Страница 14 из 20
– Ох ты ж глянь, уже под окнами бестия бродит, – между тем высунула свой нос из окна сварливая жена Семёна Михалыча. Желтоватый чепчик на её голове съехал, а ворот ночной сорочки был заляпан чем-то сальным. Но женщина своего внешнего вида нисколько не стыдилась. Живя с мужем-трубочистом не настираешься, вот она давным‑давно и перестала за собой следить.
– Мешаю? – перепугался Витёк. Ему было страшно, что из-за этого от Семёна Михалыча попадёт. Тот ведь страсть как не любил, когда жена ворчит, а потому терпеть не мог всё то, из-за чего она свой дурной нрав проявляла.
Однако женщина не ответила. Вместо этого она высунулась из окна ещё больше и осмотрелась.
– Чего, так и не пришёл твой друг-недотёпа?
– Нет, миссис, почему-то всё нет его.
– Конечно, сбагрил нам такого нахлебника, а сам сидит где-нибудь и радуется, – тут же упрекнула Федюньку женщина и вдруг ни с того ни с сего дружелюбно сказала. – Давай, заходи в дом.
До этого Витю дальше крыльца в дом хозяева не впускали. Даже еду ему выносили на улицу и на трухлявую ступеньку ставили. Как собаку кормили. Поэтому он, конечно, удивился. И оттого застыл.
– Давай-давай, заходи. Или думаешь, я тебя упрашивать стану бестолочь такую?
Поглядев в грозные очи жены Семёна Михалыча, Витенька ещё раз поправил свои штаны и боязливо открыл дверь. После чего, с ощущением, что переступил порог логова дракона, замер.
– Вот дурной какой! – тихо воскликнула женщина, всплеснув руками. – А добро чего на улице оставил? Бери не хочу, да?
– Какое добро?
– Ах ты мешок, что мы тебе выдали, за добро не считаешь?
Упёртые в бока руки женщины вынудили Витьку шустро сбегать туда-обратно. Он вернулся так скоро, что взгляд фурии немного смягчился. Она, конечно, фыркнула, но не так грозно.
– Значит так, дальше этого комода заходить тебе запрещено, – грозно указал кривоватый женский палец мальчику на громоздкую мебель. – Понял?
– Понял, миссис.
– Спать будешь вот здесь.
При этих словах женщина подошла ближе и отодвинула в сторону шторку. За ней оказалась маленькая кладовая, где хранились метёлки и вёдра. Места в ней было всего‑ничего, только-только ребёнку лечь, ноги поджав. Но Витёк и такому рад был. Всё крыша над головой. Так что он просиял и даже немножечко возгордился – заслужил ведь ночлег своим трудолюбием.
– Вот до чего наглая морда, – тут же разозлилась жена трубочиста. – Стоит, лыбится, а спасибо не дождёшься. Неблагодарный паршивец!
– Спасибо, спасибо большое, – тут же горячо зашептал Витька.
– Тихо ты, мужа разбудишь!
– Да я встал уже, – позёвывая вышел из коморки-спальни Семён Михалыч и первым делом с нежностью шлёпнул жену по заду. Та от этого ойкнула и полотенцем, что в руках держала, его по лицу игриво хлестнула. – Завтрак готов?
– Вчерашние яйца варёные и оладьи. Вот-вот поспеют. Тесто готово, испечь осталось.
– Давай тогда шустрее, а то есть хочется аж живот сводит.
Семён Михалыч уселся за стол, а Витёк в свою кладовую юркнул и из-за шторы подглядывать начал, как мастер от скорлупы яйца чистит, оладий дожидаясь. Всё надеялся, что его подзовут и кусочек съестного бросят. Или хотя бы душистой оладушкой побалуют. Но нет, никто мальчика не накормил. Однако интерес его заметили.
Покуда Семён Михалыч снаряжение в своём мешке проверял, хозяйка дома, вновь отодвигая занавеску, непривычно ласково улыбнулась Витьке.
– Чего, горе луковое, тоже есть хочешь? – мягко спросила она, и малыш тут же энергично закивал головой. – Ну смотри, могу с завтрашнего дня тебя завтраками кормить, а не только обедом. Но тогда никакого медяка в конце дня не получишь. А то и так жирно устроился!
На медяк можно было купить разве что приплюснутый хлебец размером с ладошку, а потому про какое «жирно» вела речь эта женщина вопрос ещё тот. Но Витёк, представляя как он засунет себе в рот масляные оладушки, аж просиял.
– Да, миссис, хочу! – радостно сказал он, ещё не зная, что ничем кроме жидкой похлёбки эта благодетельница кормить его не намерена.
