Присвоить тебя

– У него есть имя, вообще-то. Его зовут Захар, – проглотив напиток и колкое желание нагрубить, говорит Тимофей. Что? Еще один будет остерегать его от «блох уличного пса»? Сразу нахуй, вспыхивая, думает Одинцов. – И он… работает на меня, а не моя игрушка или еще какая-нибудь херня, которую Макс тебе залил в уши.

Тима заводится. Загорается, как пламя в зажигалке, стоит лишь высечь искру.

Стоит лишь упомянуть Иваньшина в контексте подобной грязи.

– Воу, Тима, дружище, не кипятись, – осаживает Матвей, выставив перед собой руку, словно знак «Стоп». – Я не наезжаю. Прости, ляпнул, не с того конца подошел.

Матвей Исаев совсем не такой мудак, как Максим Тарасов. Матвей просто сильнее сросся с маской, которую Тимофей снимает и надевает обратно по собственному желанию.

– Извини, просто… меня бесит… – Тима запинается. – Я не жалею о том, как поступил. И не обязан никому об этом отчитываться.

– Слушай, я правда не так начал, – и в голосе нотки сожаления. Одинцов их принимает. – Я не осуждаю. И даже… понимаю. Мы оба здесь, хм, не по праву рождения находимся, – дипломатично напоминает Исаев. О его прошлом Тимофей не осведомлен в деталях, но эта не первая их встреча тет-а-тет. И иногда они напивались до состояния откровения. Не жалели, но по негласному договору молчали, особенно когда рядом был Макс. – Но не скрою, что мне любопытно, откуда такое рвение? Почему именно этот парень? Почему сейчас? Пусть мы скорее приятели по ситуации, и я не буду бахвалиться, что раскусил тебя. Но ты совсем не напыщенный богатенький пиздюк, под чьей личиной прячешься для публики… не знаю… для защиты? Дело твое, Тим. Мне ли что-то вякать на этот счет.

Матвей хмыкает. Тянется за стопкой, опрокидывает в себя, закусывая ядреное пойло долькой лимона. Тимофей молча наблюдает. Кажется, его часть пьесы в двух лицах еще не начата. Интересно, что еще может сказать Исаев.

– Ну так почему этот… Захар? Благотворительность? Или же что-то глубже?

Тимофей зависает. Злится? Но агрессия стихла. От Матвея всё же не веет опасностью. Презрением, как было в случае с блядским Максом.

Отставив свое сладкое пойло, Тимофей повторяет трюк Матвея, проглатывая шот, который пламенем обжигает кишки. И будто дает зеленый свет. Видимо, каждая личная встреча с Матвеем в компании алкоголя пытается выбиться в статус задушевной беседы.

– Ты поверишь, если я скажу, что сам до конца не понимаю? – удрученно ухмыляется Одинцов. Упирается локтями в колени. Не смотрит Матвею в глаза, следя за отражающимися огнями ламп в стекле своего бокала. – Я заметил Захара в его первый бой, когда он уложил того парня, Бешеного Пса, кажется. И… не знаю, правда, Моть… меня к нему потянуло буквально на уровне инстинктов. Рефлексов. Когда я ушел, меня как заклинило. Я спать толком не мог. Снова. Возвращался обратно в клуб, наблюдал. А потом… – Тимофей сглатывает, вспоминая тот чертов день, когда удача отвернулась от Захара на ринге. – Блять, его забивали, и все смотрели на это с ублюдочным восторгом. Я тогда едва не сломал нос какому-то уроду, который… – Тима не договаривает. Лишнее. – Короче, я не думал. Просто заявил хозяину клуба, что выкупаю долг Захара, готов заплатить сверху, неустойку или что там могло требоваться. Назар, то бишь хозяин, может, и беспринципный мудак, но относительно честен как бизнесмен. Он получил бабки…

– А ты получил своего бойца, – врываясь в поток воспоминаний, заканчивает Исаев, перебивая тихий, но в реальности кипящий от холодной ярости голос Одинцова.

– Да, я получил Захара, – соглашаясь, повторяет Тимофей. – И теперь быть рядом с ним будто нечто естественное. Мне комфортно с Захаром. Чувствую, что так… правильно. – Он поднимает голову, надеясь, что его глаза не блестят. Нет, конечно, это не слезы. Грустить не о чем. Разве что радоваться. Смотрит на Матвея с налетом наглой непоколебимости. – Что? Даже не пошутишь на этот счет? А то вот Макс потренировался в снобистском остроумии.

