Чуду не слабо

– Так я же сказала, с вами, – женщина ответила безо всякой паузы и раздумий, будто уже все давно решено.

Приехали!

– А наши песни?

– Играйте, репетируйте, все же обговорили, – улыбнулась Вера Пална, игриво повела плечами и ушла.

Вот так просто!

У Самойлова все внутри закипело! Хотелось наорать и набить морду кому-нибудь. Но ведь просто так не будешь на людей бросаться. Он так крутанул колку, что струна лопнула, издав жалобный звук, еще и по руке дала, больно и обидно, еще и деньги тратить на новую.

Красотка, снова приземлившаяся на стул, правда, прямо перед Лешим, чтобы и его видеть, и себя показать, кажется, единственная заметила, что случилось. Самойлову внезапно захотелось, чтобы сейчас она чего-нибудь сказала, тогда у него бы появился повод сорваться. Но девушка молчала, только пялилась, теребя шею.

Вовчик о чем-то шептался с Толстым. Юзов рассматривал свой микрофон, словно только что увидел. Похоже, дискомфорт, что сейчас здесь находятся посторонние, испытывал только Артем. Слизнув каплю крови, выступившей на руке, размотал струну и бросил прямо под ноги.

– Играть будем или нет? – поинтересовался зло.

– А как ты без струны? – спросил Вовчик, наконец, обратив внимание.

– Как Паганини, – огрызнулся Самойлов.

Толстый фыркнул, хорошо, хоть в голос не заржал, конечно, он единственный из ребят закончил музыкалку, остальные самоучки или с репетиторами занимались в свое время. Захотелось куснуть его, и побольнее.

– Валек, пусти даму за клавиши, она тебя научит, – сказал Самойлов, с ехидным прищуром.

Толстый слегка покраснел и потупился. Ему что, нравится эта Лена? Артем удивился. Ни одна из трех девушек в его вкусе не была, но если выбирать, то лучше уж ту, что сидела в качестве зрителя.

– Лен, покажешь? – буркнул Валя.

– Так чего показывать? Наигрывал же уже, – отозвалась толстушка и хихикнула.

Да, парочка, водка да чарочка – Артем уже не знал, что и думать. В голову просто лезла всякая дребедень. Но, в общем-то, если Веру Палну все устраивает…

Только сейчас Самойлов заметил, что Леший тихонько отбивает ритм. Сам для себя, просто, чтобы занять руки и ноги. В сторону красотки не смотрит, хотя она так и ерзает на стуле, а если и поглядывает, то только на ту девушку, которая показалась Артему самой незаметной из трех, Николь.

А та бесцельно бродила туда-сюда, спустившись со сцены вниз, рассматривала зал, остановилась перед одной из картин, потом перешла к другой, хотя не на выставке же, здесь не произведения искусства – просто любительская мазня, продукт творчества студентов всех времен и курсов, но ее это не смущало.

– Эй, ребята, – проснулась красавица, – время идет, а вы все собираетесь, как-то тут у вас организация хромает.

– Хочешь поруководить? – исподлобья выдал Самойлов.

– Нет, Паганини, куда мне.

Блин! Он чуть не взвыл, кажется, девица еще и кликуху ему приклеила! Он совсем забыл, что сам подставился, она только подхватила.

Чтобы не впасть в полное отчаяние, Артем сосредоточился на том, что отстукивает Леший, стал подавать аккорды. Буквально тут же присоединился Ольховский, потом Толстый, и … Полетели. В кураж, в драйв, с каждым звуком погружаясь в особый мир, где отсутствуют проблемы и комплексы, где ты царь и бог, где нет земного и в тоже время есть оно все.

Самойлову нравилось это состояние. Он, как наркоман, ловил кайф, стремился к нему, ему хотелось все повышать и повышать дозу. И ужасно бесило то, что сковывало: неумение, боязнь показать свою некомпетентность и что его просто возьмут и сместят.

Когда доиграли, девушки захлопали. Переглянулись и выдали самые настоящие аплодисменты, вкупе с восхищенными взглядами. Все.

– Тебя как звать-то, Паганини? – спросила красотка.

– Артем, – сейчас он даже не обиделся.

– Молодец, Артем! – с чувством похвалила та. – А я Рада.

Оценила, значит? Самойлов даже не знал, как к этому отнестись, польстила девица ему или нет. Но картинно кивнул, так, что челка слетела на глаза, и улыбнулся на тридцать два зуба.

Артем сначала предложил отыграть песни девушек, потом свои, в смутной надежде, что гостьям наскучит, и они уйдут.

