Ордалия

– Говори, да не заговаривайся, – Ованес нахмурил брови и прищурился, сверля взглядом бывшего наставника, – Помалкивай лучше, пока я действительно не дал ход материалу, по которому безопасники тебя за жопу взяли. Понял?

– Господи, что с тобой происходит, Ованес? – адвокат поджал губы, чтобы скрыть дрожь.

– Я просто делаю свою работу. Ты же сам когда-то говорил. Обвинитель должен пытаться посадить, а освобождать это работа адвоката. Мне помнится, ты сам называл это некой игрой…

– В эту игру, – перебил Касымов, – Как и в любую другую, тоже надо играть честно. А не так как ты.

– Раз уж ты понял, то насколько опасным я могу быть оппонентом, разумно ли садиться играть со мной за один стол?

– Поясни.

– Не мешай мне! Так или иначе, эта партия останется за мной. Усек?

– Более чем, – сквозь зубы процедил адвокат.

– Вот и отлично, – Ованес скинул окурок на землю и раздавил, – Идем. Перерыв заканчивается.

***

Преисполненный радости Ованес вышел из здания суда, что-то выкрикнув и подбросив вверх свой дипломат. Следом за ним, со слезами на глазах выходили родственники Серябкина, которого суд приговорил к десяти годам лишения свободы. Конвоиры застегнули у него на руках наручники прямо в зале судебного заседания. Попрощаться с ним не дали никому. Последним из здания выходил разволнованный адвокат Касымов. Пот лил с него градом, но он сделал вид, что ему жарко. И плевать, что сейчас осень, а температура еле-еле доходит до отметки в тринадцать градусов.

– За что Вы так с моим сыном?! – сквозь слезы, взвыла пожилая женщина со сморщенным лицом, – Что плохого он Вам сделал? Он же ни в чем не виноват.

– Уважаемая! – Ованес повысил голос и нахмурил брови, – Вашего сына никто не заставлял совершать преступление. А я всего лишь выполнял свою работу, на которую меня определило государство.

– Нет! – старушка трясла головой, – Я не верю! Мой сын не такой! Его подставили! Он ни за что не прикоснулся бы к наркотикам.

– Суд посчитал иначе, – ответил Ованес и посмотрел на часы, – Если у Вас все, то я вынужден удалиться. Всего хорошего.

– Будь ты проклят! – выкрикнула старушка вслед прокурору.

«Да засунь ты себе в жопу свои проклятия!» – подумал Ованес и ускорил шаг.

Свою машину – автомобиль бизнес-класса с откидным верхом, Ованес припарковал во дворе жилых домов, через дорогу от здания суда. С недавних пор, поруганный за пижонство, он стал вести себя немного скромнее. Возле машины его настиг Касымов.

– Ованес, прошу тебя, давай запросим пересмотр дела. Это неправильно.

– С какого перепугу я должен запрашивать пересмотр? Ты в своем уме?

– Да услышь же меня наконец?! – адвокат слегка тряхнул его за плечо, – Вы ведь ему всю жизнь поломаете. Так нельзя!..

– Господин адвокат, – Ованес посмотрел на руку на своем плече, а затем на Касымова, – Если Вы сейчас же не оставите меня в покое, то я буду вынужден обратиться в правоохранительные органы. Ваши действия расцениваются, как давление на сотрудника прокуратуры. Надо ли Вам разъяснять чем это чревато?

Наставник слегка похлопал бывшего ученика по щеке, развернулся и направился прочь, больше не проронив ни слова. Ухмыльнувшись, Ованес сел в машину и поехал на работу, предвкушая получить положительные отзывы от начальства.

***

– Всё-таки у тебя получилось, – начальник Ованеса жестом указал ему на стул, напротив.

– Проще пареной репы, Ильяс Рахимович, – Ованес ослабил узел галстука и развалился в кресле, – Вы же меня знаете. Я всегда довожу дело до конца

– Ну-да, ну-да, – начальник постучал пальцем по столу, – Скажи мне вот что. Это правда, что Серябкину наркотики были подброшены? Слухи ходят нехорошие.

– А нашему ведомству не всё ли равно? Или было бы лучше слиться прямо в суде, сказав мол мы ошиблись, извините. Так?

– Ованес, мы – прокуратура, а не инквизиция. У тебя ведь была возможность отказаться от обвинения. Почему ты этого не сделал?

– Уже пятый год подряд я одерживаю победы в каждом суде и мне не хотелось бы портить себе статистику.

