Царство

Нам с порубежником можно сказать, «повезло» – атака на Изборск осуществлялась не всем войском крестоносцев, а его передовым отрядом под командование Андреаса фон Вельвена, комтура Риги. Мы же в это время находились еще в Дерпте… Андреас повел за собой небольшой отряд из дюжины рыцарей, трех сотен сержантов, тысячи чудинов – и неизвестного мне числа сторонников мятежного князя Ярослава Владимировича. Но вряд ли у него набралось даже с полсотни дружинников… Однако и столь незначительный передовой отряд, ускоренным маршем двинувшийся от Дерпта к Изборску, оказался в разы больше гарнизона крошечной деревянной крепости (мощную каменную построят только в четырнадцатом веке). А ведь за стены ее с трудом набились также жители посадов и окрестных сел...

Тем не менее, с ходу штурмовать Изборск крестоносцы не стали, дождались ночи – а вот под покровом тьмы городские ворота удалось открыть приспешникам Ярослава Владимировича! Изгнанный из Пскова князь, сохранивший многих своих сторонников, перед самым походом крестоносцев активизировал старые связи, уповая на то, что город и окрестности немцы ему вернут – и эти связи оказались гораздо более эффективными, нежели собственная дружина…

Крестоносцы ворвались в крепость верхом, на лошадях – но уже на городских улицах были контратакованы изборскими ратниками, а также псковскими и новгородскими воями из дружины посадника. Последних вряд ли было более двух, самое большое двух с половиной сотен бойцов. Ополченцы же и включившиеся в бой горожане сцепились с врывающимися в их дома чудинами… Но сеча за единственным обводом стен разразилась страшная! Крестоносцы потеряли семерых рыцарей и более половины сержантов, чудинов побили свыше четырех сотен – и ожесточение захватчиков после яростного ночного боя превысило все возможные пределы. Поганые – да, тевтонцев-меченосцев вполне справедливо называть погаными! – не щадили никого. Ни истерзанных, замученных до полусмерти женщин всех возрастов, ни их детей (даже отчаянно плачущих крошечек-младенцев), ни убогих стариков, на коленях молящих сохранить жизнь хотя бы их внукам – и распинаемых «крестоносцами» на воротах собственных домов…

И все это тяжким бременем легло на нас с Микулой. И хотя внешне именно северянин выглядел более скорбящим, и именно я старался его успокоить – правда была в том, что именно по моему замыслу крестоносцы пришли на Русь. Пусть это все одно случилось бы через два года, пусть Изборск наверняка бы пал и тогда (увы, вот именно насчет города-мученика в моей памяти ничего не отложилось) – все одно трагедия, свершившаяся сейчас, лежит целиком на моей совести.

Останься я в одиночестве – и чувство вины, изжигающее изнутри после хвастливых рассказов победителей, обрывки которых дошли и до моих ушей, свело бы меня с ума. Буквально. И пожалуй и хорошо, что внешний вид скорбящего порубежника отвлекал мое внимание, заставлял меня вновь и вновь искать слова утешения, объяснения. Заставлял доказывать, что именно эта малая жертва не идет ни в какое сравнение с кошмаром, что еще может обрушиться на Русь с приходом татар… Ибо в итоге я таким образом успокаивал самого себя.

…Но трагедия Изборска имела далеко идущие и негативные последствия именно для крестоносцев. Понеся большие потери, фон Вельвен не посмел даже смотреть в сторону Пскова, и выжидал на пепелищах Изборска подхода главных сил ордена – в то время как город активно готовился к обороне. И если до зверств немцев и чудинов сторонников у мятежного Ярослава Владимировича во Пскове хватало и трогать их остерегались, дабы не волновать население, то после все переменилось. Прибывшее из Новгорода пополнение во главе с энергичным воеводой Афанасием заметно усилило гарнизон и позволило посаднику планомерно выцепить всех более-менее известных сторонников князя, посадив их в поруб. Или убив «при задержании», без каких-либо явных брожений в народе… А в стражу у крепостных врат определили целую сотню новгородских дружинников, регулярно сменяющих друг друга на посту. Жители окрестных сел в большинстве своем успели бежать или укрыться за стенами каменного детинца – а внутри его были заготовлены достаточные запасы продовольствия и сформировано крепкое и многочисленное ополчение. Включая его, собственных дружинников и новгородское пополнение, гарнизон Пскова вырос до внушительных двух тысяч воев!

