Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 12 из 19

– Я это все не съем, – продолжала повторять Эмили.

– Конечно съешь, – уверил Майкл, сверкая глазами в пламени свечи. – Просто не спеши.

Он потянулся и снова наполнил ее бокал.

Два часа уже давно прошли. Три часа, четыре часа, пять часов. В конце концов пришла Джина и посидела с ними, пока они пили горький черный кофе из крошечных золотых чашек. Майкл поджег этикетку от амаретто и смотрел, как она поднимается к потолку, роняя хлопья пепла. «Если упадет на тебя, то это к счастью», – сказал он, и Эмили помнит, как немного расстроилась, когда ниточки пепла упали не на нее, а на Джину, ее сияющие волосы и усыпанные драгоценностями руки. Джина наливала им крепкий красный ликер из запыленной бутылки. Это было похоже на чародейный напиток, и к этому моменту Эмили была уже совершенно очарована.

– Так ты любишь моего сына? – спросила Джина, взлохмачивая Майклу волосы.

– О да, – радостно ответила Эмили. – Я очень его люблю.

– Это хорошо, – сказала Джина, – потому что это значит, что и я тебя полюблю.

Глава 6

Мысли из Тосканы

Эмили Робертсон

Для feste нет подходящего английского слова. Это занятное итальянское изобретение, комбинация религиозного пира и вечеринки до самого утра. Иногда в Тоскане его также называют sagra. Sagra della bistecca, пир бифштексов; sagra della lumaca, пир улиток. Только в Италии у еды может быть собственный день пиршеств.

Феррагосто в августе – это festa, чтобы закончить все festas. Предполагается, что праздник в честь Вознесения отмечается пятнадцатого числа, но на самом деле длится почти весь август. Вся Италия в августе уходит на каникулы и предается удовольствиям день за днем.

В этом году меня попросили помочь с готовкой для празднования Феррагосто в нашем маленьком городке. И пока я стояла у жаркой печи, я наконец почувствовала себя настоящей частью семьи.

– Porchetta per favore[39].

– Aspetta uno momentino[40].

Эмили с мокрыми от пота волосами пытается ловко переложить стейки с поркеттой на гигантскую булочку. Они падают обратно на гриль, угли шипят. Ее соседка, черноволосая женщина, которая и словом с Эмили не перекинулась, профессионально переворачивает стейки на хлеб, добавляет соль и перец и шлепает сэндвич на ожидающую тарелку.

– Grazie, – слабо говорит Эмили. Женщина не отвечает.

Уже десять вечера, а люди все еще едят. На площади под гигантским навесом расставили столы, и семьи смеются, болтают и едят в свете сотен фонарей, установленных вокруг. Но семья Эмили не вместе. Чарли с Олимпией, сидит у нее на коленях и ест мороженое с фундуком. Сиена, скорее всего, где-то с Джанкарло. «Я с группой», – объявила она раньше полушутя. А Пэрис? Эмили не видела Пэрис с тех пор, как та с содроганием отказалась от поркетты и исчезла в шумной, полной дыма ночи.

Эмили жарко и скучно, она вся пропиталась запахом свиного жира и уже сыта всем этим по горло. Она уже собирается снять фартук и пойти на поиски Пэрис, когда чей-то голос произносит:

– Brava, миссис Робертсон. Спасибо, что присоединились к нам.

Это дон Анджело. Он держит бутылку вина (без этикетки, очевидно, не магазинного) и десяток пластиковых стаканов. Черноволосая соседка Эмили начинает приглаживать волосы и встряхивать ими, как подросток.

– Don Angelo! Troppo gentile[41].

Дон Анджело наливает вино в два стакана и протягивает их Эмили и ее соседке. Эмили делает осторожный глоток. Красное, молодое и немного игристое.

– É buono[42], – хвалит она.

– Мое собственное, – говорит священник самодовольно.

– Buonissimo[43], – подхватывает соседка, не желая отставать.

Еще одна женщина претендует на внимание дона Анджело, и какое-то время Эмили просто стоит, попивая прохладное вино и позволяя разговору литься без ее участия. Очередь рассосалась; многие семьи сидят на площади, пьют вино, пока дети как ненормальные бегают вокруг. Эмили видит, как Чарли гонится за маленькой девочкой с косичками, и она цепляется за край барбекю, чтобы невольно не протянуть руки и не схватить его. Она знает, что Олимпия хорошо о нем заботится (слышны постоянные крики Carlito! Fai attenzione![44]), но как раз это Эмили выносит с трудом.

