросила взгляд на происходящее у трона и вспомнила о том, что неумолимо приближается день отбора девушек во дворец. Неужели такова судьба всех, чья нога ступает под своды Запретного города? Меня охватил ужас. Неужели и мне уготована та же участь? Я взглянула на наложницу императора, по возрасту годившуюся ему в дочери, на множество незнакомых льстивых лиц за столом и задрожала как осиновый лист. В моем мозгу билась мысль: меня отдадут в наложницы вон тому старику или же я стану первой женой того молодого парня?
Я не знаю, что происходило потом; я даже не помню, как покинула дворец. Помню лишь, что стоило паланкину остановиться у дверей поместья, я выскочила из него и кинулась к воротам, слыша за спиной испуганные возгласы.
Я мчалась, летела стрелой, неслась так, будто от этого зависела моя жизнь, стремглав, изо всех сил. Мне казалось, что нужно поскорее найти место, где можно спрятаться, иначе меня обязательно каким-нибудь необъяснимым образом выдадут замуж.
Слуги, служанки, сестра – все бросились за мной, Жолань на бегу кричала:
– Жоси, Жоси…
Перейдя на быстрый шаг, восьмой принц хладнокровно приказал охранникам схватить меня. Один из них ринулся вперед и преградил мне путь. Я хотела обежать его, но он схватил меня за руку, и я отчаянно забилась – только бы вырваться, сбежать и спрятаться.
Издалека донесся голос восьмого принца:
– Оглушите ее!
Затем я почувствовала боль в затылке, и наступила темнота.
После того пиршества в честь Праздника середины осени я стала очень мало разговаривать. Цяохуэй и Дунъюнь выбивались из сил, стараясь расшевелить меня, но я ни к чему не проявляла интереса – целыми днями я либо прописывала иероглифы, либо сидела уставившись в одну точку.
Я впервые всерьез задумалась о том факте, что попала в прошлое. «Какая судьба меня здесь ждет?» – беспрестанно спрашивала я сама себя. Неужели я способна лишь сидеть и ждать, пока все это произойдет со мной?
Слуги и служанки поместья порой бросали на меня странные взгляды. Я знала, о чем они сплетничают, – мол, я сошла с ума из-за десятого принца, но мне было все равно.
Сестра молча наблюдала за мной с печалью во взгляде. С каждым днем я худела, и она вслед за мной теряла вес.
Иногда Цяохуэй тихонько говорила ей:
– Госпожа, поговорите с барышней!
– Это бесполезно, – мягко отвечала Жолань. – Пройдет время, и она сама примирится с судьбой!
Не примирюсь, думала я, ни за что, никогда. Почему моя судьба должна зависеть от одной лишь фразы, брошенной кем-то другим? С самого детства я привыкла думать, что мои сегодняшние усилия определяют завтрашний успех. Фраза «Сегодня – цветы, завтра – плоды» была моим девизом. Я просто не могла принять то, что мой удел зависит от кого-то другого, не могла, не могла! Я ненавидела небеса за то, что отправили меня сюда. Если бы я родилась здесь, тогда, возможно, я смогла бы покориться судьбе. Но ведь я прожила двадцать пять лет в современном мире, и меня учили, что наша судьба – в наших руках; а сейчас мне вдруг говорят, что все предопределено, смирись! Я не смогу этого принять!
Стояла глубокая осень, деревья потихоньку облетали. Я часто вставала под каким-нибудь деревом и наблюдала за тем, как порыв ветра взметает листья в воздух и заставляет их, кружась, падать на землю.
Листья взлетали и опадали, снова взлетали, метались то вправо, то влево, словно танцоры в неистовом танце; но в конце концов, неспособные преодолеть силу притяжения, опускались на землю, полные безграничной любовной тоски по вольному ветру.
Восьмой и четырнадцатый принцы стояли рядом и вместе со мной наблюдали за танцем облетавших листьев.
– Они горюют, не желая падать, – сказала я тихо. – Но им не избежать своей судьбы.
– «Оплакивают нежные цветы о временах былых воспоминанья, волнуют сердце крики диких птиц, жалеющих о скором расставанье»[31],– нежным голосом процитировал четырнадцатый принц. – Вот что ты сейчас чувствуешь. Пройдет несколько дней, тебе станет лучше, и грустные мысли больше не посетят тебя.
Ничего не ответив, я продолжала наблюдать за танцующими на ветру листьями.
Немного погодя четырнадцатый принц спросил:
– Жоси, тебе же правда нравится десятый брат, не так ли?
– Да! Он очень мне нравится, – ответила я, цепко схватив круживший у меня перед глазами желтый лист. – Он такой живой и жизнерадостный. Он может заставить радоваться и меня. Но самое важное то, что он хорошо ко мне относится.
Я с силой подбросила в воздух зажатый у меня в ладони лист и, задрав голову, смотрела, как он плавно закружился на ветру.
– Но он нравится мне совсем не так, как думают другие. Он просто мой хороший друг, – добавила я.
– Тогда почему ты так переживаешь из-за его свадьбы? – пораженно воскликнул четырнадцатый принц. – Все говорят, что тринадцатая сестричка из-за женитьбы десятого принца совсем из ума выжила от печали.
Я повернулась и посмотрела ему прямо в глаза.
– Я переживаю не из-за свадьбы, а из-за того, что другие люди навязали ему этот брак, хотя он вовсе не хочет жениться. – Я немного помолчала, а затем сказала: – Я грущу, не понимая, почему чужой человек может определять твою судьбу, а ты сам – нет.
31
Строка из стихотворения Ду Фу (712–770 гг.) «Весенние надежды».