Как итог, уперевшись в закрытые ворота сильной каменной крепости и лишившись пятой колонны внутри ее стен, Дитрих фон Грюнинген замер, не понимая, что делать дальше. А тут еще его настигли вести об аресте новгородского посадника и его приближенных княжичем Александром…

По-хорошему, ландмейстеру стоило идти на Новгород, оставшийся без боевого вождя и отдавшего, к тому же, лучших воинов в дружину Ярослава Всеволодовича. Но, во-первых, он никак не мог оставить в своем тылу «незамиренный» Псков с сильным гарнизоном – ведь так Дитрих поставил бы под удар собственные тылы. Конечно, можно было бы разделить силы – но тогда как быть, если новгородцы без посадника не примут крестоносцев? Или как раз «примут» – на рогатины да секиры, объединившись перед лицом старого врага?! В конце концов, чтобы защитить родной дом, боевой вождь и не требуется – все итак выйдут на стену и будут драться…

И это во-вторых.

Тогда-то сильно раздраженный Дитрих и вызвал нас с Микулой к себе, присоединившихся к «крестовому походу» по возвращению из Уппсалы. Там, к слову, все прошло на удивление спокойно и штатно – к моменту нашего прибытия о встрече с доверенным лицом легата уже заключили все необходимые договоренности. А проведя ее в удобном, не особенно людном месте и обеспечив нас охраной, Добромир тут же буквально «эвакуировал» нас на Готланд, где состоялась пересадка с его ладьи. Далее купец отправился в Ладогу – а мы вернулись в Ревель и уже оттуда, никуда не спеша, в Дерпт.

Поначалу ландмейстер ордена принял нас очень радушно – вся наша «деза» подтвердилась в ключевых моментах, а его посланникам передали обещанный задаток золотом на подкуп литовцев. Так что даже на счет погибшего конвоя он ничего уточнять не стал – поверил на слово, благо, что и лжи в нем было всего с наперсточек… Но Дитрих был чересчур занят, чтобы докапываться до истины – он спешно формировал войско, твердо вознамерившись вписать свое имя в историю! Вписать его, утвердившись в северной Руси и принеся в нее католичество… И войско для похода фон Грюнинген собрал действительно немалое по местным меркам: полторы сотни рыцарей ордена и в десять раз больше сержантов-полубратьев, около шести тысяч местного ополчения, включая балтов и жителей Риги, Ревеля и Дерпта. Еще полторы тысячи воинов прибыло из Германии, прознав о готовящемся походе на Новгород: обедневшие рыцари, жаждущие богатств, религиозные фанатики всех мастей, опытные рубаки-сержанты и весьма высоко ценящиеся арбалетчики. А также плохо обученные, плохо вооруженные и даже плохо одетые кнехты-ополченцы… Пусть и с потерями под Изборском на круг вышло под десять тысяч крестоносцев – не ошибусь, если предположу, что эта рать вдвое больше той, что приведут свеи! Или уже привели…

Но даже с ней быстрый штурм Пскова просто невозможен. Да, каменная крепость еще далека от внешнего вида с фотокарточек двадцать первого столетия. И стены поменьше и не той толщины, и само по себе укрепление занимает меньшую площадь… Но расположенный на узком, длинном мысе между речкой Пскова и рекой Великой, детинец летом уязвим лишь с юга, где стена его имеет также единственные ворота. И защищать эту узкую каменную перемычку с двухтысячным гарнизоном и достаточным запасом продовольствия можно, как минимум, до самой зимы!

Не хуже меня это осознает и насмерть разочарованный Дитрих. Впрочем, молодой и деятельный ландмейстер все же приступил к правильной осаде и подготовке полноценного штурма: так, напротив южной стены детинца вырос земляной вал, покрытый сверху надолбами, а в лагере крестоносцев начали строить во множестве лестницы, таран, осадную башню – и несколько камнеметов. Вот только детинец, возведенный из валунов – это вам не деревянная русская крепость и не азиатский город со стенами из саманного кирпича и глины. И чтобы проломить достаточную для полноценного штурма брешь, придется повозиться с ней довольно долго…