Страница 5 из 11
– Смею утверждать, что эти открытия – сенсационные! – заметил томский профессор. – Они перевернут все наши представления о жизни древних кочевников и, в частности, о жизни ранних скифов. Курганы, которые принадлежат им, располагаются на огромной территории, они встречаются, как на Западе, в отрогах Карпат, так и на Востоке их находят, чуть южнее Красноярска. Но больше всего их в Южной Сибири. И знаете, почему они здесь чаще всего встречаются?
– Почему? Разъясните? – переспросил нового знакомого Чудинов.
– А потому, что именно в наших местах находился первоначальный ареал обитания этих самых скифов. И отсюда они распространялись по всей Евразии! Те курганы, которые мы здесь раскапываем, принадлежат знати и, может быть, даже неким царским особам. Некоторые из этих курганов оказались не разграбленными, и мы нашли в них много украшений и оружия, часто среди находок нам попадаются изделия и из золота. А в некоторых захоронениях найдены даже мумии, причём в прекрасной сохранности. Вот одна из таких мумий принадлежит молодой скифской женщине и настолько хорошо сохранилась, что мы даже смогли разобрать черты лица усопшей, а ведь эта молодая женщина умерла две с половиной тысячи лет назад! Я два месяца провёл на Алтае, а потом отправился в сторону Усть-Каменогорска, неподалёку от которого тоже археологами из нашего университета сделаны в этом сезоне любопытные находки: экспедиция моего ученика Клеменца нашла кузни древних металлургов, и их возраст по различным оценкам ещё старше, чем найденные курганы скифской знати! Так сам Дмитрий Александрович склонен считать, что они принадлежат рудознатцам ещё до скифской эпохи и относятся к периоду ранней бронзы, а, следовательно, их возраст никак не меньше четырёх-четырёх с половиной тысяч лет! Представляете, они старше Ниневии и Вавилона!
Чудинов-старший не был чужд науки и, в частности, такой её подотрасли, как история, тем более, если это касалось земли, где ему выпала судьба проживать, и поэтому он с неподдельным интересом слушал откровения томского профессора.
– Скажите, уважаемый, а откуда у вас такой интерес к жизни древних кочевников? – спросил Пётр Ефимович собеседника.
Профессор широко заулыбался:
– Меня интересуют не только скифы, но и те народы, которые пришли им на смену на Алтай и в Прииртышье в более поздние времена. Это гунны, тюрки, кимаки и кыпчаки, ну и монголы, разумеется. Я изучаю и нынешних насельников этих мест. Они кровно переплелись со всеми предшественниками, которые волнами накатывались на эти земли многие тысячелетия. И потом, вам разве ни о чём не сказала моя фамилия?
– Нет!
– А если подумать?
– Ничего не могу сказать.
– Тогда я поясню. Кочубеев – фамилия тюркская.
– Тюркская?
– Да! Мой дальний предок – выходец из Золотой орды, он был мурзой и являлся приближённым к хану Тохтамышу. Когда неугомонного Тохтамыша на Волге у речки Кондурчи настиг и разгромил «потрясатель вселенной» хромой Тимур, мой предок, спасаясь, эмигрировал на Русь и там покрестился, так что понятен мой интерес к тем корням, от которых исходит древо моей семьи. А, кстати, земля-то круглая! Я и Николай Георгиевич – земляки, мы же оба из Самары!
– И больше того, – добавил поручик, до этого скромно молчавший, – Артём Севастьянович – давний знакомый моего батюшки. А ещё, наверное, лет пятнадцать назад, он преподавал в одной из городских гимназий, в которой учился Андрей, мой брат! Вот как в жизни случается! А пересеклись мы с ним за тысячу вёрст от Самары! Вот здесь, на Иртыше!
Собеседников прервал стюард:
– Господа, прошу пожаловать в столовую. Время обеда!
Новые знакомые прошли в столовую, располагавшуюся чуть ниже верхней палубы, и заняли свободный столик, который тут же накрыли.
– Водочки? – спросил Соколовский Чудинова-старшего и профессора Кочубеева, подняв графин, но томич покачал головой:
– Не употребляю.
– А почему?
