Буду жить тобой

Когда мы выходим в коридор, Максим сразу подаётся ко мне. Перед тем, как заняться моим обследованием, его брат пожелал, чтобы он оставил нас наедине. Максим не высказал прямого недовольства на этот счёт, но я увидела, как вспыхнули его глаза от явного негодования.

Что между ними произошло? 

Втроём мы идём по коридору и останавливаемся возле процедурного кабинета. 

Савельев-старший провожает меня внутрь и передаёт в руки миловидной девушке. Та очень быстро делает забор крови. 

Когда я выхожу обратно в коридор, вижу, что братья негромко переговариваются. И сразу замолкают, заметив моё присутствие. 

Мы вновь идём по коридору и на этот раз останавливаемся возле кабинета УЗИ. Евгений Борисович просит нас подождать, и один заходит внутрь. 

– Как ты? – Максим сразу обнимает меня и притягивает к своей груди.

– Немного нервничаю, – признаюсь с улыбкой. – Но твой брат вдохнул в меня немного уверенности.

– Ева, проходи.

Дверь распахивается, и Максу приходится меня отпустить. Я бесстрашно захожу в кабинет УЗИ, не подозревая, что с этого момента моя жизнь разделится на «до» и «после»...

Глава 17

Прижавшись затылком к стене, несколько раз долблюсь им от состояния совершенной безысходности. От предчувствия неизбежной бури, которая уже на подходе. И чем дольше Ева не выходит из кабинета УЗИ, тем ярче я чувствую эту самую бурю.

Наверняка у Евы что-то серьёзное!

И это моя, блядь, вина!

Спустя тридцать минут из кабинета стремительно выходит Жека. Я подрываюсь к нему, но он, словно ничего не видя вокруг, несётся по коридору, а потом вверх по лестнице. Я не отстаю, пытаясь его дозваться.

– Подожди, Макс, – отрезает брат, не оборачиваясь.

Подойдя к очередной белой двери, дёргает за ручку, но та не поддаётся. Жека пересекает коридор, распахивает дверь напротив. Заглядывает туда, и я слышу, как он спрашивает у кого-то:

– А Виктор Семёнович уже ушёл?

Ответ я тоже слышу:

– Около часа назад.

Брат закрывает дверь и наконец-то оборачивается ко мне. По выражению его лица я сразу понимаю – мой мир всё-таки рухнул.

– Что с Евой? – впериваю взгляд в его глаза. Мой мир сейчас сужается до них.

Жека устало проводит по волосам, немного их взъерошивая.

Тянет... Сука... Там, по ходу, всё плохо!

Я хватаю его за край халата.

– Говори как есть, ну!

Голос брата очень озабоченный:

– Я подозреваю, что у неё митральный стеноз, произошла обструкция...

– Стоп! – перебиваю. Трясу головой. – Объясни по-русски, блядь! Так чтобы без учёной степени понятно было!

– Есть подозрение, что у Евы порок сердца, – сжалившись, объясняет брат. – Точнее смогу сказать завтра. После результатов анализов и фонокардиограммы.

– Порок сердца, – повторяю я за ним, как под гипнозом.

– Да, порок сердца, Макс, – чеканит Жека. – Хотел бы я сказать, что это ваша с Киром вина, вот только это не так. Пять лет – это слишком долго. Он бы уже давно проявил себя. А вот её пребывание в больнице пару лет назад. Ангина, лихорадка... Короче, Макс. Сними с себя хоть немного ответственности. На этот раз ты ни в чём не виноват.

На этот раз!

Старший брат спустил на меня всех собак, когда узнал о наших с Киром «подвигах». И да, я действительно был повинен в том, что не уследил за младшеньким братишкой. Я и без Жеки считал себя виноватым.

– Помоги этой девочке, поддержи её, а потом оставь в покое, – настойчиво советует он мне. – Она не должна понять, кто ты такой. С её сердцем...

Я пропускаю его умозаключения мимо ушей.

– Что нужно делать при пороке сердца?

– Операцию. Причём ещё вчера... Но я не хочу раньше времени её пугать, поэтому и ты молчи. Сможешь?

Киваю головой. В горле пересохло. Язык онемел.

– Пойдём, сейчас Ева выйдет из кабинета.

– Каковы шансы, что ты ошибаешься насчёт порока сердца? – спрашиваю я брата, пока мы спускаемся по лестнице.

Он молчит, подпитывая мою панику.

