Страница 5 из 15
То, как он, бросив деньги, вывалился из зала, заметили сразу все. В особенности Виталий. Он вспомнил, что не доделал какие-то важные дела и отвез меня обратно в контору. Я сразу догадалась, что это конец.
Было слишком горько рассказывать, что меня бросили, даже не поматросив. Но еще горше – из-за того, что Кан себя вел так по-свински. Ему мало, молча, ни за что меня презирать! Ему обязательно, чтобы о его чувствах знали все в городе!
– Чуви, – спросил Шеф. – Что ты на нее опять взъелся? Секс андэ?
Под оглушительный хохот Чуви надулся, раненный внезапным предательством.
– Сын он мне! – ответила я.
Вчера, скучая в ожидании полосы, мы с Тимой решили завести ребенка. Чуви оскалился и показал мне свои маленькие средние пальчики.
– Будешь плохо себя вести, поедешь жить к дедушке, – пригрозила я.
Все опять посмотрели на прикорнувшего в уголке Полковника. Полковник снова тревожно всхрапнул во сне.
– Погоди! – вдруг вспомнил Шеф, вдоволь насмотревшись на спящего. Вид полковника подвел его к криминалу. – А этот твой сосед… Макс, верно? Тот бык здоровый…
– Он – не бык! Его мама – учительница литературы. Он книги пачками…
– …связывал и жал от груди, – перебил Долотов. – Большой ценитель Толстого.
Как представитель интеллигенции, он не терпел и мысли, что тип, вроде Макса может тоже уметь читать. И его реплика вызвала соответствующую реакцию у тех, кто ничего, тяжелее стопки романов не поднимал.
– Цыц! Бабы любят спортсменов!
– Он не «спортсмен». Он под Матрицей бегал. У них была своя группировка, – проворчал Долотов. – Полковник же предлагает статью о них написать.
Я покосилась на Полковника и обреченно вздохнула.
– Валерий Михалыч, – ехидно окликнул Шеф. – Псс!.. Агент Смит!.. – он подумал и вдруг сказал. – КАН!
Веки спящего дрогнули и глаза распахнулись, словно у гоголевской Паночки.
– Подлец, убийца и сутенер! – хрипло вскричал Полковник. Заволновался. – Шеф, я же насчет него могу журналистское расследование провести… Я же этого Кана вот так вот возьму! – он сжал кулак в воздухе и потряс, будто чью-то шею. – Вот так-ко вот!..
Шеф окинул его укоризненным взглядом лечащего врача.
Полковник был куда более веселым объектом для насмешек, чем я. Стоило кому-то упомянуть имя Кана, якобы, невзначай, как Полковника рвало на полоски.
Я знала, что в молодости, после того как Диму не продвинули по службе из-за его азиатской внешности, он не сдержался и набил лицо своему командиру. Теперь этот командир сидел напротив меня и все еще жаждал мести.
– Ну, что ты так все горячишься, Михалыч? Спал бы дальше: Полковник спит, планерка идет. Ровинская, ты видела? Вот так, со страстью, надо писать о сексе!.. Поехали дальше.
Но дальше мы не поехали.
– Тьфуй! – Полковник махнул на меня рукой, словно обоссаными трусами. – Только знает, что жопой вертеть ваша Ровинская!
Шеф радовался, словно дитя.
– У Ровинской красивая жопа! – заметил Долотов. – Хотя об этом может лучше сказать Тимур.
Тимур очнулся не сразу: он сидел, развалившись на стуле, небрежный и грациозный, как леопард и мечтал о Сонечке.
– Мурр, – сказал он и я благодарно мурлыкнула в его сторону.
– Что я говорил?! – заорал Полковник, взбешенный еще и этим. – С этим двумя невозможно работать! Они же целыми днями только и делают, что шепчутся, обнимаются и шебуршат шоколадками. Ничего не слышно!
– Ай-яй-яй! – посочувствовал Шеф. – Тебе не слышно? Тимур! Полковнику не слышно, как ты шебуршишь Ровинскую!
Полковник побагровел и привстал:
– Мне не слышно интервью, которое я пытаюсь расшифровать!!! Показания свидетелей!
Шеф замахал на него руками.
– Слушай, Михалыч. Если так хочешь писать про Кана, напиши рекламный материал. Что-нибудь героическое, из армейских времен. Например, как Кан переводил старушку через минное поле. Как снял котенка с дерева. Только руками, не из винтовки снял…
Я тихо хрюкнула, представив себе, как Дима лезет на дерево, чтобы спасти котенка. В черном пальто и отдраенных до блеска ботинках. Потом, до меня дошло:
– Он, что опять заказал рекламу?
