Амузия

– Хотела вернуться к скульптуре. Нужно подготовить цикл к биеннале, – без должного усердия постаралась отмахнуться я.

– Может, погуляем? Сегодня нет дождя, – он выпустил шарф.

– Тебе лучше идти домой, – тогда я ещё не знала, что он расстался с наречённой. Признаться, мне это было безразлично.

– Может, к тебе? – я видела, как Максим старался не использовать привычный жаргон. Это давалось ему тяжело, и я не очень понимала, зачем он так тужился.

– Мне нужно работать, – я тщетно пыталась избавиться от его компании, но он всё равно последовал на улицу за мной и пошёл рука об руку.

– Я провожу тебя, окей?

– Как пожелаешь, – не думаю, что у меня получилось скрыть разочарование. Мне невыносимо хотелось включить музыку. Я не могу долго находиться в бесцветном мире. Это выводит меня из душевного равновесия.

– Я теперь абсолютли фри! – радостно заявил Максим. – Ви броук. Ай мин Аня ушла.

– Мне жаль.

– Почему? – он недоумённо уставился на меня, даже остановился. – Я думал…

Вот тогда это началось. Вся его фигура зацвела невиданными оттенками и стала дробиться. Яркие цветные мазки проступили на его лице, груди, руках и потекли вперёд. Словно мясо отрывалось от кости. Эта переливающаяся масса метнулась ко мне и обволокла плотным туманом.

Максим внезапно озверел. Его лицо внутри цветного сумрака прошила резкая судорога.

– Шат ап! – он сжал кулаки. – Что это за нойз?! Как ты его делаешь? – продолжил реветь Максим, срываясь на хрип, его затрясло. – Шат зе фак ап! – он схватил меня за плечи и встряхнул. – Заткнись, кант! – он сорвал шарф и сомкнул пальцы на моей шее, продолжая издавать безумные вопли.

Я плавала в цветном тумане, едва осознавая, что происходит, хотя и чувствовала боль. Гортань начала сокращаться, я пыталась кашлять, но не могла вырваться, потому что повсюду был цвет.

Максим продолжал разбрасываться проклятиями. Не смогу это воспроизвести. Он сквернословил, рычал мне на ухо и душил. В глазах потемнело. Тут что-то произошло с моим сознанием, и я начала соображать. Не знаю, как мне пришло это в голову, но я поняла, что разгадка в гарнитуре. Ведь никаких мелких или неритмичных звуков от меня не исходило. А судя по рассказам, такие приступы вызывала его мизофония. Я решила, что наклейка дала сбой. Руки были свободны, так что я попыталась добраться до его уха, мне далось это не с первого раза. Максим уже прижал меня к стене какого-то пыльного здания и норовил одной рукой схватить запястья, а другой продолжал сжимать горло.

Меня спасли попытки самоубийства. Вы читали моё дело, уверена, осведомлены. На последнем курсе я уже снимала эти комнаты на Вокзальном спуске. В моей студии был крюк для люстры, но никакого светильника не было, просто провод с лампочкой, торчавший из гипсовой розетки. Я уверилась, что он достаточно хорошо сидит в потолке, и решилась повеситься. Как видите, эта попытка была тщетной. Во-первых, мне не хватило веса, чтобы сломать нужный позвонок. Во-вторых, когда я почти задохнулась, на меня снизошло просветление. До сих пор не могу поверить, что была так близка к цели и отступила. Я начала дёргаться, хвататься за верёвку руками, раскачиваться. Увы, крюк вырвало из потолка, и я осталась жива. Очень долго ныла шея, щемило гортань. Но состояние будто отпечаталось в сознании, я часто возвращаюсь к тем воспоминаниям, когда хочу снова наложить на себя руки. В них есть некая сила.

Она и помогла мне оттолкнуть Максима. На долю секунды, но её хватило, чтобы сорвать из-за его уха гарнитуру. Он тут же замер, отпустил меня и отступил на шаг. Я даже не успела опомниться, как он убежал.

Вокруг собралась толпа, люди вызывали полицию. Я обнаружила себя на мокром и грязном тротуаре, дрожала и пыталась вдохнуть. Горло знакомо саднило. По щекам бежали слёзы.

Цветной туман рассеялся. Тогда я не поняла, что произошло, но решила свою наклейку тоже снять. Цвет был противоестественным, я такого не видела раньше. Сложно описать, я будто не только лицезрела его, но и чувствовала.

