Страница 26 из 77
Военно-политический роман-с…
Идиллия, которую переживал Анжу, как он и ждал, не смогла продолжаться долго. Началось все с того, что на очередной, пятой встрече, Мари вела себя уже не столь страстно, как в первое время. Утром, потягиваясь со сна, словно кошка и наблюдая за тем, как он одевается, она негромко, но с отчетливо различимой иронической интонацией заметила:
— Настоящее семейное утро…
Надо признать, что Петру этот затянувшийся адюльтер тоже начал надоедать, из интересного, хотя и несколько фраппирующего приключения, превращаясь в некую нудную обязанность…
Потом пришел приказ о перебазировании части Минного отряда в Либаву. Шли днем, двумя колоннами, «Луга» оказалась замыкающим мателотом. Поэтому компасом пользоваться вообще не пришлось. Так что уточнить его работоспособность Анжу вновь не получилось. Кажется, здесь планировалось какое-то грандиозное строительство, но пока это была захудалая дыра, в которой даже миноносцы вынуждены были стоять на рейде. О том, чтобы отдохнуть где-то на берегу, как в том же Гельсингфорсе, оставалось только мечтать. Как и о поездках в Санкт-Петербург. Зачем и почему восьмерку миноносцев и минный крейсер загнали сюда, никто не знал. Ходили самые разнообразные слухи, в числе которых наибольшей популярностью пользовался один. «Самые осведомленные» офицеры считали, что их пребывание в Либаве связано с охлаждением отношений между Россией и Германией после подписания договора с Японией. Россия, как известно, не поддержала претензий Германии на передачу ей части островов Рюкю. Что и вызвало недовольство германских властей. Якобы отряд из восьми миноносцев и минного крейсера неподалеку от границы должен заставить кайзера о чем-то задуматься…
В середине ноября пришли печальные новости о тяжелой болезни его императорского величества Александра Третьего Миротворца. Еще через день к миноносцу пришвартовалась шлюпка с лейтенантом Каниным, который служил у начальника отряда миноносок капитана второго ранга Михеева старшим офицером минного крейсера «Лейтенант Ильин», а заодно и флаг-офицером. Проверив состояние миноносца и команды, Василий Александрович объявил, что Михеев[1], направляясь в Петербург на совещание в Адмиралтействе, пойдет на «Луге» до Ревеля, откуда поедет в столицу по железной дороге. Поэтому команде «Луги» надлежит приготовиться к походу к завтрашнему дню, чтобы послезавтра Константин Борисович мог быть уже в Ревеле.
Под вечер следующего дня, Михеев прибыл на миноносец в сопровождении своего вестового и приказал сниматься с якоря. Погода стояла для осенней Балтики тихая, почти, можно сказать, штилевая. С неба временами сыпало какой-то крупой, а временами побрызгивало дождиком. Первое определение места, уже в темноте по маяку Бакгофен, не вызвало у Анжу никаких подозрений. Определившись с местом, он сразу приказал рулевому довернуть на новый курс, проложенный прямо на плавучий маяк Сарычев. Ход держали полный, рассчитывая быстрее попасть в Ревель. Стоя на мостике, Петр пытался обнаружить на ночном горизонте огонь сарычевского маяка. Наконец в бинокле появляются хорошо различимые в ночной темноте проблески — белый и красный. Вот только сверкнули эти долгожданные огни, к изумлению Анжу, совсем не там, где он их ожидал.
— Николай Алексеевич, ведь это Сарычев, — обратился он к стоявшему рядом командиру, капитану второго ранга Александровскому.
— Прекрасно и очень даже хорошо, если это действительно Сарычев, — ответил добродушно командир.
— Да, но я должен вам доложить, что по проложенному мною курсу он должен был открыться градусов на пятнадцать вправо, а он открылся приблизительно на столько же градусов влево.
— Так вы же в любом случае уже открыли его, чего же вам больше? — последовал спокойный ответ: — Перемените курс, и все будет обстоять благополучно…
Курс, конечно, был изменен. Обогнув плавучий маяк почти вплотную, миноносец продолжил плыть дальше. При этом у Анжу оказались точные данные о местоположении корабля, точнее которых получить было просто невозможно. С оденсхольмским маяком произошла совершенно та же история, что и с Сарычевым. Только вместо того чтобы открыться правее курса, он открылся левее. На невозмутимого командира это тоже не произвело особенно сильного впечатления. Но что чувствовал при этом Петр, высказать было трудно, поскольку такие выражения не очень любили употреблять вслух даже пьяные боцманы. Поэтому появление Пакерорта он ожидал с замиранием сердца. Вот слабо блеснул бинокле огонь Пакерорта. Огонек блеснул справа, а не слева. Если бы он открылся слева, то это была бы уже катастрофа. Анжу приготовился определиться по крюйс-пеленгу по всем правилам штурманского искусства, преподанным в Морском корпусе, и взял слезящимися от холода и усталости бессонной ночи глазами первый пеленг Пакерорта. Записав пеленг и время, Петр приткнулся тут же на мостике и заклевал носом, вздрагивая от времени до времени и хватаясь за часы, чтобы не прозевать времени второго пеленга для засечки. Вот подошло это время, но… маяк провалился то ли сквозь землю, то ли сквозь воду. От страха совершенно пропала сонливость. Петр начал лихорадочно обдумывать, как выйти из такой потенциально опасной ситуации. Хотя и наступил уже седьмой час утра, но сумрак еще держался, словно в глухую полночь. Впрочем, в это время в данном месте рассвет всегда задерживался. А корабль уже шел почти полным ходом в предательскую щель между островом Нарген и материком. Лихорадочно обдумывая ситуацию, Петр нашел только один выход. Рассказав прикорнувшему тут же на мостике Александровскому все свои страхи и сомнения, он упросил командира уточнить у Михеева, каким путем он прикажет идти дальше. Имелась надежда, что начальник предоставит решение этого вопроса на усмотрение командира. Тогда, огибая Нарген с севера, они дождались бы рассвета. А там благополучно довели бы миноносец до Ревеля. Разочарование не замедлило последовать, Михеев приказал идти Суропским проходом, поскольку этот путь короче.