Страница 12 из 15
– За что это?! За то, что посмела влюбиться в его Светлейшество? Я к нему по делу ходила, а он на интервью не пришел.
– Он извинился! Он же тебе сказал, что тренировку отменили. Что думал, ты в курсе и не придешь!
– Да, как же…
– Опять ведешь себя, как овца в квадрате!
Я молчала, стиснув зубы, как можно крепче.
– Я просто с ним не здороваюсь.
– Так вот просто, да? Ты? И рожи не корчишь? И гадости на гостевой про него не пишешь?..
– Гадости на гостевой пишет Боня. А рожи… Он же сам, первый, начал! Сказал, я скоро буду из его тарелки выскакивать. С диктофоном! Что мне оставалось делать? Глотать и радостно улыбаться? Ты же знаешь, что я за ними не бегаю. Просто так получилось, что были два интервью подряд… Первое я для «Советского спорта» делала, в начале сезона, а второе…
– Спиря? Этот человек, который расталкивает людей локтями, чтобы пробиться к камере? Сказал, что ему надоело давать интервью? Серьезно? В лицо тебе сказал?
– Ну, не совсем… – я чувствовала себя немного неловко. – Он Аркаше сказал, а Аркаша – мне…
– Не, ну Аркаше я верю! – перебила Ирка, яростно мешая чай. – Это тот самый Аркаша, который к тебе свои яйца подкатывал? Который потом рассказывал Джерри Маккарти, что ты мечтаешь выйти замуж за американца? Тот, что рассказал Роджеру Весту, что ты – ко всем легионерам одинаково страстно и трепетно пристаешь с экскурсиями по городу? Тот Аркаша, который на пленке интервью с Вадиком ходит вокруг и отпускает едкие комменты? Лен, я стесняюсь спросить, но… ты – ебанутая?!
Я открыла рот и застыла, думая над ответом.
После того, как Аркаша меня на Новый год пригласил, а я ответила, что он не в моем вкусе, он разорался прямо в телефонную трубку, обозвав меня тупой шлюхой и меркантильной свиньей. С тех пор мы с ним немного не ладили.
– Но веришь тому, что он говорит о Спире.
– Просто мне стыдно идти к нему, Ир. Я вообразила, будто ему понравилась. И меня прямо коробит.
– Что такого позорного в том, чтобы влюбиться в – красивого, очень обаятельного хоккеиста? Холостого, к тому же? В него все влюбляются. Если бы ты за ним бегала, как Бонька за Вестом, я бы еще понимала, что тебя бы коробило. Но ты же за ним не бегала. Да, позволила себе немножечко размечтаться. Но что с того? Он виноват, что с тобой ни один симпатичный парень не был приветлив? Просто так, ничего при этом не имея в виду? Нет ведь, не виноват. А ты, по сути, ведешь себя, как Аркаша: зеленым виноградом плюешься, а сама даже надкусить не смогла.
– Спиря меня пошлет, – поморщилась я. – И Шеф все равно уволит, а я уже не смогу показаться в клубе…
– Нет, он тебя не пошлет. Давай начистоту. Спире ты глубоко безразлична. Он, конечно, давно решил, что ты – ебанутая, но это вряд ли крадет его покой по ночам. То есть, по сути, ты – просто журналистка, которая очень странно себя ведет. Если ты сейчас вежливо подкатишь к нему с диктофоном, он себя пересилит. По сути, Кан ничего такого и не сказал. Можно всегда приколоться, что он имел в виду интервью. Он же не говорил, что в постель к тебе его сунет… Не наворачивай.
– А вдруг он понял и подумает, что я к нему пристаю?
– Ты невротичка, – невозмутимо сказала Ирка. – Во-первых, он хоккеист и не умеет думать, – она хихикнула. – Во-вторых, возьми с собой томик Кьеркегора и напиши на нем «экзистенциальная». Блядь, Лена, как можно на каждом шагу огрызаться с Матрицей, но при этом бояться какого-то хоккеиста?
– Дима мне ничего не сделает.
– Дима уже заложил фундамент под новый торговый центр «Елена». Звони, давай!
После большой порции валерьянки и маленькой репетиции, я сняла трубку, малодушно моля богов, чтобы Спиря был занят.
Он был свободен и настроен на разговор. После второго «Алло?» в динамике, Ирка ткнула меня ногой.