Это был первый раз. Было не по себе. Потом стало проще и яснее. Со временем, безусловно! У нас с Максимом ушло несколько недель, чтобы во всём разобраться.

Я плохо помню, как добралась домой. Я была недалеко, но ноги подкашивались. Когда я подошла к квартире, он стоял на лестнице. Сначала я испугалась, внутри всё сжалось и кричало, что надо бежать. Потом Максим вышел на свет, его щёки блестели от слёз. Мне снова стало его жаль. Я пригласила его домой, протянула наши гарнитуры. Говорить было сложно, болело горло.

– Это из-за них? – спросил он.

Я кивнула, хотя, прямо скажем, вопрос не поражал своей гениальностью.

– Прости, – Максим подошёл и заключил меня в объятия.

Тогда я окончательно осознала, что у него ко мне глубокие чувства. Сложно поверить, мы были едва знакомы. Я погладила его по спине, постояла с ним несколько минут, потом осторожно отступила. Поставила чайник, достала мазь, намазала шею. Немного полегчало.

– Надо написать куратору, – прошептала я. – Вдруг кто-то ещё…

– Я уже, – Максим разулся и прошёл в комнату, будто был дома. – Ноуван элс. Пока что.

– Нужно их сдать, – предложила я, доставая заварник.

– Со мной давно таких траблов не было, – он сел на мою разобранную постель. – Это крипово, я знаю.

– Ты мог убить меня, – я болезненно сглотнула и спросила: – С тобой такое случалось?

– Так сильно невер, – на его глаза снова навернулись слёзы. – Сорри.

– Что ты слышал? – по-прежнему шептала я.

– Что-то другое, не те саунды, что южал. Эназер звук, такого ещё не было. Он просто взорвал мой брэйн.

– Я видела цвет, – призналась я. – Страшный, не из этого мира.

– Это всё стикер? Что он с нами сделал?

Я насыпала заварки в чайник и пожала плечами:

– Сломал.

– Я не буду чай, – Максим поднялся, открыл буфет с напитками и стал там рыться. – Джонни Вокер, – он кивнул. – Фор ю?

– Нет, – я протянула ему чистый стакан.

Он одним глотком выпил порцию, я залила заварку кипятком и стала ждать.

– Тома, – начал он, меня передёрнуло, не переношу это обращение. – Айм нот лайк зет, я почти вылечился… Я умею держать себя в руках, – Максим налил ещё стакан и заглянул мне в глаза. – Я не хотел тебя пугать.

Я кивнула. Мне хотелось остаться одной, но выпроваживать его было как-то неудобно. Мне снова было его жаль. Он выпил ещё, отставил бутылку со стаканом, подошёл ко мне и крепко обнял. Максим чуть ниже меня, как большинство людей, но держится так, как будто я крошечная и юная. Неприятно.

– Ай вонт ю, – шепнул он мне на ухо. Меня обдало горячим дыханием.

Внутри всё сжалось, что если бы он вновь принялся меня душить? Я старалась отогнать эти мысли, ведь я уже тогда была почти уверена, что во всём виновата гарнитура.

– Не сейчас, – я попыталась освободиться, но он только сильнее стиснул объятия.

– Прости меня, – повторил он.

Мне сложно вспоминать тот день. Ведь я избегаю людей и отношений. Максим не поинтересовался, хочу ли я быть с ним. Он просто заключил, будто между нами что-то есть, и его уже было не разубедить. Жаль, что он обычный и такой скучный. Мне бы хотелось вызывать подобную страсть у кого-то яркого.

На следующий день мы пошли к Дмитрию Андреевичу, чтобы возвратить гарнитуры. Куратор сверился с настройками, произвёл испытания на своём оборудовании и сказал, что это был сбой, такого не должно повториться. Я отказалась вновь использовать наклейку, тогда Дмитрий Андреевич принёс нам новые. Максим согласился попробовать ещё раз. Безумие! Он ведь чуть не убил меня, что может толкнуть человека на повторный риск? Куратор попросил нас дать изобретению второй шанс и сказал, что мы можем провести несколько дней в клинике под наблюдением. Максим согласился. Я наотрез отказалась. Но гарнитуру взяла.

Его не было двое суток. Позже он поведал, что вновь слышал эти звуки, но на этот раз они не привели его в бешенство, хотя остались такими же странными. Кроме него их не слышал никто.