Фейрум

• ● •

В этот раз они миновали Прослойку быстро: Липа не заметила момент переноса, потому что отчаянно тёрла глаза. Слизь стекала со лба, застывая в волосах липкой коркой. Она вспомнила слова Игнаса о жжении: кожу будто смазали «звёздочкой» – и жар, и холод одновременно.

– Вот мы и дома. Не совсем там, где я хотел выйти, но вариант не худший, как думаешь?

Липа сглотнула. Обретя способность видеть, она окинула взглядом тесную комнату. В отличие от иллюзорных пещер, место выглядело реальным, но не поддавалось объяснению. В углах, подобно паукам, ютились анимоны – около дюжины или больше. Не сравнить с «созвездиями» Прослойки.

Посреди комнаты стояла кровать. Вернее нет, не стояла, а вращалась на изящных колёсах. Снова и снова, по бесконечному кругу, как стрелка, описывающая ось циферблата, да так, что подойти вплотную не представлялось возможным.

Голова вскоре закружилась, но Липа успела понять, что на кровати лежит женщина. Молодая. Очень бледная и красивая – как Белоснежка из старой сказки. Тёмные волосы на белой подушке, тонкие пальцы на впалой груди поверх белой ткани. Платье? Или больничная роба? От запястий тянулись тонкие трубки, напоминавшие капельницу; изо рта выходила трубка потолще, соединяясь наверху с громоздкой конструкцией из колбочек, вентилей и проводов. Внутри сосудов мерно булькала чёрная жидкость. Фейрит.

Проследив за направлением её взгляда, Игнас вздохнул.

– Прости. Не подумал. По первости это выглядит весьма неприятно.

– Кто она?

– Я не знаю. – Он пожал плечами. – Фейрумная.

– Что это значит? У неё нет имени?

– Когда-то было, как у всех. Но для обитателей Дома она просто Она, – Игнас потёр переносицу, смахнув остатки слизи. – Видишь ли, фейрит – это чистое вещество. Как яд. Но фейрит, вступающий в связь с другими элементами, называется фейрумом – по крайней мере, в моём мире. Соединения могут быть разными: кислоты, щёлочи, соли – и всякий эффект непредсказуем. Каждое свойство, которое приобретает человек после принятия фейрума, индивидуально. Оно может быть как физическим, так и ментальным. Некоторые способны обходиться неделями без сна или дышать под водой. Другие гнут металл силой воли и перемножают в уме пятизначные числа.

– Разве это не чудо?

Игнас невесело усмехнулся.

– Скорее, проклятие. Многих фейрум убивает сразу. Тех, кто обладает свойством, – постепенно. Иногда свойство пассивно и не проявляет себя на протяжении долгих лет, но всё же воздействует на организм, разрушая его на клеточном уровне. Фейрум – худший из наркотиков.

Он указал на «Белоснежку».

– Её свойство – преобразование кинетической энергии. Грубо говоря, Она – perpetuum mobile, вечный двигатель, снабжающий энергией весь Дом.

– Но так нельзя, – Липа глядела на него с ужасом, – использовать живого человека как батарейку!

– Это необходимо, Филиппина. В противном случае, она может нести угрозу для всех. Включая себя. Я видел, что бывает в подобных случаях. Фейрумный либо не умеет сдерживать свойство, либо контролирует излишне, пока сила не достигает пика и не вырывается на волю. С таким свойством, как у неё, можно рушить города, не говоря уж о Доме, поэтому Клирик поддерживает её в кататоническом состоянии – грубо говоря, коме, – обеспечивая подачу фейрума.

– Ты себя слышишь? – произнесла Липа совсем тихо. – Говоришь о ней, как о машине.

Она ощутила дурноту. Вращающиеся колёса, мигающие анимоны, бледный овал лица, будто посмертная маска… Комната давила, сжимая голову в тисках, и Липа почувствовала непреодолимое желание вырваться. Как если бы сама оказалась прикована к месту, связанная щупальцами катетеров…

Сорвавшись с места, она потянула на себя ручку двери. В лицо ударил порыв свежего, ледяного воздуха. По инерции пробежав несколько шагов, Липа едва успела затормозить перед зияющим провалом. Игнас поймал её за шиворот, как маленькую, и потянул назад.

