Страница 38 из 39
— Брат? — на моем пути возник удивленный Феликс. — Ты словно на пожар, — попытался пошутить.
Однако я был не в настроении. Обогнув его по дуге, поспешил к лестнице. Через плечо бросив лишь одно:
— Все получилось.
— Я знаю, мне уже звонил следователь, — Феликс шел за мной попятам. — Давид сейчас в участке, но его готовят к переводу в СИЗО. Дана еще утром написала заявление…
Он осекся, когда я приблизился к комнате. Той самой, которую приготовили для Богданы и Марка. Той самой, которая стала для нее словно темницей на целую неделю. Схватился за дверную ручку, попытался за нее дернуть, но ладонь Феликса тут же легла на дверное полотно.
— Ее там нет.
Мне показалось или его голос прозвучал с глубочайшим извинением?
— Хорошо, тогда быть может в саду? — отпрянул от двери, уверенной поступью вернулся к лестнице. — Она же наверняка сейчас с Марком гуляет, да?
Мой голос дрожал, а брат следующий за мной по пятам, сохранял зловещее молчание.
— Где она, Феликс? — резко крутанулся и вперил взгляд в его виноватое лицо.
— Уехала, — бросил он, отводя взгляд. — Сразу после того, как написала заявление.
Не удержавшись, вмазал кулаком в стену. Мое внутреннее спокойствие было давно потеряно.
Выругался. Отчаянно потер лицо.
— Почему ты отпустил ее? — приблизившись, надрывно прохрипел в лицо брата. — Совсем одну, с маленьким ребенком… Куда она уехала?
— Я не знаю, — Феликс развел руками. — А что я мог сделать? Силой удерживать? Она и так провела неделю словно в заточении! Я, конечно, мог бы быть жестче, не сговорчивее. Но ведь только она — твоя женщина! Все весомые доводы остаться, у меня закончились. Богдана практически бросила мне в лицо, что ей и ее сыну больше ничего не угрожает, потому что она сделала все, что от нее требовалось! И значит, ей здесь больше нечего делать…
Феликс сжал мое плечо.
— Характер у нее я тебе скажу… — присвистнул и в его глазах заблестели озорные смешинки. — С виду вроде такая паинька, тихоня, — продолжил размышлять он вслух. — А внутри бунтарь… Ты уверен, что она та, кто тебе действительно нужна?
Да он к черту издевался что ли?
Меня трясло от любви к ней. Я не спал по ночам, находясь с ней в разлуки. Мой мир перестал вращаться, когда она ушла…
— Да, я уверен! — отчеканил непреклонно. — Ты знаешь, где она?
— Нет, — понуро выдохнул Феликс. — Я дал ей денег на такси… Намного больше чем на такси, но она не приняла их. Говорю же — бунтарь, а не девушка.
— Да ты что? — язвительно уточнила появившаяся в холле Соне. — А ты у нас весь такой белый и пушистый, да? — беззлобно поддела мужа.
Феликс обнял жену, по-хозяйски положив ладони на ее огромный живот. София была на последнем месяце беременности и младший брат считал дни, когда наконец сможет взять на руки сына.
— Я не белый и не пушистый, — хмыкнул он. — Но я — это я.
— Да уж, весомый довод, — скептически бросила Соня, легонько ударяя Феликса по рукам. — Герман, — обратилась девушка ко мне. — Дане нужно время. И покой. На нее не получится давить. Но одно я могу сказать тебе совершенно точно…
— Что? — я перестал дышать, вглядываясь в загадочное лицо Сони.
— Мы провели вместе целую неделю. Смогли подружиться. И я уверена, что не смотря ни на что — она тебя любит!
Мягко улыбнувшись, София пересекла холл. Собиралась выйти в сад, но я тихо позвал ее по имени и она обернулась.
— Ты же знаешь, где она, верно? — замер в ожидании, вновь вглядываясь в ее лицо.
Губы девушки дрогнули в полуулыбке, взгляд стал немного виноватым, но вместе с тем успокаивающим.
— Прости Герман, я тоже тебя люблю, но ничего тебе не скажу…
И несмотря на упрямое молчание Софии, уезжал из дома брата с надеждой в сердце. Девушка подкрепила мою веру в то, что Богдана меня любит. Я не минуту не хотел в этом сомневаться, однако неверие расползалось во мне как опухоль. Соня стала лекарством, исцелив меня в одну секунду. И я мог только рассчитывать на то, что она не ошиблась с выводами.
