Внутри себя маяк

Провал. Я в другой палате. Женщина массажист уходит. Ко мне подходит врач-великан. Я его уже видела.

– Вера, здравствуйте. Вы в больнице. Вы это понимаете?

– Ддаа. – невнятно ответила я, врачу-великану.

– Вы сейчас начали курс реабилитации. Вам придётся потрудиться. Будет всё болеть, ничего сразу не получится. Считайте, что вы сейчас заново родились и вам нужно учиться всему: как держать ложку, как сидеть, как ходить. Понимаете?

– Ддаа. Но ччтто сссо ммнннойй? – я говорю, как на замедленном кадре. Но говорю! Хотя бы так.

– Вы попали в аварию, и чудом остались в живых. У вас была тяжёлая черепно-мозговая травма. Вы впали в кому. И сейчас постепенно возвращаетесь в сознательное состояние. Из-за того что вы пробыли в коме около трёх недель, ваш организм ослаб. Сейчас мы будем восстанавливать все мышечные процессы. Вам нужно будет потрудиться.

Потом врач вышел. После пришла Ольга… не помню отчества и начала со мной заниматься, обычно так обучают малышей: показывают разные карточки с буквами и цифрами и спрашивают: это что за буква? Это что за цифра? Потом животные, предметы, времена года. Загадки… от простого к сложному. Мне было не по себе, когда я не могла решить пример 3+9. Или когда я путала названия предметов, а порой вообще не могла вспомнить. Со стулом у меня прям парадокс какой-то был. Сегодня помню, завтра снова забываю. Иногда было очень досадно, злилась на себя. Опускала руки. Чёртов стул. Злилась. И продолжала вспоминать и запоминать всё заново.

Занятия на специальном тренажёре, где тебя буквально привинчивают, и ты пытаешься идти – ад адский. Но когда я видела людей, которые скручены в знак вопроса и не держат головы. Или у которых множество травм. Или как одна женщина, пожилая, вытирает постоянно слюну, которая неконтролируемо течёт из-за рта сына, а сыну за сорок. Я будто оживала и становилась благодарной, что меня уберегли от участи несчастного парализованного мужчины и ещё более несчастной матери.

У меня наметился прогресс, и я смогла медленно и осторожно топать без опоры, неплохо держалась на воде (упражнения в бассейне были у меня в топе). Я быстро освоилась с набором текста. Медбрат, Даня, мне принёс планшет, где мне Ольга Михайловна рекомендовала записывать события минувшего дня: что у меня сегодня лучше вышло, чего я хочу достичь в ближайшее время. Вишлист желаний на завтра. Это помогало мне осознавать: помню ли я вчерашние события. Плюс умение ставить цели на ближайшее будущее – в моём положении это важно.

А вот письмо, работа с написанием букв, было каторгой для меня. Ещё большей, чем в первом классе школы. Тогда у меня получалось лучше. Это очень задевало меня. И бесило. Иногда я впадала в истерику и скидывала стакан с карандашами и ручками на пол. Лист рвала на части и со скоростью черепахи мчалась к двери кабинета, со словами: «К чччёрттуу эттто писссьмооо!» Останавливалась у двери, со словами «Отткрроййттее этттуу прооклляттуую двееррь».

Дверь была тяжеленная и туго открывалась. Поэтому моя беспомощная истерика заканчивалась беспомощной просьбой: о помощи… Я вся была мало функциональной улиточкой. Но улиточкой, которая смогла из камня превратиться в движущийся объект. Это же, сколько ступеней эволюции я пережила. Миллионы лет. Не иначе!

Ко мне постоянно ходил санитар. Приносил новые цветы. Улыбался и был участливым к моей проблеме. Приводил свою дочку – Сонечку, и они желали мне выздоровления. Это было так мило. Я совершенно забыла про Машку и про работу. На время реабилитации мне запретили заниматься всем посторонним. Только занятия и процедуры связанные с реабилитацией. Но месяц первого этапа реабилитации подходил к концу. И мне разрешили поехать домой на неделю или дней десять.

Я боялась показаться бабулечке в таком виде и состоянии. Совершенно не знала, куда мне поехать. Думала, обратно к Маше? Но было как-то неудобно. И совсем не тянуло. Она меня ни разу не навестила в больнице. Вот тебе и подруга. Я со смешенными чувствами ждала этого дня, не зная, куда себя деть. Докатилась…

Ко дню выписки врач, Олег Сергеевич, сказал, что у меня состоится важный разговор, и от его исхода будет точно известно, покину я больницу на этот недельный отпуск и пройду социализацию в кругу родных (в каком кругу, я не поняла) или останусь здесь.

