Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 4 из 19

– Татьяна Андреева, – покорно представилась я. Однако доктор вдруг резко вскинул правую руку.

– Чатьен Васт, – снова положив руку себе на грудь, проговорил он. Затем положил ладонь мне на грудь: – Шиануся.

«Шиануся? – меня аж всю передёрнуло от того, как это прозвучало. – Это моё имя? Фу, какая мерзость! А ничего лучше не было?»

Чатьен Васт несколько секунд выжидательно смотрел на меня, затем в очередной раз положил ладонь себе на грудь и послал мне вопросительный взгляд.

– Чатьен Васт, – проговорила я. Мой собеседник вскинул вверх левую руку, после чего положил ладонь правой мне на грудь и вновь вопросительно на меня посмотрел.

– Шиануся, – скрепя сердце, сказала я. Доктор вновь поднял левую руку, после чего сложил обе руки на коленях.

Ну, что ж, начало диалога можно считать положенным. Теперь мы знаем, как обращаться друг к другу. А дальше что? Я всё ещё не могу сказать ни слова на местном языке, да я даже с постели встать не могу! Как этот гений собирается разбираться со всем этим? У него ведь должен быть какой-то план?

Однако на несколько дней наше общение застопорилось. Каждый раз, когда мой надзиратель появлялся в поле видимости, я называла его имя, он в ответ отзывался этим омерзительным «Шиануся». И всё. Никаких попыток к дальнейшей коммуникации он не предпринимал. А я продолжала мучиться в догадках, что же такое тут всё-таки происходит и для чего этому адепту ордена молчальников потребовалось переселять в это тело другую душу.

Моё физическое состояние тем временем медленно, но верно улучшалось с каждым днём. Благодаря разнообразным отварам, массажу, кровопусканию и «светящимся ручкам» – так я мысленно называла процесс, когда Чатьен Васт садился возле меня, снимал с ладоней перчатки и клал правую руку мне на лоб, а левую на грудь, после чего они начинали ярко светиться, точно галогеновая лампочка, посылая по телу приятное тепло, – спустя три дня после нашего полноценного знакомства я смогла, наконец-то, шевелить руками. Чем я в этот же день и воспользовалась, с наслаждением залепив этой надменной колдовской морде лёгкую пощёчину – сил у меня по-прежнему было, как у новорожденного котёнка, так что звонкого леща отвесить не получилось, да я и не собиралась причинять мужчине реальную боль. Просто захотелось выразить своё отношение к происходящему. Судя по мрачному, неодобрительному взгляду светло-карих глаз, мой посыл дошёл до адресата.

В отместку за эту выходку в обед Чатьен Васт придал моему телу вертикальное положение, прислонив спиной к изголовью, после чего поставил мне на колени деревянный поднос с двумя глиняными чашами: одной с недо-овсянкой и второй с травяным настоем. И с нечитаемым выражением лица замер, только глаза задорно блестели. Засранец!

Послав своему мучителю злой взгляд, я с огромным усилием подняла руки – такое чувство, будто каждая весила по полтонны минимум! – и переложила их на поднос. Немного передохнула. Обхватила негнущимися пальцами чашу с жидкой кашей и попыталась её поднять. Куда там! Даже с места сдвинуть не смогла. Насупившись, я послала доктору хмурый взгляд из-под насупленных бровей, после чего демонстративно отвернула голову. Да, есть очень хотелось. Но я гордая! Да и как просить о помощи я понятия не имела, мой запас слов на здешнем языке ограничивается собственным именем и именем моего надзирателя.

К счастью, Чатьен Васт, несмотря на свой, очевидно, скверный характер, не был человеком жестоким. Выждав ещё пару минут, он опустился на край постели, изящным движением взял в руки чашу с кашей и поднёс её к моему лицу. Повернув голову, я встретилась взглядом с карими глазами, после чего мягко обхватила губами край чаши – чуткие пальцы сразу же приподняли её, и я сделала небольшой глоток – чаша тут же опустилась, позволяя мне прожевать небольшие кусочки мяса и комочки крупы, попавшие в рот.

По завершении трапезы я, чувствуя небольшое смущение, но будучи больше не в силах находиться в неведение, осторожно обхватила ладонью чужое запястье, сознательно не прикасаясь к обнажённой коже – ну, не просто так же доктор носит перчатки и снимает их только в случае, когда нужно использовать «светящиеся ручки».





Чатьен Васт замер и вопросительно взглянул на меня. Вздохнув, я потянула его за руку, положив ладонь себе на лоб, пытаясь безмолвно сказать, что совсем не против продолжить ментальное общение. Мужчина нахмурился.