– Я хоть и православный, но некоторые традиции своих далёких предков соблюдаю. А ислам запрещает алкоголь…
– А вы, Пётр Ефимович?
– Ну, разве только для аппетита. Самую малость.
Разговор за столом продолжился. Чудинов-старший спросил профессора:
– Артём Севастьянович, ну а каков ваш маршрут на сегодня?
– Я сойду в Павлодаре. В этом городе живут родители жены – она в начале лета уехала с сыном к ним погостить. Поехал их забирать. Побуду недельки две в этом городе, похожу по его окрестностям, и затем уже всем семейством в середине лета вернёмся в Томск.
После обеда компания пришла в каюту поручика. Соколовский в ней тоже находился один, так как выкупил два места.
Профессор принёс альбом с зарисовками, сделанными в последней экспедиции. На сорока ватманах с мельчайшими деталями были в карандаше изображены находки, по большей части украшения кочевников Евразийских степей, а также рисунки нескольких скифских мумий, и одна из них была прорисована с чертами лица.
– По всей видимости, этой молодой скифке было лет двадцать семь – двадцать восемь, – пояснил профессор. – У неё явно европеоидный тип лица, но с большой примесью монголоидных черт. Мои сёстры на неё очень похожи. Она погибла от раны, полученной мечом. Рана у неё загноилась, и случился сепсис.
Профессор ещё долго давал пояснения, но после них поручик переменил тему:
– Пётр Ефимович, я обещал вам показать батюшку, вот извольте! – и он передал фотокарточку с родителями. Соколовский совсем не походил на отца. Поручик был тонок в кости, как я уже говорил щеголеват, да ещё с набриолиненной и стильной причёской. Он был из той породы молодых людей, которые имели бешеный успех у гимназисток, а вот его отец смахивал на здоровенного и несколько простоватого бугая, только взгляд его из-под нахмуренных бровей выдавал в нём природный ум и решительность. Чем-то отец поручика походил на знаменитого германского канцлера Отто Бисмарка, портреты которого тогда часто публиковались в том числе и в российских газетах.
– А разрешите и мне взглянуть? – произнёс профессор Кочубеев. – Всё-таки я столько лет не был в Самаре и давно не видел вашего батюшку.
– Да, конечно! – и Соколовский передал фотокарточку с отцом своему новому знакомому.
– Совсем немного он изменился! – в восхищении покачал головой профессор. – Не берёт его время! Всё такой же мощный мужчина!
***
На следующий день, ближе к полудню, на горизонте показался Павлодар. Тогда это был небольшой уездный городок, входивший в Семипалатинскую область, и население которого не превышало десяти тысяч жителей. Он находился на правом берегу Иртыша, неподалеку от Коряковского озера и старых соляных промыслов. Если центр области – Семипалатинск – был в основном деревянным городом, в котором только изредка попадались добротные кирпичные дома, и среди них совсем немного имелось двух- и трёхэтажных, отчего он скорее выглядел деревней, то это определение ещё больше подходило к Павлодару, потому что тот был, как минимум, раза в четыре меньше.
Вот как его описывал в путевых заметках известный журналист и этнограф и одновременно депутат Государственной думы от Семипалатинской области Николай Яковлевич Коншин: «Несколько улиц с деревянными домишками, среди которых каменное здание тюрьмы выглядело настоящим дворцом, – таков был Павлодар. В этом уездном городишке было 33 улицы, треть версты мощённых тротуаров, 45 керосиновых уличных фонарей и 120 извозчиков». Не прибавить и не убавить! Даже по меркам Степного края, в состав которого входила Семипалатинская область, такие уездные городки, как Павлодар или Усть-Каменогорск, считались захолустьем. Однако в этом городе обжился Алексей Суриков, жених старшей дочери Петра Ефимовича, и он не собирался в обозримом будущем переезжать в областной центр, как ни упрашивал его будущий тесть.
«Евпатий Коловрат» начал сбавлять ход и вскоре подошёл к Затону, где и располагалась пристань. На ней уже толпились встречающие. Поручик и Чудинов-старший вышли проводить профессора.
– Артём, Артём, мы здесь! – послышался женский крик с пристани.