День икс настал. Я сидела в палате. Ко мне пришёл санитар с цветами. Забыла вам рассказать, его звали Даней. Пришёл вместе с Сонечкой. Мне было неловко, незнакомые люди и столько внимания, заботы, нежности, в общем, я даже была смущена. Хотя это качество мне не свойственно. Я не интересовалась, как его жена. Возможно, ему было больно об этом говорить. Он сам не начинал этот разговор. А у меня нет привычки, лезть к людям в душу. Иногда я думала, что он как бы ассоциирует меня со своей женой, и хочет, чтобы через доброе отношение ко мне… его любимой стало легче. Вроде кармической взятки.

Когда я его увидела или лучше, когда на раз двадцатый запомнила, что он это он – Даня-санитар. К сведению: у меня были проблемы первые дней десять после спячки, проблемы с кратковременной памятью. Я не могла запомнить ни людей, ни что мне говорили. Поэтому врач из-за дня в день в течение недели говорил мне одно и то же. Но, что удивительно, это то, что я не паниковала и с живым интересом наблюдала за ними и за происходящим. Сразу поняла, что я в больнице, и приняла это. Олег Сергеевич объяснил, что у людей обычно идёт отрицание, и они не могут поверить, что это случилось с ними. С такими пациентами сложнее. Они отрицают действительность. А чтобы начать идти на поправку нужно принять, смириться и идти дальше.

Вернёмся к первому впечатлению о Дане. Некрасивый, совершенно не в моём вкусе, робкий, аккуратный и слишком трогательный. Слизняк какой-то не по внешности, а по характеру. Не в смысле скользкий, а какой-то нежный и ускользающий. Иногда в разговоре с врачом, он становился настоящим мужиком, спорил. Однажды он выходил из кабинета психолога-терапевта таким злым и взбешённым. (Я думала, он таким не бывает). В тот момент, когда он меня увидел по коридору, я ползла на каторгу по письму и математике к той же Ольге Михайловне. Он вдруг как будто отпустил весь свой гнев и стал покорным. Улыбнулся и пожелал удачи. А, знаете, на кого он похож? На Питера Паркера из фильма 2002 года, где его играл Тоби Магуайр. Вот очень похожи характером. Внешне нет. Даня другой.

Вот он стоит. Подарил мне цветы.

– Даня, да зачем. Я жже вамм чужая. – У меня почти закончилось это своеобразное заикание. Но бывает, проскальзывает, когда я волнуюсь.

– Вера. Вы нам не чужая. Сонечка можешь говорить.

– Тётя Вера, вы моя мама. Моя любимая мамочка. – С этими словами девочка подошла и обняла меня. Она и раньше меня обнимала.

– Вера, мы женаты.

Я смотрела на девочку, потом на санитара. Потом снова на санитара и девочку.

– Этого не можжет быть.

– Мы женаты почти шесть лет. Через год после свадьбы у нас родилась Сонечка. Мы венчались и крестили Соню одновременно. Ты в декрете не могла усидеть и устроилась на работу в ветеринарную клинику на четыре часа. Я как раз это время проводил с Сонечкой. Потом уходил в ночное дежурство. Где работал охранником в торговом центре и параллельно мог заниматься в сфере IT, проектирование сайтов на заказ. Мы мечтали купить дом в другом регионе, где климат более мягкий и тёплый. Мы…

– Мы женаты. – Округлив глаза, повторила я.

– Да.

– У нас есть дочь.

– Да. Врач запретил мне об этом говорить. Мы ждали, пока ты вспомнишь. Вспомнишь нас. Но наступила часть временной социализации и нам разрешили сообщить тебе эту новость.

– Новость.

– Да.

Вокруг всё будто упало и померкло в один миг. Чёрная штора. Будто меня завернули или окружили чёрным полотном, и лишь в дырочку, проеденную молью, я вдруг увидела лучик света.

Я замужем. У меня есть дочь. Я этого не помню. Как можно не помнить, что у тебя есть дочь? Мрак. И я не помню шесть лет… Боже шесть лет жизни. Чёрт. Похоже, всё хуже, чем я думала…