Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 26 из 70

Франческо никак не мог взять в толк, для чего понадобилось Жану Анго все это делать. Жан Анго понял Франческо.

– Я уже пояснил вам, что все дело в печати. Вернее, в том, по какую сторону от папской подписи она находится. Если по правую, то монарх или священнослужитель, словом, тот, кому направлено послание, должен все предначертанное святым отцом выполнить неукоснительно. Если же печать находится слева от подписи папы, лицо, к которому обращено послание, несмотря на его категорический тон, может поступить с подателем его по собственному усмотрению… Так вот, друг мой, на папской грамоте, выданной сеньору капитану, печать на шелковом шнуре свисает слева от папской подписи! Можно было бы, конечно, и на этой грамоте переставить печать вместе со шнуром при помощи того же Хуанито. Но слева, боюсь, все же останется след, а это может насторожить кого-нибудь из императорских прихвостней… Вас обеспокоило все это? – заглядывая в глаза Франческо, спросил Жан Анго заботливо. – Унывать особенно не следует. Возможно, император еще не знает всех тонкостей папской канцелярии… Я пытался было растолковать все это сеньорите или капитану, но безрезультатно. Теперь вся надежда на вас. Вы должны явиться к императорскому двору вместе с ними и со своей грамотой!

– Но что мне делать при императорском дворе? – с недоумением, даже с испугом спросил Франческо.

– То же самое, что вы делали бы, не повидавшись с императором. Надо думать, что прием этот состоится в Севилье… После приема вы с разрешения императора посетите библиотеку сына адмирала… Познакомитесь с лучшими людьми Испании, если, конечно, император оставил их в живых…

И так как Франческо досадливо передернул плечами, Жан Анго добавил уже строго:

– Во всяком случае, оказать такую небольшую услугу сеньорите и сеньору капитану вы просто обязаны!

Расставание с командой «Флердоранж» было сердечное. Выпито, правда, было немало, однако до обеда и много часов спустя нормандцы, проспавшись, не менее настоятельно приглашали людей с «Геновевы» кого в Дьепп, кого в Онфлер, кого в какую-то деревушку в горах…

Сеньор Гарсиа спустился на палубу со всеми провожатыми и покорно отвечал на все задаваемые ему вопросы… Только отвечал невпопад. За последнее время он почти не выходил из средней каюты, не разворачивал свитки своих записей, даже поесть соглашался только после настоятельных просьб, а иной раз – после строгих приказаний сеньориты. И сейчас маэстре и пилот чуть ли не силком доставили его на «Флердоранж».

Метр Тома приглашать кого-либо в Нормандию не приглашал, но на прощанье сказал очень серьезно:

– Если вам случится попасть в какую-нибудь беду, на суше или на море, в Кастилии или в других странах, если вам встретятся… ну, скажем, пираты, вы только помяните, что у вас в Нормандии есть хорошие друзья – Пьер Криньон, Жан Дени, Жан Анго, Жан Пармантье из Онфлера или Тома Обер, – и все наладится. У нас, нормандцев, есть поговорка: «Ворон ворона не заклюет»… Так я говорю, Жан Анго?

– Так, – подтвердил Анго. – Пожалуй, и в разговоре с его императорским величеством или с его святейшеством папой упомянуть о нашей дружбе не помешает. «Ворон ворона не заклюет»!

Слова метра Обера не требовали особых разъяснений, однако добавление, которое сделал метр Анго, показалось Франческо странным. И все же сейчас задавать какие бы то ни было вопросы было бы несвоевременным… Но как бы не позабыть! Кордовскую тетрадь Франческо постоянно носил за пазухой. Воспользовавшись тем, что тут же, под рукой, были чернила и перо, он, наскоро набросав: «Ворон ворона не заклюет. Император. Папа», обвел написанное жирным кружком. В такие же кружки были в свое время заключены заметки, требующие разъяснения, как, например: «Эуриген, проучивший императора», «островное письмо», «Как могли ганзейцы проникнуть в Африку».

…«Флердоранж» наконец отчалила, но еще долго доносились прощальные возгласы, дружеские пожелания, матросы махали шапками и колпаками, а с «Нормандии» и «Геновевы» им отвечали команды, толпившиеся на бортах своих кораблей.

Наконец боцман «Геновевы» не выдержал.



– Да что это такое, сеньор маэстре! – сказал он с сердцем. – Сбились в кучу, как овцы на пароме! И все – на одном борту! «Геновева» глядите как накренилась! Вот-вот зачерпнет воду! «Нормандия» тоже, но это уж их дело!..