– Вот и договорились.
Улыбка жены Семёна Михалыча стала какой-то хищной. А затем она, бросив довольный взгляд на супруга, снова на мальчика внимание перевела.
– Давай уже. Дуй отсюда на улицу, а то разлёгся, как барчук какой-то!
Эх, мог бы рассказать Витька, что барчуки в такие чуланы даже в прятки играя не заглядывают. Но кто бы ему поверил? И зачем ему что-то кому-то рассказывать? Мальчик с горечью подумал, что не нужен он Грызню. Вона сколько дней назад он с братцем из дома сбежал, а отчим только из-за книги своей взволновался. Ещё и ищейкам пожалился, чтобы в тюрьму их, сирот, засадить. Для него они убийцы и воры. А ведь не думалось им красть ничего. Взяли всю пакость его несусветную токмо чтобы матушку воскресить! Ради дела благого, а не гиблого.
… Но где это докажешь тому, кто слушать тебя не желает?
Нет, не стал бы Грызень его, Витеньку, слушать. Чужой он ему после смерти матушки стал. И Федюня запропал куда-то. О Витале давно уж тоже ничего не слышно. Даже матушка, матушка с Аделей и то ему отчего-то больше не снятся!
Губёнки малыша затряслись. Тело его даже обмякло от беспросветного отчаяния, перед глазами от желания разрыдаться затуманилось всё. Но тут мастер Семён за ухо его цепко ухватил.
– Вечно ворон считаешь! – ругаться начал. – Давай ужо, пошли. Деньги сами себя не делают!
***
Не только Витёк испытывал на себе в этот день недовольство старших, но и Николас Брейтон тоже. Правда, он поступил так, как некогда советовал ему его отец – постарался увидеть в дурной ситуации хорошее.
И надо же, у него получилось!
«Сущая удача, что триста сорок семь лет назад сущность Тринадцатого не явилась на зов Алрика ван Донатана, – оптимистично рассудил мужчина. – Будь оно иначе, в нынешние времена она бы почиталась так же, как прочие, и на меня бы осуждающе смотрели не одиннадцать, а все двенадцать архимагов».
– Немыслимо! – не сдержался от восклицания самый старший член совета. – Вам доверили встретить и препроводить в Лоррендаум владыку драконов. Встретить и препроводить, а не устраивать совместное с ним приключение!
– Плохо, когда маги вашего уровня, молодой человек, настолько юны умом. Как вы только смогли поддаться на провокацию и послушно осуществить ритуал? Вы же мастер ментальной магии, это вы внушениями заниматься должны, – высокомерно произнёс другой и негромко добавил. – Не будь это общим позором, я бы ратовал за ваше исключение из Ковена. Вы опорочили честь носить звание архимага.
– И самое главное, отчего мы узнаём обо всём только сейчас!
А вот на этот вопрос Николас Брейтон мог ответить.
– До ближайшего телепорта мне пришлось очень долго добираться. Случилась ужасная непогода, а природа ментальной магии не поддаётся. Сутки лило как из ведра. Дороги ужасно размыло, мой конь едва пробирался через хлябь.
Судя по грязной мокрой одежде, говорил молодой мужчина правду. Напротив, ещё и подвиг совершил, не став дожидаться более благоприятного для верховой езды времени. И ведь так и было. Николас Брейтон даже переодеваться не стал – сразу в Башню Совета как есть поспешил, едва понял, что вот‑вот начнётся собрание.
И, в принципе, молодой архимаг правильно сделал. Устройства, облегчающие передачу мыслей на расстоянии (телемаграфы) работали на слиянии ментальной магии и некромантии. А некромантия была под запретом. Поэтому уже около ста лет телемаграфы были запрещены к использованию, и вследствие этого запрета дистанционные обсуждения оказались невозможны. Что, конечно, внесло в жизнь королевств серьёзные неудобства. На сегодняшний день ради решения проблем члены Ковена были вынуждены собираться в Башне Совета, а подобное занимало не один час. Живущие в разных странах и городах архимаги, конечно, видели по начинающим светиться и дрожать кулонам, что, к примеру, кто-то из них желает организовать общее собрание. Вот только не все они были способны к самостоятельной телепортации, и в результате им приходилось изыскивать возможность постоянно держать при себе кого‑то из телепортистов. Но, понятное дело, те зачастую отлучались. В конце концов, не на привязи же полезных людей держать. Поэтому архимаги должны были сперва дожидаться появления «рабочей лошадки», а только потом на совещание спешить.