Страница 2 из 3
Собрался царевич с духом, да и полез вслед за мёртвым под землю. Пошли они коридорами тесными, тёмными да сырыми, будто в могиле. Долго ль, скоро ль, расступились наконец стены и выпустили царевича в подземный зал. А зал-то тот всё беломраморный, а стены алыми полотнами затканы, дорогими. По самой середине зала стоит трон из человечьих костей, на троне же девица восседает, да столь прекрасна она, столь хороша, что не привидится человеческому глазу такая красота, не приснится вовек. Поклонился ей царевич и ждёт чтоб первым не заговорить, как то ему велела тётушка-намотушка. «Что же», – ласково говорит ему девица, – «ты царевич не приветствуешь меня? За каким делом забрался так далеко?».
Царевич же ей отвечает: «приветствую тебя низким поклоном да мирным духом, а дело у меня до тебя такое: велел мне батюшка-царь передать тебе, мол, хочет он чтобы ты на его свадьбе спела».
Засмеялась девица жутким голосом и просит: «не часто у меня гости бывают. Рада я тебя приветствовать, царевич, подойди же ко мне, поцелую я тебя как гостя дорогого». А сама к царевичу тянется – едва только успел он уста свои шёлковым платочком загородить. Как коснулась платочка девица, так истлел он и прахом рассыпался. Снова захохотала она так, что у царевича и кости от страха затряслись.
«Вижу ты умён да научен. Кто же тебе дал платочек шёлковый? Отвечай мне, царевич, а то я тебя и обниму, и поцелую – что же с тобою после этого будет?». Испугался царевич и рассказал всё как было: и про тётушку-намотушку поведал, и про помощь да дары её.
«Что же», – снова молвит девица, – «был у нас с тётушкой-намотушкой уговор, да только нарушила она его. Придётся мне по пути обратно с собой её забрать. А что до тебя, царевич, и дела твоего – забавно мне будет выполнить его. Изволь пойти со мною, всё сделаю как ты просишь».
Спустилась девица с трона да накинула на себя три плаща: чёрный, алый и зелёный. Взяла царевича своей холодною рукою и наверх, на землю вывела. Сняла с себя зелёный плащ, расстелила его на земле, сама села и царевича усадила. «Держись», – говорит – «ближе ко мне, да покрепче ухватись». А от девицы веет могильным духом, сыростью и падалью. Страшно царевичу, но просьбу девицы он выполнил. Она же хлопнула по плащу трижды своею дланью и обернулся плащ драконом, полетели они с царевичем над морем, над горами, над лесом, в родную землю царевича. Да как раз на свадьбу и угодили – царь со своею вдовушкой вовсю веселился да венчался. Спустила девица дракона наземь, хлопнула по нему один раз рукой и снова он плащом обернулся. Надела девица тот плащ, а алый с черным в угол бросила.
«Изволь», – говорит – «царь-жених песен моих услышать. Песни мои сладки́ – ничего слаще ты на земле не слыхивал. Но сначала позволь мне тебя да новобрачную приветственным поцелуем одарить».
Царевич же как увидел брошенные плащи, мигом смекнул, что они ему полезными могут быть, схватил их из угла и покинул дворец. Потому только он и спасся. Поцеловала девица в уста сначала царя, потом и жену его – мгновенно осыпались они прахом да в окно со сквозняком улетели. Принялась тут девица песни свои заводить: от первой песни ослабели гости, попадали на пол будто без рук, без ног оказались. От второй песни – покрылись они черными язвами по всему телу, а от третьей песни и вовсе испустили дух от моровой болезни.
Царевич же тех песен не слышал, потому как загорелся он желанием испытать плащи, у девицы украденные. Расстелил он алый плащ и хлопнул трижды по нему рукой. Обернулся алый плащ великим пожаром и пожрал все земли царевича – тот едва только спасся. Что же, думает себе царевич, вот я и без земель остался, только погорелище теперь вокруг. Чем бы не обернулся чёрный плащ – хуже он уже не сделает. Расстелил царевич чёрный плащ, хлопнул по нему трижды и обернулся черный плащ тьмою великою, которая объяла его земли. Встала над теми землями вечная ночь. Все же, кто не погиб в пожаре, навек уснули в той ночи и никогда более не просыпались.
Царевич же обернулся каменным столбом на перекрёстке, да там и остался стоять навек, не живой и не мёртвый.