Сердце бешено стучало.

– Не делай так больше. У Дома в запасе много причуд и ловушек. Без меня – ни шага в сторону.

Это была не просьба и не предостережение. Это был приказ.

Осмотрев дыру в полу, Липа не увидела ничего: ни лестницы, ни досок, ни предыдущего этажа. Только ветер завывал в разломе.

– Что это за место, Игнас? Мы ещё в Прослойке?

– Больше нет, – он ободряюще улыбнулся. – Мы внутри временного стержня. На границе Ещё-Не.

ЭПИЗОД II. ДОМ, В КОТОРЫЙ…

♪ Aviators – Sweet Dreams

Под балконом раскинулся сад. В отличие от реального мира, здесь царила осень. Клумбы утопали в жухлой траве, мощёные тропки были усыпаны листьями. Грозовое небо опустилось так низко, что деревья, казалось, согнулись под тяжестью, приникли к земле, сплелись ветвями в хороводе пугающих силуэтов.

Липа провела ладонью по перилам. С южной стороны дом выглядел безобидно. Навевал мысли о старом особняке из какого-нибудь готического романа, кишащем призраками и нераскрытыми тайнами. Призраки – последнее, что её беспокоило.

Всё, что она сумела узнать у Игнаса, – это причина, по которой Дом прозвали Шатким. Иногда по нему пробегала рябь времени, схожая с подземными толчками при землетрясении, и тогда Дом менялся. Перестраивался, отращивая новые этажи и лестницы, украшая себя изящными фронтонами. Или, наоборот, «линял», как выразился Игнас: стряхивал черепицу – иногда вместе с чердаком – и освобождался от лишних окон. Пытался следить за модой, но безнадёжно устаревал, мешая романский стиль с готикой, а классику – с сельским барокко.

Если приглядеться, можно было заметить, как стены тянулись вверх под уклоном; слегка скошенные, они чудом держали крышу. Липа обошла Дом с севера на юг по внешней галерее. Стороны света здесь считались условностью – как и время, замершее на пороге.

Противоположную сторону покрывал ковёр из плесени и мха. Ледяные ветры выли в трубах, а чуть дальше раскинулось застывшее озеро, в глубине которого, подо льдом, угадывался исполинский силуэт. Кем бы ни был озёрный пленник, Липа не хотела с ним встречаться.

С восточной стороны шумело море. Лизало фундамент, оставляя на камне узоры из пены. Липа ощущала мельчайшие брызги на коже и не могла понять: как иллюзия может быть настолько реальной? Как могут люди обитать в этом непостижимом месте, не то живом, не то мёртвом, отрезанном от времени, будто собранном из разных пазлов?

И что в таком случае реальность?..

Между деталями мозаики оставались пробелы, но Игнаса они не тревожили. Он заверил, что обитателей немного. Все они попали в Дом случайно, придя не по доброй воле. Кто-то обжился; другие, как Игнас, продолжали исследовать миры, пытаясь понять причину Гниения и остановить процесс. Или ради забавы. Дом объединил в себе разных людей, и каждый принёс с собой частицу родного мира, родной культуры. Частицу себя.

– Как ты его нашёл? Дом, – Липа обернулась к Игнасу. Ей нравился «танцующий» сад, но любоваться им вечно было нельзя.

– Долгая история, – он стоял в тени, прислонившись плечом к оконному выступу, – но если в двух словах: привели анимоны. Учёные в моём мире долго спорили, что первично: фейрит создаёт разрывы в Прослойке, привлекая анимонов, или же наоборот, анимоны проделывают дыры, выпуская фейрит.

– И к чему пришли?

Улыбка Игнаса вышла кривой, и Липа кивнула:

– Понятно.

– Я был заражён, когда понял, что кроме привычной реальности существуют другие. Прошёл через дюжину или больше, пока не оказался в Доме. Это место – как отель на перекрестке; удобно хранить вещи и можно перевести дух, прежде чем двинуться дальше.

– Погоди-ка, – Липа перебила. – Так ты фейрумный? Как Она?

– Не совсем как Она, но… да.

Липа резко выдохнула.

– И ты молчал! В чём твоё свойство?

Он хмыкнул:

– Я ведь упоминал про пассивную фейрумность.