Страница 53 из 77
«Мирная партия», состояла из двух фракций. Первая, во главе с министром иностранных дел, предлагала вообще не трогать Маньчжурию, чтобы сохранить хорошие отношения с Британией и Китаем. Взамен предлагалось усилить проникновение в Корею, в которой усилия прорусского правительства нейтрализовались экономическим проникновением японцев. Причем последние действовали как экономические агенты британцев, что в перспективе вело к обострению отношений России именно с Британией.
Вторая фракция, во главе с министром финансов Витте, предлагала усилить мирное проникновение в Маньчжурию по договоренности с китайским правительством. При этом в качестве репрессалий за объявление войны предполагалось получение железнодорожной и промышленной монополии для русского капитала во всей Маньчжурии и в Монголии и контроля над всеми таможенными доходами и соляным доходом в Маньчжурии. Что в общем-то мало отличалось от предложений «военной партии», приводя точно к такой же конфронтации с Англией и САСШ. Поскольку фактически означало закрытие рынков этой территории для всех стран, кроме России. Но азто позволяло впоследствии продвигать российское влияние южнее, как в южные районы Маньчжурии, так и непосредственно в Китай. Но кроме всего прочего, для этого требовался контроль над ввозом и вывозом из Маньчжурии. Поэтому предлагалось арендовать у Китая либо порт в районе рыбацкого поселка Циннива[4], либо вообще весь Ляодунский полуостров с Порт-Артуром-Люйшунем. Против чего дружно выступали моряки и армейцы. Указывая на то, что китайцы не захотят расставаться с последней оборудованной базой Северного флота, и что оборона столь отдаленной от основной российской территории области будет сложнее, чем даже оборона острова Гуам.
Споры по этому вопросу шли уже два года. Теперь же Михаил должен был определить, какой из предложенных вариантов он, как император, должен утвердить. От его решения будет зависеть судьбы не только России, но и всего мира. Поэтому молодой император старательно изучал поданные бумаги. Одновременно вспоминая, как после заседания Кабинета Министров, на котором Витте рассказал о своей программе, генерал Сахаров заявил с солдатской прямотой и грубостью: «Защищать русские интересы в Маньчжурии, прилегающей на тысячи верст к России — это я понимаю. Но быть вынужденным защищать русскою кровью интересы Русско-Китайского банка на Янцзы или вообще южнее Пекина для меня представляется непонятным и гибельным для России делом». Вот и думай, как поступить, особенно учитывая, как делят на куски Китай остальные державы.
«Никогда еще в таком виде и масштабе, не вторгались они на китайскую землю с такой последовательной настойчивостью. Огромные куски территории отхватывались на началах безденежной «аренды»: Формоза, Пескадоры, Цинь-Дао, Вэй-Хай-Вэй, Шаньдун, Гуанчжоу. Это не считая ряда «полос отчуждения» под железные дороги, городских и притом лучших участков — «концессий», на праве экстерриториальности, лесных участков и площадей горнопромышленной эксплуатации. И при этом все хотят оттеснить отсюда Россию, которая расположена рядом с Китаем. Поневоле подумаешь, что сначала вытеснят из Китая, потом потребуют такой же «аренды» в Сибири, — Михаил отложил папку в сторону и встал. Прошелся по кабинету, стараясь успокоиться. — Потом вообще заставят продать Сибирь, как заставили продать Аляску», — вспомнив донесения лейтенанта Анжу о разговорах с американскими офицерами, раздраженно подумал он. — Но аннексия… слишком вызывающе. Нас не поймет ни одна держава. К тому же никто не может сказать, сколько проживает китайцев в этой самой Маньчжурии, что в Северной, что в Южной. Получить дополнительные миллионы азиатов, когда даже Туркестан еще до конца не цивилизован, мне кажется не слишком удачной идеей. Аренда — вот что нужно. Берем в аренду часть земель и начинаем активно заселять своими людьми, в первую очередь — крестьянами. Вытесняя китайцев в исконные земли за их великой стеной. А потом посмотрим, кто будет владеть этими землями. Приморье тоже когда-то маньчжурам принадлежало, а теперь никто и не поверит, что это не русская земля», — Михаил снова сел, взял ручку и аккуратно начертал резолюции на предложенных документах. А потом взял очередную папку…
И только потом, так сказать «на десерт», уже совсем поздно вечером, позволил себе отвлечься от государственных забот чтением бумаг по артиллерии. И опять горестно вздохнул, прочитав, что на перевооружение скорострельными пушками потребуется не менее сто тридцати миллионов рублей. О том, что германская и французская армия уже завершили перевооружение, а австрийцы планируют начать его не ранее пятого года, он знал и раньше…
А в это время в Кобурге семнадцатилетняя Беатриса, прозванная в семье Беа или «малютка пчелка», трудилась почти как самая настоящая пчелка. Письмо за письмо отправлялись в далекий таинственный Санкт-Петербург, к самому лучшему и самому красивому принцу, а с недавних пор и императору. Она была влюблена и любима, и не скрывала этого от своих родных. Впрочем, известие о взаимной любви Михаила и Беатрисы в ее семействе встретили весьма благосклонно…
Стоявшие у окна кабинета, выходящего во двор замка, молодой герцог Саксен-Кобургский Карл Эдуард и регент герцогства Эрнст, принц Гогенлоэ-Лангебургский с улыбками наблюдали, как «малютка пчелка» гуляет по аллее небольшого садика, разбитого внутри замковых стен.
— Итак, дядя, — прервал молчание Карл, — что решил император?
— Конечно, он не против, племянник, — ответил Эрнст.
Разговаривали они, надо отметить, по-английски. Учитывая, что при рождении Карла звали Чарльзом и происходил он из семьи герцогов Олбани, в этом не было ничего необычного.
— Кайзер предупредил, что этому браку не должно помешать ничто, — добавил Эрнст.
— Какие-то особые соображения? — удивился Карл.
— Так и есть, племянник. Ты правильно догадался. Учишься управлять, как я вижу, — улыбка принца теперь походила на оскал. — По нашим сведениям, император Михаэль очень доверчив и легко поддается чужому влиянию. Особенно, если это будет близкий человек…, — он замолчал, посмотрев на Карла.
— Я понял, дядюшка. Нашей империи нельзя упустить такую возможность…, — ответил Карл. — Что же, я дам соответствующие указания.
— Я рад, что не ошибся в тебе, племянник. Пойдем, уже звонят к завтраку, — закончил разговор Эрнст.