– Ованес, какая к черту статистика? Речь идет о живом человеке, который…

– Ильяс Рахимович, – молодой прокурор скривил лицо и небрежно махнул рукой, – Давайте хоть Вы не будете заниматься нравоучением. Касымов мне все мозги проел, призывая к совести, теперь еще и Вы…

– Кстати о Касымове. Это правда, что именно ты слил по нему информацию в бюро?

– Допустим. Что с того?

– Зачем? – начальник закатил глаза. Он искренне переживал за Касымова, с которым когда-то вместе начинал карьеру в надзорном ведомстве. Даже после ухода Касымова на заслуженный отдых, они поддерживали приятельские отношения.

– Мне нужно было как-то ослабить позиции оппонента, а с помощью материала доследственной проверки, который безопасники возбудили на Касымова, я смог прижать его к стене и заставить особо не выпендриваться на суде.

– Что?! – начальник Ованеса вспыхнул от злости, – Ты в своём уме?! Тебя кто учил так работать?!

– На войне все средства хороши, разве нет? – всё с тем же холодом и безразличием продолжал отвечать Ованес.

– Ничего подобного! – начальник громко стукнул кулаком по столу, – Даже на войне есть свои правила, а то что ты вытворяешь ни в какие рамки не лезет!

– В чём проблема я не пойму?! – Ованес слегка повысил голос. – Работа сделана, преступник в тюрьме, наше подразделение получило очередную палку в статистике. Чем Вы собственно недовольны?

– Что вообще происходит? – начальник немного успокоился, сел в кресло и покачал головой, – Ованес, так нельзя. Чего ты добиваешься? Неужели это всё ради традиционного бюрократического похлопывания по заднице?

– Вам то что? – фыркнул Ованес, – Главное что я работаю и при чём исправно. А то, каким способом я этого добиваюсь никого не должно волновать. Это моё личное дело. Если у Вас есть ко мне какие-то претензии и если Вы думаете, что я что-то нарушил, то можете инициировать служебную проверку.

– Что?!

– Я могу идти? – Ованес встал изо стола и сложил руки за спиной, выпрямив плечи.

– Вы свободны, юрист третьего класса. – еле сдерживая злость, начальник показал на дверь, – Я Вас больше не задерживаю.

***

«Труп заключенного Серябкина было обнаружено этим утром в камере следственного изолятора. Сокамерники нашли его в туалете с перерезанными венами. Полицейскими проводится расследование по статье за доведение до самоубийства. Назначены соответстующие экспертизы…» – новости из радио

Глава 2. «Защитник

«Nón sum quális erám»2

Офис Максима находился в самом центре города. Потратив немалую сумму денег, он выкупил участок возле центрального сквера, где построил двухэтажное здание. Лучшие архитекторы города трудились над постройкой столь грандиозного здания, где он собрался разместить весь штат своей юридической фирмы «Лекси». На него работало порядка десяти адвокатов и пятнадцати юристов. Сам же Максим брался только за крайне тяжелые и высокооплачиваемые контракты.

Одним из таких было дело об изнасиловании школьницы. Его клиента задержали на следующий же день и провели все необходимые медицинские освидетельствования. Жертва сразу опознала его, поскольку насильник даже не был в маске. Экспертиза показала наличие у девочки телесных повреждений, характерных для изнасилования. Эксперты генетики подтвердили тождество биологических следов, найденных при школьнице и изъятых у задержанного. Казалось, что выхода нет, но Максим, всё же принял поручение на защиту. Задержанным был некий Ильхом Джартасов, сын заслуженного педагога Ерика Абильевича Джартасова и поэтессы Гульнур Набиевны Джартасовой, известной под псевдонимом «Нэби». Ильхому девятнадцать лет, учится на филологическом факультете самого престижного в округе вуза. Будучи единственным ребенком в семье, родители души в нем не чаяли и во всем потакали. Поскольку они большую часть времени работали, то недостаток внимания компенсировали деньгами, выделяемыми ежедневно. Воспитанием Ильхома занималась гувернантка, которую, к слову родителям пришлось уволить из-за того, что якобы она поднимала руку на "Ильхомчика". Инициатором ее увольнения был сам Ильхом, который, как оказалось, склонял молодую гувернантку к плотским утехам. Одевался золотой мальчик исключительно в брендовые вещи и ездил на авто премиум класса. По капризу Ильхома, пожелавшего жить отдельно, родители подарили ему четырёхкомнатную квартиру в элитной новостройке, где он каждый вечер закатывал вечеринки. Основной обязанностью Ильхома была учеба, но и ее, как оказалось, он не жаловал. С преподавателями всех кафедр он договорился и те проставляли ему отметки о посещении, сессии и другие зачеты, за энную сумму денег, в условных единицах.

2

«Я уже не таков, каким был прежде» – Гораций