«Надеюсь, я не перехожу черту? – мелькнула у меня в голове испуганная мысль. – В конце концов, он первый выбрал этот метод общения…»

Доктор забрал поднос с пустыми чашами и вышел из комнаты. Вскоре он вернулся, но не стал укладывать меня обратно, а вновь сел рядом, снял перчатку с левой руки и положил ладонь мне на лоб.

В этот раз ощущения от ментального контакта были другими: я не погрузилась в чужие воспоминания, напротив, ощутила мягкое, аккуратное вторжение в собственную голову. Сконцентрировавшись, я воскресила в памяти момент своей смерти, а после показала вид полумёртвого тела, над которым Чатьен Васт проводил свой ритуал. Мне необходимо было понять: я оказалась здесь, потому что мы обе умерли? Прямо задать вопрос я не могла, а судя по ощущению чужой растерянности с лёгким налётом сострадания, суть моего вопроса собеседник не уловил. Как всё-таки трудно общаться картинками! Вот в моих любимых дорамах всё намного проще: куда бы ни перенеслась главная героиня, неважно, далёкое это прошлое или другой мир, она всегда знает местный язык и легко на нём изъясняется. Почему же со мной не так? Неужели здесь нет какого-нибудь зелья/заклинания/ритуала/волшебных грибов, которые даруют понимание чужого языка?

Видимо почувствовав моё раздражение, Чатьен Васт прервал ментальный контакт и слегка отстранился, пристально вглядываясь мне в глаза, непонятно что пытаясь там разглядеть. Тяжело вздохнув, я выдавила из себя некое подобие улыбки и протянула руку, осторожно касаясь ладони мужчины, понукая его возобновить контакт.

На этот раз я показала ему свою семью: маму, папу и двух младших братьев. Я понимала, что если моё тело умерло, то с ними я больше никогда не увижусь. Но у тела, в которое я попала, наверняка тоже есть семья. И они явно волнуются о своей Шианусе – боже, и какому психу пришла в голову идея так назвать ребёнка? Это имя просто курам на смех. Интересно, в этом мире можно сменить имя?

На этот раз мой вопрос, видимо, был понят правильно. Во всяком случае, картинка изменилась, и передо мной сначала появился уже знакомый мужчина в зелёном, восседающий на троне, затем, с небольшой задержкой, красивая темноволосая женщина, облачённая в многослойные розовые одежды, а затем тот самый мальчишка, которого я видела в первый день.

«Получается, в этом мире у меня есть отец, мать и брат, – сделала я вывод из увиденного. – Видимо, эта семья достаточно богата и влиятельна, раз Чатьен Васт ради спасения их ребёнка решил призвать душу из другого мира».

К слову о призыве души. Сосредоточившись, я вызвала в памяти страницы какой-то религиозной брошюрки, на которой был изображён человек, а рядом с ним – его душа в момент покидания тела. Мгновение – и передо мной лежит свиток с уже знакомыми чёрточками/точками. Однако помимо местной письменности, добрую половину свитка занимает весьма красочная иллюстрация. На ней рядом с человеком нарисованы сразу две фигуры: одна – точная его копия, изображённая более тусклыми красками, исходит откуда-то из его сердца, вторая – расплывчатая и бесцветная – из головы.

«То есть местные считают, что сознание и душа человека не едины, и их можно разделить, – заключила я. – Спорная идея. Если бы это было так, то, переместившись в это тело, я должна была бы получить его воспоминания, одновременно лишившись своих. Но этого не произошло».

Я мысленно одёрнула себя: какая разница, едины сознание и душа или нет? В моём конкретном случае этот вопрос не имеет значения.

Внезапно пространство вокруг меня исказилось, и я попала в крохотное помещение: на деревянной лавке лежал окровавленный человек. Рядом с ним стоял, видимо, доктор. Во всяком случае, этот человек был одет в светлые одежды и в перчатках, как и Чатьен Васт. Лекарь уверенной рукой зашивал глубокую рану на груди своего пациента. Однако когда работа была уже почти закончена, пациент вдруг жутко захрипел, изо рта у него пошла пена и он скончался. Сцена тут же сменилась: этот же доктор стоял на высоком помосте, вокруг которого собралась целая толпа людей, и все в светлых одеждах и в перчатках на руках. Позади лекаря, с мечом в руках, стоял мужчина, облачённый во всё чёрное, подозрительно напоминавший палача. Палач что-то громко проговорил. Лекарь окинул спокойным взглядом толпу и опустился на колени. Палач замахнулся.