Отъехав от дома Феликса всего на несколько километров, у меня зазвонил телефон. Взглянув на экран увидел имя брата, и немного напрягся, ведь мы виделись несколько минут назад.
— Да? — опасливо выдохнул в трубку.
— Мне звонили из больницы, — без промедления начал он, и мое напряжение выросло в размерах.
— Что-то с отцом?
— Да, — отозвался Феликс. — Он пришел в себя. Все жизненные показатели в норме. Но ему придется провести в больнице несколько недель, чтобы увеличить шанс на выздоровление.
Я молчал, сжимая руль. В горле встал огромный ком, который никак не получалось сглотнуть. Наш отец не был образцом подражания. Был отвратительным мужем, но все же борцом. Даже на пороге смерти, смог взять ее за горло, выкарабкаться… Я не мог им не восхищаться. И где-то глубоко внутри вероятно завидовал. Мир потерял бы настоящего воина, если бы Сабуров старший перестал бороться за свою жизнь.
— Герман, ты едешь в больницу? — услышал голос брата в трубке.
— Да, я хотел отвезти маму домой… Но теперь она вряд ли уедет.
— Нам надо с ним повидаться, — отозвался Феликс с плохо скрываемым восхищением. Он тоже не мог поверить в то, что наш отец смог обмануть смерть. — Я сейчас выезжаю, увидимся в больнице.
Эпилог
Заламывая пальцы посмотрела на дверь. За ней отчетливо была слышна чья-то неспешная возня. Ключ клацнул в замочной скважине. Потом раздался щелчок. Дверь медленно поползла, отворяясь.
Через порог шагнул уставший Герман. Его усталость, изможденность я заметила сразу. Небритое лицо, темные тени — свидетельство плохого сна, однако под хмурыми бровями лучился теплотой взгляд карих глаз. Сейчас этот взгляд казался обескураженным.
Мужчина закрыл дверь, в неверии посмотрел мне прямо в глаза. Я видела как он дрожал, сдерживаясь, чтобы не рвануть в мою сторону.
В итоге прижался спиной к двери, пробегая по мне взглядом от макушки до пят.
— Я сплю, да? — прохрипел тихим голосом, совершенно серьезно.
От слез застилающих глаза, от огромного кома в горле, мне было тяжело говорить. Поэтому смогла лишь отрицательно качнуть головой.
— Дана…
Он все-таки рванул ко мне, сразу заключая в теплые объятья. А я расплакалась на его груди… Как же долго мы были врозь. Словно провели вдали друг от друга целую вечность, за которую я успела дико истосковаться. Успела понять насколько сильно люблю его и больше не смогу ни дня провести без Германа.
— Ты меня прощаешь? — с мольбой прошептал он возле моего виска, осыпая поцелуями волосы, скулы, лоб. Будто пытался впитать мой запах и вкус кожи.
— Мне не за что тебя прощать, Герман, — вскинула взгляд в его лицо, такое родное и любимое. — Неделя в постоянных размышлениях, помогла мне тебя понять… Ты прав, я вряд ли подпустила бы к себе брата Давида. Даже слушать бы не стала. Тогда я была другой. Мое искалеченное сердце никому не доверяло. Ты исцелил меня! И только благодаря тебе, теперь я верю! Верю в твои добрые намерения. И тогда и сейчас… Верю в твою любовь ко мне и Марку.
Меня душили слезы. Стало тяжело говорить и Герман прижал указательный палец к моим влажным от слез губам.
— Шшш… не плачь, Дана, — хрипло прошептал, ласковым голосом. — Значит все было не зря, верно? Моя ложь была во благо.
Я часто закивала, соглашаясь с каждым его словом. Мягко взяла в ладони его небритые щеки и принялась целовать нежно и неспешно прикрытые им от удовольствия веки, нос и влажные от поцелуев губы.
— Я думал, что потерял тебя. А еще меня посещали мысли грохнуть Феликса, за то что он тебя отпустил, — взяв небольшую передышку, признался Герман.
— Когда я узнала от Сони, что Давида взяли под стражу, я сразу помчалась к тебе. Мне не терпелось снова обрести семью. Нашу семью…