И все-таки на бортах накренившихся на бок «Геновевы» и «Нормандии» люди стояли до тех пор, пока от «Флердоранж» не осталось вдалеке крохотное пятнышко.

В послеобеденный час отдыха в большой каюте просто яблоку некуда было упасть: кроме свободных от своих обязанностей хозяев, здесь собрались еще и гости с «Нормандии». Кое-кто из геновевцев, правда, прилег отдохнуть, но заснуть им, вероятно, не пришлось. Кто-то из нормандцев пиликал на самодельной не то гитаре, не то мандолине. Почти все остальные играли в кости. Только в небольшой кучке матросов, столпившихся у койки Педро Маленького, то и дело раздавались взрывы хохота. Педро, конечно, добрый парень, весельчак и балагур, но уж больно задиристы словечки, которыми он пересыпает свою речь. И, как это ни странно, даже нормандцы его понимают.

Франческо очень хотелось спать, но, когда он с облегчением направился к койке, в дверь каюты кто-то тихо постучал.

– Такие нежности на «Геновеве» развела сеньорита, – буркнул Бьярн, – и знаешь, Руппи, уведи ее куда-нибудь… Матросы, конечно, и любят и уважают ее, но надо же дать парням развлечься по-своему, а все это – не для ее ушей.

Франческо открыл дверь. Северянин угадал: это действительно была сеньорита. Оглянувшись на привставшего со своей койки Северянина, Франческо посторонился было, но девушка вдруг сказала тихо и встревоженно:

– Сеньор Франческо, не можете ли вы подняться со мной в среднюю каюту? Там наш сеньор капитан буквально разносит бедного сеньора Гарсиа. Кричит так, что его можно услышать с «Нормандии»! Пойдемте! – И, обернувшись к Северянину, произнесла, умоляюще сложив руки: – Я знаю, вы не любите вмешиваться в чужие дела, но прошу вас, помогите нам с сеньором Франческо. Дядя так кричит, что от этого одного сеньор Гарсиа может сойти с ума!

– Если еще не сошел! – пробормотал Бьярн сердито, но все-таки шагнул к двери. – Но предупреждаю, – говорил он, направляясь к средней каюте, – вламываться всем туда не следует… Неужели же маэстре и пилот не смогли удержать капитана?

– Оба они ушли, как только дядя начал кричать, – сказала сеньорита печально. – А ведь я была уверена, что у нас на «Геновеве» очень дружный народ!

– А потому они и ушли, – пробормотал Северянин. – Они, как и я, решили, что такая взбучка, какую Гарсиа получит от капитана, просто необходима… И знаете, сеньорита, хоть я и живу спокойненько в матросской, но догадываюсь, что одно только пребывание сейчас в одной каюте с эскривано – дело нелегкое… Всем нам жаль испанцев, но нельзя же из-за этого не спать, бродить по ночам, как привидение, и мешать людям… «Геновева» еще, чего доброго, налетит на мель, так как маэстро с пилотом могут неправильно наметить курс… Ого-го-го! – произнес он, останавливаясь. – Нам, пожалуй, и подыматься не надо: даже на палубе слышно, как орет ваш дядюшка…

Сеньор капитан даже не заметил их появления.

Сейчас он говорил много тише, но совсем не потому, что решил прекратить свою суровую проповедь. Просто у него сел голос. Покашляв немного, капитан почти шепотом закончил прерванную фразу:

– …поэтому повторяю: у каждого из нас троих – у меня, у тебя, у Руппи – есть свои обязанности, в силу которых мы и стремимся, по возможности, быстрее добраться в Испанию… Но мы – я и Руппи – могли бы обязанностей этих сейчас не выполнять, поскольку уж очень много препятствий оказалось на нашем пути, могли бы все отложить на более благоприятное время… А ты, эскривано, обязан именно сейчас проникнуть в Испанию! Что ж, ты окончательно отказался от выполнения своего прямого долга?! Вспомни, ты не раз толковал, что историк, мол, обязан в назидание будущим поколениям запечатлеть все пороки и достоинства своего времени… Ох, как трудно в моем возрасте обманываться в друзьях! Ты всегда говорил, что это именно я проявляю непозволительное равнодушие к людям. Пусть так. Но делу своему я верен. Ради него и совершаю это плавание, не страшась того, что могу угодить прямо в пасть этим двум чудовищам – императору и кардиналу…