Затем она слышит слова «Вилла “Серена”» и поворачивается к дону Анджело и его собеседницам. К ним присоединилась еще одна женщина, и они все оживленно разговаривают. Дон Анджело размахивает руками, проливая вино.

– Scusi[45], – говорит Эмили. Они не обращают внимания. – Прошу прощения, – повторяет она по-английски. Отец Анджело поворачивается к ней. – Вы говорили о моем доме?

– Вашем доме? Ах да. Мы говорим о раскопках.

– Раскопках?

– О… как же это слово… об археологии.

– Археологии?

– Да, в полях за вашим домом ведутся раскопки. Кажется, там этрусское campo santo… могильник.

– Правда? Как интересно!





Дон Анджело вопросительно смотрит на нее.

– Многим из нас это вовсе не кажется интересным, миссис Робертсон. Мертвых следует оставить в покое.

– Но что, если это важно для истории?

– Для истории! – Дон Анджело широко разводит руки в жесте абсолютного презрения. – Какая от истории польза?

Эмили не знает, как на это отвечать. К счастью, одна из женщин склоняется перед священником. Эмили слышит имя – Рафаэль.

Думая о художнике, она восторженно спрашивает:

– Рафаэль? Они обнаружили что-то из Рафаэля?

Дон Анджело поворачивается к ней с мрачной улыбкой.

– Мы говорим об археологе Рафаэле Мурелло. Он хорошо известен в этих краях.

– Он дьявол, – говорит черноволосая женщина, переходя на английский.

Пэрис уже больше чем сыта по горло. Она буквально одеревенела от скуки. Она сидит за столом в дальнем конце пьяццы рядом с семьей, набивающей щеки едой, и ее одолевают мрачные мысли. Мама все еще готовит это отвратительное мясо, все в крови, с комками жира и мерзкими белыми жилистыми кусочками. Пэрис не стала бы его есть, даже если бы ей заплатили миллион фунтов, а вот семья по соседству, кажется, не устает им наслаждаться; противные капли соуса падают на скатерть, пока они запихивают все больше и больше еды за свои толстые щеки. Пэрис бросает на них убийственный взгляд.

Сиена ушла куда-то с дурацким Джанкарло, который без устали трещал о саундчеках и соло на барабанах, словно он Брюс Спрингстин[46] какой-нибудь. Олимпия балует Чарли по-черному; Пэрис слышно, как он с другого конца площади пронзительно воет на двух языках, требуя мороженого. Только она одна уставшая, голодная и сама по себе. Она достает Mars из кармана и начинает медленно есть. Если постараться, то можно растянуть его на час. «Я жизнь свою по Mars’у отмеряю», – думает Пэрис. Господи! Все, она пропала. Кто еще читает Т. С. Элиота[47] просто для развлечения, как она? Сиена заинтересовалась им лишь однажды, когда Пэрис ей рассказала, что имя писателя – анаграмма из слова toilets. Господи! Ее семья так невежественна!

– Ciao[48], Пэрис.

Она, нахмурившись, смотрит вверх. Это Андреа, сын учительницы, который хочет поступить в Пизанский университет. Андреа ей всегда нравился больше других друзей Джанкарло. Он блондин и довольно тихий. А еще он из неполной семьи, что делает его довольно необычным для Тосканы и успокаивающе похожим на ее друзей из Лондона.

39

Поркетту, пожалуйста (итал.).

40

Подождите минуту (итал.).

41

Дон Анджело! Вы так добры (итал.).

42

Хорошее (итал.).

43

Превосходное (итал.).

44

Карлито! Будь внимательнее! (итал.)

45

Прошу прощения (итал.).

46

Брюс Фре́дерик Джо́зеф Спри́нгстин (англ. Bruce Frederick Joseph Springsteen; род. в 1949 г.) – американский певец, автор песен и музыкант.

47

Томас Стернз Элиот (англ. Thomas Stearns Eliot, 1888–1965) – американо-британский поэт, драматург и литературный критик, представитель модернизма в поэзии. Лауреат Нобелевской премии по литературе 1948 года.

48

Привет (итал.).