– С утра позвонил. Сказал, что ты в курсе…
Я глубоко вздохнула и улыбнулась. Видимо, Кан проспался и понял, что был немного несправедлив. В этом весь Дима. Сперва он голубцами в меня плюется и убегает, потом покупает полосу под рекламу и просит, чтоб я пришла.
– Кстати, Ровинская, а зачем он столько твоих книг заказал?
– Пытается культурно расти, – вставил Чуви. – До уровня своего друга Макса.
– Бицуху качает, – пояснил Долотов.
Все разом заржали и загалдели наперебой.
– Ровинская – не Толстой.
– Она пишет легкую литературу.
– Пришлось коробками брать…
– Выродок! Щ-щенок!.. – не унимался Полковник. – Вырастили на свою голову… Он у меня служил…
– Сонечка говорит…
– Сонечка твоя дура!
– Она не дура, она модель!
– Бандитская подстилка!
– Они друзья!
– Она с ним спит! – завывал Полковник. – Спи-и-ит!
Тимур начинал беситься. Шеф улыбался глазами, как добрая фея.
– Михалыч, ты точно не хочешь взять рубрику про секс? Ты мог бы от лица Сони Поповой писать о Кане. Кто-нибудь в курсе, Соня Попова может писать?
– Люди! Люди! Слушайте! Еще газету не до конца обсудили! А у меня интервью, – вмешалась милая, интеллигентная Марина Левинова.
– Да что там обсуждать? Один спорт остался и анекдоты, – сказал Чуви. – Прямо не знаю, что смешнее…
– Тима, – сказала я, – Я передумала. Не хочу я ребенка. Давай этого гаденыша положим между оконных рам?
Тима меня не слушал, но все равно сказал «мурр».
Шеф поднял голову и посмотрел на Тимура. Потом на меня.
– Я знаю, чего твоей рубрике не хватает! – воскликнул он. – Нужен парень для «Sекса». Как Влад Орлов… Щас-щас… Матрица уже есть, знаю! Знаю! «Эквилибриум». Тимон! Ты отныне Тима-Эквилибриум. Сонечка Попова дождется, пока кино выйдет и сразу же поймет, кого потеряла!..
– И Кан, – вставил Чуви.
Под ржание коллег мы с Тимуром тоскливо переглянулись: как тяжело быть трезвыми среди этих невыносимых людей.
Глава 2.
«Список претензий и… тренировок»
– Держи, – сказал Макс, протягивая мне сложенный вчетверо лист бумаги.
Он все еще держался со мной натянуто, но уже не грубил. И тем не менее, почуяв, что я одна, сосед застыл на пороге.
– Что это? – спросила я и протянула руку, стараясь не прикоснуться к его руке, чтобы он не решил, что я его домогаюсь.
– Стихи! – огрызнулся Макс, его взгляд вонзился мне в переносицу, как раскаленный гвоздь. – Набросал вчера в лунном свете, бля…
Трезвость имела один неприятный побочный эффект: приходилось видеть вещи в истинном свете.
– Почему ты так меня ненавидишь?! – спросила я.
И, пожалуй, впервые в жизни, я осмелилась поднять на него глаза.
Красивый, сволочь. Жесткий, холеный… как камень, до блеска зацелованный волнами. Мне тоже хотелось побыть волной… Я спешно отвела взгляд.
– А за что мне тебя любить? – изумился Макс.
Да так искренне, что я не сразу нашлась с ответом. Промямлила, бросая на него короткие взгляды.
– Я не прошу любить меня… Я спрашиваю, что я сделала, что ты меня ненавидишь?
Припертый к стенке, Макс скрестил руки на животе и слегка качнулся накренившись вперед. Постояв немного, он выпрямился и грозно сузил глаза.
– Хорошо! Назови мне хотя бы одного парня, который не ненавидит тебя.
Я вспомнила о Скотте. Почесала затылок.
– Ты не знаешь его…
Макс сардонически улыбнулся.
– А он тебя знает?
Я оскорбилась до слез.
Еще один побочный эффект трезвости. Не так легко принимать открытое хамство за юмор. Когда ты трезвая, то ясно видишь: тебе хамят. И это больно, мать его. Это больно и, не скрою, обидно!
Я крепилась, как могла, но все равно всхлипнула, уткнувшись носом в запястье. Макс, угрюмо отвел глаза и поспешил сменил тему.