Страница 30 из 32
Детство Альберта было, не смотря на трудные времена строительства и пути к светлому будущему довольно приличным. Альбертика окружали и заботой, и любовью, и достатком, но особо не баловали. Казалось вот и вырастет потомственный хороший человек, радуйтесь родные, рассматривайте с умилением фото, ждите прелестных ангелочков внуков.
Увы, однажды в непогожий день, когда бушевала гроза и бесчинствовали молнии, личный демон Альберта решил гульнуть, и посмотрев на выпавшие карты, позвал ещё с десяток своих бродячих соплеменников. Ух, эти злыдни закатили пир со знаньем дела и для души, чтоб она наивная прониклась и насквозь пропиталась чернейшим злом.
Альбертик рос чудовищем. Детство наполнилось кучей переломанных игрушек, после в ребенке проснулся живодер, который засучив рукава, взялся за кошек и собак. Юность добавила максимализма, страсти и бензина, в итоге демоны нарадоваться не могли на выросшее чудовище. Альбертино превратился в первостатейного маньяка педофила, который насиловал и кушал невинных детишек попавших в лапы этого неистового зверя, вот так то.
Теперь сей осатаневший упырь волок бесчувственную жертву к ближайшей лесопосадке и ликовал, что простофиля и никому не нужный Лох, будет по всей строгости закона отвечать за чужие преступления.
- На то и лох ты, чтобы глупо сдохнуть - и пролилась невинная детская кровь.
Справедливость это не скорое воздаяние, а может виною всему, бюрократия, пробки, спящие разум и совесть?
Пахнет шерстью козлиной в хате, где четверка апокалиптичных существ, предвкушает разгул беспредела, чтоб человека упрямого, растоптать и сломить. Что же ты моль с бледным лицом потерялась? Может, есть запасной путь, который тяжел и прописан древним законом совсем для иной породы человека, где достоинство, честь не пустые звуки и не применимы в коммерческой сделке.
Пахнет смертью, тесная комнатушка преображается в арену, время плавно течет, огибая учащенное сердцебиение. Злые, голодные глаза смотрят на тебя словно ты маленькая беззащитная девочка в платьице ситцевом. Вседозволенность разрешена администрацией и гиены купаются в смехе своем, давясь обильной слюной.
- Что ж, почтеннейшая публика, готовы ли вы к представлению века? Смертельный номер дважды не повторить, пощекочем нервы?!
- Будьте так любезны и выдайте инструмент. Запоминайте, вспарываем брюхо слева на право, перерезаем брюшную аорту, не запачкайтесь кровью мистер, вуаля, тело готово и человека больше нет.
Пришёл конвой, сонный доктор констатировал смерть, после всё улеглось и забылось.
Смерть, не поймёшь, кто-то взял и покрыл тебя изморозью. Вот кровь твоя, вот стеклянные бусинки в глазах, тебе всё равно, потому что тело уже мятый, ношеный костюм. Они неизвестные без лиц, проводят в последний путь тебя, после вспомнят о сером геморрое бытия, бросят окурок, заберут твой алюминиевый крестик веры и всё, свободен, на выписку. Выше обязательно что-то скажут, и ты согласишься, потому что это справедливо.
День исчезает в тихой тени крадущейся что вор, хлопают закрываемые двери, а ты безымянный герой без лица следующим днем живешь. Прекрасное свежее утро, в парке снова обнаружили детский труп. Кто виноват? Кто ответит? Кто все дерьмо приберет? Лох отчалил, Лох ответил, с Лоха ничего не возьмешь. На небе ясная погода, наркоман Степан вспомнив, достал колоду карт и предложил сыграть в дурня, а Лох попал в рай, нормальный такой рай.
Господа в погонах вереницею идут на ковёр к рассвирепевшему начальству в больших погонах, честь мундира, резонансное дело, горящий план, надоедливая пресса и народ который недовольно молчит. Летят звезды и тонут в стакане с водкой, завтра снова начинать старую жизнь. Время подобно водосточному каналу текло грязью, а после один бомжеватый Мерлин сказав пару магичных словечек, повернул время вспять.
- Я бы песню пропел, но нет в горле рифм. Моя песня уснула в могиле.
- Мою песню волчий вой подхватил, я забылся, протяжно завыл, спохватился, пропил крылья!
- В кабаке в грязном углу грею остатки пива в жестянке, где мои крылья? Сколько рюмок еще принесут? В какую ночь уйду, в каком тумане затеряюсь?
- Я молюсь на понты, краду децела, гажу, что церковная мышь, умываясь горькими слезами. День великодушного прощенья жду, главное Зин дай ради Христа, пойми, я загибаюсь.
Бакалейная нимфа Зинка посочувствовала Юрцу и вынесла гранёный с бутербродом, ведь эта женщина любила и хотела разделить взаимность, а Юрец который день выпадал в астралы. Он умирал и как птица Феникс возрождался, терялся во мраке ночном и предрассветных туманах на набережной, водка непознанный до конца эликсир заканчивалась, и истина бытия ускользала.
Юрец битой собакой возвращался, молил, вымаливал, сыпал обещаниями, клятвами, давал обеты, и все повторялось, только очередной заход на дистанцию появления с повинной давался с трудом. Тремор, перегретая нервная система, обрывки фени и угроз, устрашающая нетерпимость к чужому мнению. Бунт в поэте-грузчике назревал, обретая очертания уголовно наказуемого насилия.
Морозов владелец раритетного Парабеллум-Люгер исчез в неизвестность на конспиративную квартиру, где то за чертой жизни. Может он стал боевиком, потому что некий деловой человек решил делать рисковый бизнес, а сегодня дождь уже не летний, осенний. Конечно, Морозова искали все и по разным каналам, это реально из Люгера отстрелить голову маньяку Дыркину.