Обе солистки встали к микрофону. Рядышком, плечо к плечу, хористки – да, и только. Не хватало еще строгих костюмов, юбок в пол и отглаженных лент в косах. Кос, впрочем, тоже не было, у обеих девушек волосы чуть ниже плеч. Артем поглядывал на них исподтишка, гадая, понравится им выступать или нет. Лучше, конечно, если отвалят после концерта, а вдруг нет?

Договорились, что играют каждую песню дважды. Если что-то совсем не получается, оттачивают в другой раз. Леший задал ритм. Лена и Ника запели, пожалуй, лучше, чем парни аккомпанировали: то один отстанет, то другой убежит, Самойлов постоянно путался в аккордах, Толстый обычно хорошо импровизирующий, тут вдруг портачил раз за разом – будто сглазил кто.

Рада заскучала, то и дело пряча зевоту, когда ребята стали останавливаться и возвращаться к провальным моментам, вопреки изначальным договоренностям. Она, видимо, ждала шоу, а тут оказалась работа, нудная, в чем-то безынтересная. И Леший на нее особого внимания не обращал. Девушка переместилась назад, к подоконнику, достала блокнот, ручку и принялась что-то строчить. Стихи? Дневник? Домашку? Или вообще просто записывает поток сознания? Только странно, что не использует телефон, заметки. Это показалось неожиданно-старомодным. Самойлов снова отвлекся, потерялся и сбился.

– Артем, блин! – прилетело от Ольховского.

– Пирожок, – среагировал он, делая вид, что весь в процессе.

В итоге, песни девушек отыграли не по два раза, а по десять, или даже больше. Под конец даже стало что-то получаться, пусть не идеальное, но хотя бы приемлемое. И устали все, включая Лену и Нику, словно не музыкой занимались, а штанги тягали.

Самойлов надеялся, что после своей части девушки уйдут, но фигушки. Они расселись в первом ряду и уставились, будто кошки. У его бабушки имелось целых четыре, он знал, с чем сравнивает: тот же взгляд, то же любопытство, те же выжидающие позы.

Когда парни начали играть свои песни, поначалу выходило ничуть не лучше, чем с песнями девушек. Артем, пользуясь моментом, пытался предложить свое, мол, все равно пока ничего не решено, но ребята приводили жесткий аргумент: Вера Пална, которая его творчество не утвердила.

– Артем, вы пока неизвестны широкой публике, – раздался бархатистый голос Рады, – потерпите, и скоро вас будут умолять исполнить ваши песни.

Лесть, конечно. Но Самойлов ее оценил, не замечая ухмылок остальных.

9

Рада ожидала от репетиции большего. Не профессионального исполнения, конечно, но и не такой откровенной лабуды. Особенно раздражал этот Паганини-зазнайка. Постоянно витал в своих мыслях, обижался, как ребенок. Кажется, он со старшего курса, а вел себя, как мальчишка.

И Леший… В Радином представлении это должно быть невероятно сексуально: парень за ударной установкой, горящие глаза, напряженные мышцы, сплошной адреналин – и опять же ошиблась. Не разочаровалась на все сто, конечно, но удовольствие оказалось так себе: сидит себе за барабанами, пытается подстроиться под музыку, потому что остальные подстраиваться под него не хотят, и самое удивительное, Леший и не настаивает.

Плюс, конечно, тоже имелся: красивые голоса у Елки и Ники. Сама Рада петь не умела – с интонированием были проблемы, музыку слышать могла, а вот сама спеть даже песенку про елочку нет – перевирала безбожно. Причем, выяснилось это в первом классе, когда девочку решили записать на класс фортепиано.

Помнится, бабулечка (на самом деле прабабушка, но Рада привыкла так ее называть) жутко расстроилась этому факту, даже водила ее к лору, какому-то там знаменитому и расхваленному, подняв старые медицинские связи. Тот только вздохнул, и сказал, что у всех свои таланты, ведь от крокодила не ждут, что он будет лазать по деревьям.

Рада на заключение поначалу обиделась, посчитав, что злобный дядька обозвал ее крокодилом, но бабулечка рассмеялась и объяснила, в чем дело. И принялись активно искать талант у девочки. Танцы отпали: там те, кто не блистают, остаются на вторых ролях, а быть на вторых ролях Раде не нравилось. Все виды спорта – забраковали мама и бабушка, сказав, что профессиональный спорт – это всегда боль, преодоление и травмы. Бабулечка подумала и согласилась, она и сама до пенсии врачевала. Шить и вязать у Рады не хватало терпения. С энной попытки наткнулись на отличного педагога по рисованию. Вакулина втянулась, и поняла, что крокодилы отлично плавают.