Ясно. Брат, скорее всего, не ошибается... И все эти анализы – это лишь отсрочка неизбежного.

– Да, некоторые шансы есть, Макс. Но их мало, – отвечает он наконец, не глядя на меня.

Врать он никогда не умел.

– Хорошо. Сколько? Сколько процентов из ста? Может быть, двадцать?

Жека останавливается перед дверями, ведущими на нужный нам этаж, и неохотно выдавливает:

– Три-четыре, не более. Мне жаль...

Три процента?.. Или четыре?

Пиздец!

– Да, мне тоже жаль.

Мой голос становится хриплым, а лёгкие горят от нехватки кислорода. У меня никак не получается вдохнуть полной грудью.

Когда возвращаемся на нужный этаж, Ева уже ждёт нас возле кабинета брата. Она выглядит такой хрупкой, потерянной...

Моё сердце сжимается от тоски и от страха за её жизнь.

Мы приближаемся к ней. Оба неосознанно прячем взгляды.

– Ну что? – Ева поднимается с кожаного дивана. Заставляет себя расправить плечи.

– Я хотел Вас ещё на фонокардиограмму отправить, – спокойно отвечает Жека. – Но специалиста уже нет на месте. Поэтому приедете завтра утром. В девять Вас устроит?

Мой брат намного собраннее, чем я. Сколько раз за всё время своей работы он так же врал тяжелобольным пациентам, что у них пока всё в порядке? Наверное, десятки.

– В девять – значит, в девять! – отвечаю вместо Евы, потому что вижу, как она замешкалась. – Всё в порядке, я привезу тебя.

– Так... а что со мной? Что-то не так с моим сердцем? – она натянуто улыбается, вглядываясь в лицо брата.

– Мы пока пытаемся это выяснить, Ева Андреевна, – он утешающе проводит по её плечу ладонью. – И обязательно выясним.

– Просто... у меня ведь работа. Я не знаю, смогу ли приехать завтра, – теперь уже она прячет взгляд.

Так, понятно. Ей страшно, и она собралась обратиться в бегство. И плевать на своё здоровье.

– Твоя работа подождёт, – отрезаю я. – Но мы обсудим это наедине, ладно?

– Максим... – собирается начать спорить.

– Наедине, – повторяю я, притянув Еву к себе. И шепчу так, чтобы слышала только она: – Никакая работа не стоит здоровья, ты же с этим согласна?

Она задумчиво кивает, и я поворачиваюсь к брату. Пожав ему руку, быстро благодарю и прощаюсь с ним. Всё, нам пора. А то крыша реально поедет от этих стен и от осознания действительности.

Ева тоже благодарит Жеку и прощается. Мы спускаемся на первый этаж, и она шепчет мне в самое ухо:

– Нужно заплатить. Ведь твой брат выполнял свою работу.

– Вот завтра и заплатим, – сразу нахожусь я.

Чувство долга не позволит Еве завтра не поехать... И я тоже не позволю.

Мы выходим из клиники и садимся в машину. Чтобы забить голову Евы чем-то, кроме визита к кардиохирургу, прошу её пока заняться выбором китайского ресторана с доставкой. Сам вроде как слежу за плотным движением на дороге. Но мои мысли сейчас сконцентрированы на другом: нужно продавать машину. Возможно, ещё и квартиру. Взамен я могу купить что-то поменьше и попроще, в менее престижном районе.

Ева отрешённо смотрит в экран телефона, и я спрашиваю будничным тоном:

– Ты выбрала? Давай я продиктую адрес, куда нужно доставить...

– Я... я вроде не голодна, – отзывается она ослабевшим голосом. Убирает телефон в карман пальто. Задумчиво смотрит на мокрую от дождя улицу. – Твой брат что-то не договаривает.

– Перестань, Ева, – тут же сжимаю её плечо. – Мой брат профессионал. Он не будет ставить диагноз, пока не уверен в нём. И назначит ещё кучу обследований. Давай просто доверимся ему, ладно?

– Я доверяю... Просто, – она кусает губы, – мне немного страшно.

Твою-то мать!

Резко сворачиваю вправо и торможу в запрещённом месте. Отстёгиваю наши ремни безопасности и притягиваю Еву к своей груди.

– Шшш... Ну же... Даже не думай о плохом!

Слышу, как она совсем тихо всхлипывает, и тут же отрываю от своей груди, схватив за хрупкие плечи. Заглядываю в глаза. В них уже стоят слёзы.