Страница 16 из 83
– А вот и мой сын Саша! – представил он отпрыска всей честной компании.
Сын, водрузив на лицо самую приятную из имеющихся в его арсенале улыбок, оглядел собравшихся. Все было, как он и предполагал. Вот замдиректора Иванцов, вот какой-то странный тип, который морщил лоб, словно вспоминая теорему Пифагора, и, наконец, полагающаяся поклонница. Поклонница, впрочем, оказалась критиком, так что здесь Переплет слегка промахнулся.
– Дина! – представил ее Владимир Акентьев. – Простите, как вас по батюшке, запамятовал?
– Дина, без церемоний! – сказала она.
Ей было под тридцать. Приятное лицо, скромные серьги, деловой костюм. Однако это был как раз тот случай, когда внешность более чем обманчива. Манеры заезжей гостьи нельзя было назвать деловыми, чувствовалась принадлежность к той узенькой прослойке околохудожественной шпаны, которая причисляет себя к бомонду. Правда, насчет собственных подвигов на ниве критики Дина предпочитала не распространяться. Понимала, что здесь это не оценят. Не та публика.
Вспомнив кое-что из обычных отцовских галантностей, Александр поцеловал руку критикессы. Рука пахла кремом. Девушка удивленно подняла черную бровь, и Акентьев понял, что ему удалось произвести впечатление. Тип, решавший теорему, обменялся с Переплетом рукопожатием, сказал что-то насчет фамильного сходства и через минуту удалился, что было воспринято присутствующими с явным облегчением.
– Ужасный человек! – сказала Дина, проводив его взглядом. – Что он вообще здесь делает?
– Ну, Диночка, – сказал на это Владимир Акентьев, – нельзя же так категорично судить на основании нескольких слов. Борис Арсеньевич человек старой закалки!
– А о чем, собственно, речь? – поинтересовался Переплет.
Отец поморщился:
– Чепуха! Мелкие разногласия относительно современной эмансипации!
Дина пожала плечами и возвела очи горе:
– Не скажите, Владимир! Это вопрос принципиальный!
Как выяснилось впоследствии, речь шла о курении, которое, по мнению Бориса Арсеньевича, было недопустимо для женщины репродуктивного возраста.
– Так и сказал – репродуктивного возраста! – Дина захохотала.
Даже в шуме банкетного зала, куда они все переместились после завершения спектакля, ее голос заметно выделялся на общем фоне.
– Вы к нам откуда? – поинтересовался Переплет.
– А почему вы решили, что я приезжая? – кокетливо спросила она.
– Так, кое-какие мелочи! – Переплета позабавило ее искреннее желание понять, что ее выдало.
Сам он сразу понял, откуда на невские берега залетела эта пташка. В Москву, как выяснилось, ее родители перебрались из Архангельска. Больше о них Дина пока ничего не говорила. А впрочем, зачем? Нам с ней не жить! Акентьеву она показалась соблазнительной штучкой, поэтому он безо всякого раздражения выслушивал ее якобы богемный треп и спокойно проглотил слово «провинция», прозвучавшее по поводу Ленинграда.
– Вы же умный человек, Александр! – улыбалась она хмельно. – Должны понимать, что настоящая жизнь только у нас – в столице. Поэтому все удачливые люди рано или поздно перебираются к нам…
Ее соседом с другой стороны оказался уже знакомый Переплету Борис Арсеньевич, который прислушивался к их разговору, пока эта фраза насчет «провинциальности» не сработала подобно детонатору.
– Простите, что вмешиваюсь, – сказал он громко, – но как же…
Последовал список актеров, художников и музыкантов, которые оставались, несмотря на успех, в городе на Неве. При этом он взмахивал руками, словно дирижировал невидимым оркестром, и каждую секунду грозил снести что-нибудь со стола.
– Это, по-вашему, все неудачники? – спросил он с ожесточением. – Неудачники?!
В ответ Дина извлекла из сумочки пачку сигарет и демонстративно закурила, прежде чем ответить.
– Нет, но романтик и неудачник для меня синонимы! Человек, который возводит на собственном пути препятствия, руководствуясь надуманными принципами, никогда не достигнет вершины.
– Вершины у всех разные! – заметил на это собеседник. – Кому-то достаточно обосноваться в Москве, чтобы начать чувствовать себя королем. Или королевой, если угодно! Даже если никаких других причин для этого нет!
– Извините, но мне кажется, вы перешли границу! – сказал Акентьев.
Режиссер, заметив зорким глазом, что страсти в этом районе стола накалились до предела, поднялся, привлекая к себе внимание.
– Я думаю, – начал Владимир Акентьев, – что эту постановку стоило затеять хотя бы для того, чтобы увидеть всех вас здесь…
Он посмотрел на сына. Переплет кивнул ему и, обернувшись к Дине, заметил в ее глазах усмешку. Критикесса была цинична, это ему тоже понравилось. Отец сказал несколько теплых слов в адрес гостей и «присутствующих здесь критиков». Дина улыбнулась, принимая лесть как должное.
«Вот куда следовало податься, – пришло вдруг в голову Переплету, – в критики. Все тебя боятся, все тебя умасливают». А ведь именно этого ему и не хватало, если рассудить, – власти! А критиковать – дело нехитрое. Правда, Переплет хорошо знал, как на самом деле относятся в художественной среде к тем, кто кормится возле нее, – критикам, искусствоведам и журналистам. Впрочем, плевать на среду!
– А вы чем занимаетесь, Александр? – поинтересовалась Дина.
Переплет тяжко задумался.
– В настоящий момент я переплетаю книги! – сказал он. – Хотите, покажу вам прижизненное издание сочинений маркиза де Сада? Это настоящая редкость…
– О, литература – не моя стихия! – призналась Дина. – Знаете, чукча не читатель, чукча – писатель! Я предпочитаю теории – практику!
– Это вы о де Саде? – уточнил неугомонный Борис Арсеньевич.
– И о де Саде!
Переплет понял, что дама уже «дошла до кондиции», и вызвался ее проводить до дому, до хаты. Перехватил по дороге одобрительный взгляд отца и махнул ему рукой на прощание. Вечер выдался прохладный, а Дина изрядно перебрала. Ее бредовая идея насчет прогулки по городу Акентьеву не понравилась. Остановили такси, водитель покосился с сомнением на эту парочку. Переплет показал ему купюру – день был удачен уже потому, что он сумел по ходу дела получить от отца некоторое вспомоществование. Таксист закивал.