– Привет, Вадим! – воскликнула я, сдавив в кулаке свое малодушие. Сердце колотилось словно теннисный мяч в стиральной машине, выбивая из легких воздух. – Это Лена Ровинская беспокоит. Из газеты…
– РОВИНСКАЯ?!! Ровинская?! Ро-вин-ская? – с пониманием откликнулся нападающий. – Да ты совсем охренела?!
Это было намного легче, чем я того ожидала. Булавочный укол, вместо кола в грудь.
– Это сейчас было обидно…
Спиридонов подавился сардоническим смехом. Я шумно втянула воздух. Он замолчал. Выдавил:
– Ну, ты даешь, Ровинская!
Кухня качалась. Стыд уходил. Я не понимала, чего ради все эти месяцы тупила, стараясь скрыть от него, что втрескалась. Что с того? Что такого смешного в чужой любви, когда тебе ее не навязывают, как ненужный товар на китайском рынке?
– Не всем. Сказать по правде, вообще не даю, потому что никто не просит. Вот подумала: позвоню Вадиму, может он мне даст? Он же всем дает… в смысле, интервью.
Вадим засмеялся вновь.
– А-а, точно! «Это – Лена, она у всех берет». «Что, прямо у всех!?» «Ага… Да нет! Интервью!».
Я тоже расхохоталась. Стало легко и просто, как в тот вечер, когда он еще не был восходящей звездой. Когда мы с ним уютно сидели на ступеньках у Ледового дворца спорта, болтая словно две кумушки. И как вечерний воздух сладко пах дымом и увядающими листьями. Легкий бриз душистыми пальцами касался его белых, как лен волос…
…Ирка аккуратно, словно боясь разбудить лунатика, вынула из моей руки гудящую трубку. Сунула под нос листок, где были написаны дата и время встречи.
– Видишь? Все на мази!
ФЕВРАЛЬ, 2003 год.
Часть четвертая, в которой я узнаю о Скотте, встречаю Женю, получаю глоток любви и ушат помоев.
Глава 1.
«Жена и Женя»
Офисных зданий еще не строили; большинство маленьких фирм скупало первые этажи обычных жилых домов. Чего только не «заселяли» в спальные районы: круглосуточные магазинчики, парикмахерские, агентства по продаже недвижимости и ритуальных услуг…
Дима с «коллегами» устраивали «продажные офисы».
Тот, где в данный момент находилась я, располагался в самом сердце спального района на Постышева. Над танцзалом, в котором мы с девчонками все лето разучивали шоу, чтобы его ни разу не станцевать.
Сидя у низкого столика, на отапливаемом полу, я занималась таким же бесполезным трудом: подписывала новенькие, остро пахшие типографской краской, книги. «С благодарностью фирме «Восточный экспресс»! С наилучшими пожеланиями, Елена Ровинская». В пятницу книги пришли в Хабаровск из типографии, а в субботу утром Дима забрал меня из дому и отвез в свой «продажный» офис. Выдал несколько маркеров и пару коробок книг.
Конечно, он мог поступить, как поступали в хоккейном клубе, – когда за расписывание футболок в подарок фэнам, садились те, кто оказывался поблизости: уборщицы, точильщики коньков, охранники и пресс-аташе.
Но Дима так просто решить проблему не мог.
Димино честное сердце нервно подрагивало при одной лишь мысли! Подделывать чей-то автограф! Господи, да ни в жизнь!.. Это же не брюлики в Корею контрабандой возить, в обход налоговых деклараций. Это же не девками торговать, прикрывая торговлю пушками. Всему есть предел! Дима знал, когда подвести черту. Так он мне и сказал. Потом велел:
– Собирайся!
Он взял сразу тысячу экземпляров, вместо изначально оговоренных пятиста, – пятую часть всего тиража. И вот уже целую вечность, я сидела в большой теплой комнате, где когда-то давно, в другой жизни, плясать училась. Сидела, скрючившись, как в корейской чуфалке и подписывала книги.
Время шло, гора на столе росла, но книг в коробках не убывало. Похоже, они там сами себя клонировали. Время давно перевалило за полдень, сгущались сумерки… Контуры маркера навечно впечатались в пальцы. Морщась, я то и дело массировала руку. Сидеть на перед низким столом было так неудобно…
Я больше не была благодарна Диме. Я его ненавидела. И чем сильнее я пыталась подавить неприязнь, тем хуже у меня выходило. В итоге мне стало казаться, он специально так много книг взял. Чтобы поиздеваться. Логики в этом не было. Лишь слепая уверенность в том, что все, что он делает, якобы для меня, в конечном счете, выходит мне боком.