– Я уже сказал, что не имею на этот счет предрассудков. У меня всё ещё есть совесть. И воспоминания о том, как я практически был на месте твоего Захара, – произносит Матвей и уничтожает еще один шот, щурясь. Да уж, думает Тима, адская дрянь. Исаев съедает дольку лимона, отчего щурится еще сильнее. Вытирает рот тыльной стороной ладони, словно показывая, что еще не забыл о старых дворовых привычках, и костюм за круглую сумму только обертка.

И всё же… Твоего Захара. На губах Тимофея пролегает улыбка. Самая мягкая среди искренних. Та, которая красной нитью переплетается с именем Захара Иваньшина.

– Что же… спасибо, наверное, – благодарит Тимофей. – Думаешь, стоит надеяться, что Макс не растрезвонит об этом половине Питера?

Качая темной кудрявой головой, Матвей хмыкает.

– Больше всего в своей жизни этот оболтус любит трахаться, пить и трепаться. Так что я бы не делал высоких ставок на сохранность твоей частной жизни, – шутит Матвей. Наклоняется, хлопает Тимофея по ноге. – Но я попробую с ним побеседовать и убедить, что есть сплетни посочнее, чем какой-то неизвестный парень, купленный Тимофеем Одинцовым.

Тима знает, что в отличие от него, Матвей считает Максима хорошим другом и правда имеет на того какое-то волшебное влияние. Тимофей подозревает: замешано что-то сугубо личное, о чем сам он никогда не будет расспрашивать, да, откровенно, и не горит желанием.

Оставшееся время забивают болтовней ни о чем. Тимофей даже успевает расслабиться. С Матвеем всё еще может быть весело. А после, уже за полночь, Тима звонит Захару с просьбой забрать. И сует в ответ средний палец Матвею под нос, когда тот нагло подтрунивает над Одинцовым, через трубку воркующим с Захаром.

– Ты типа даже не пытаешься скрыть, что этот боец тебе нравится, – утверждает Матвей, прикуривая уже на улице. Ночи не слишком прохладные, но разгоряченный выпивкой Тимофей слегка вздрагивает при дуновении ветра.

– Он… мне ничего с ним не светит, – откровенничает Одинцов. Потирает себя по плечам, но ждать внутри было наоборот слишком душно. Ночной воздух слегка трезвит.

– Ну так пусть отрабатывает, – ляпает Матвей и ловит ледяной взгляд напротив. – Извиняй, я бухой, – отсмеивается Исаев, отгораживаясь от Тимофея ладонями, пока сигарета бесконтрольно тлеет между губами.

– Нет, – мотает головой Тимофей. – Я ни за что не поступлю с ним так подло. Можешь назвать меня идиотом, но мне достаточно его присутствия рядом.

– Ты идиот, Одинцов, – отзывается Матвей и хохочет, все же роняя изо рта сигарету. – О, кажется, мое такси прибыло.

Давя подошвой ботинка окурок, Исаев кивает на тачку далекую от эконом-класса возле обочины, тянет к Тимофею руку и хлопает по плечу.

– Удачи тебе с приручением, – желает Матвей напоследок. – По поводу Макса правда не беспокойся, я найду на него управу. И еще как-нибудь потусим, да?

– Возможно, – обещает Тимофей. Думает: но лучше при возможности проведу время наедине с Захаром.

Чтобы не топтаться на месте и свалить от шума, излучаемого клубом и его посетителями даже снаружи, Тимофей медленно плетется по улице в направлении, откуда должен приехать Иваньшин. Свет фонарей и десятков огней отгоняет ночную мглу, а ходьба согревает.

«Пять минут», – приходит сообщение.

Но четыре хватает, чтобы нарваться на неприятности.

Кто-то валит Тимофея сзади, трусливо подкравшись из-за спины: шагов не было слышно.

– Бабки давай, – парень в черной маске на пол-лица жестко взирает близко посаженными глазами из-под козырька кепки.

– А вежливо просить тебя не учили? – язвит Одинцов в попытке подняться.

– Не рыпайся, – парень пихает ногой и без того неустойчиво держащего себя в равновесии Тимофея, и он падает обратно на задницу. – А то подправлю твою смазливую рожу.

Щелк, и от лезвия складного ножа бликует свет фонаря.

Удачно, думает Тимофей, дождался момента, когда эхо толпы позади стихло, а остальная часть улицы давно разбрелась по домам. Не понимает: как сам успел так далеко отойти. Наверное, Захар выбрал другую дорогу, чтобы подъехать к клубу.