Принцесса и ведовка
Жил да радовался некий царь в стране далёкой, незнамой никому из нас. И была у него дочь-принцесса – любимая да ненаглядная единственная дочь. Боязно было царю, что дочери его дурной муж достанется, который обижать её будет, потому свёл он её к некоей бабе-ведовке. Велев той крепко-накрепко обучить принцессу премудростям всяким, чтобы никто её обидеть не посмел. Что ж, три года ведовка учила принцессу ведовским премудростям. А после того и говорит: «всему я тебя научила, принцесса, да только услуги мои дорого тебе встанут. За каждый год моего обучения я заберу у тебя по одному сыну в оплату. Помни о том, как замуж соберёшься». После тех слов отвела она принцессу снова в отцов дворец.
А тот уже дочери своей единственной-любезной и жениха подыскал. Скоренько они и обженились. Через год родила принцесса своего первенца-сына. Помнит она о словах ведовки и ни день, ни ночь от сына не отходит. На тридцать же третий день как родился ребёнок крик да шум пошли по городу. Прибегают слуги к принцессе и докладывают: вошёл в город дивный купец из земель далёких, привёз с собой шелка да бархат, да столь дивные и красивые, что и описать никак нельзя. Не сдержалась принцесса, отдала сыночка своего мамкам с няньками и велела смотреть как следует, а сама отправилась на ткани заморские подивиться, себе на платья нарядные прикупить.
Явилась мамкам с няньками ведовка, сама в облике няньки и говорит: «я посмотрю за ребёнком, а вы идите да выберите себе ткани какие покраше». Обрадовались мамки-няньки, выбежали из дворца, но только они в купцов шатёр вошли – сгинул шатёр вместе с купцом и тканями драгоценными. Кинулась принцесса обратно в свои палаты, а сына-то уже и след простыл. Плакала-рыдала принцесса, во все стороны света отправила поиски, но так и не нашла своего первенца. Обратила его ведовка в алмазную булавочку, приколола к своим одеждам да и сгинула – куда никто того не знает.
Год прошёл, родила принцесса второго сына. Крепко она приглядывала за ним, на миг очей не смыкала да окружила себя ещё большим числом мамок да нянек. Вот миновало тридцать и ещё три дня как родился второй сын принцессы. Вдруг пошёл по городу шум да гул да треск да звон. Дивятся люди – явился из-за моря купец с дивными тканями, всех к себе в палатку зовёт. Не пошла к нему принцесса, спряталась в своих палатах да сына своего из рук не выпускает. Прошёл час, снова по городу шум да стук – другой купец явился, привёз серьги да броши с кольцами, чистые янтаря да хрустали да другие камни драгоценные. Не выдержала принцесса, передала сыночка своего на руки мамкам-нянькам да велела пуще глаза собственного беречь его. Опять является им ведовка в облике няньки и толкует: «шли бы вы да поглядели как дивны те серьги да кольца с брошами, а я за ребёночком посмотрю». Стоило им покинуть палаты, как ведовка обратила младенца в серебряный волос и спрятала у себя на голове, затем же и сгинула прочь. Снова принялась искать принцесса своего ребёнка, да никто так и не нашёл его.
Год спустя родила она ещё одного сына и пуще прежнего принялась стеречь да беречь его. Вот миновало тридцать дней с тремя, и пошёл по городу стук да звон – явился первый купец с тканями драгоценными да златоткаными. Не пошла к нему принцесса, лишь сына крепче к груди прижала. Час миновал – снова шум по городу пошёл, второй купец явился с камнями многоценными, и к тому отказалась идти принцесса. Сидит сына своего нежит, с рук не выпускает. Третий час прошёл, снова по городу зашумело – то явился третий купец, да такое диво при нём оказалось! Привёз он с собою заморскую птицу, что поёт человечьим голосом. Не выдержала тут принцесса, передала младенца на руки мамкам-нянькам, да пригрозила казнью, если его из рук выпустят. Лишь вошла принцесса в шатёр, запела дивная птица голосом человечьим да так сладко, что мамки-няньки положили ребёнка в зыбку и к окну бросились. А уж ведовка тут как тут, мигом схватила ребёнка да обратила его мозолькой на своей пятке, и была такова. Снова искали-разыскивали ребёнка по всем землям, да будто бы сгинул он вовсе.