Страница 8 из 13
Второй раз за день все ящеры уменьшились уж точно не меньше, чем на сантиметр, испугавшись так, как никогда за свои долголетние жизни до этого – ящерицы просто услышали довольные возгласы Психовского, ступившего на землю острова, как стихийное бедствие.
Аполлонский восклицал и радовался еще пуще – но только умел делать это тихо, выливая эмоции карандашом на бумагу.
– Да ты посмотри на этих красавцев! – вскрикнул Грецион, топчась босиком в мокром прибрежном песку – крабы профессора, видимо, тоже обходили, боясь цапнуть за палец. – Они же восхитительны!
– Я думал, что так радоваться буду я, – Федор Семеныч сидел на песке чуть вдали от берега, орудуя карандашом. – А громче всех, как обычно, ты. Водолеи…
– И снова ты за свое, – фыркнул Психовский, зашагав к художнику. – Я бы обрадовался сильнее только если бы ты привел меня на берега Атлантиды.
– Утопил, то есть?
– Дурацкая шутка, – честно признался профессор, заглядывая в блокнот. Там уже прорисовывалась линия островных джунглей, просто для украшения добавленная на лист. Но в центре, пока в общих чертах, появилась рептилия – живой экземпляр лежал неподалёку. Вообще, драконы-комодо встречали всех приезжающих на остров уже на берегу – и правильно делали, это ведь их дом, их территория, они тут полноправные, вечнорастущие хозяева. Правда, с приездом на остров Грециона, ящеры стали сомневаться, что эта земля все еще принадлежит только им, и уже подумывали сдать остров профессору без боя, от греха.
– Дурацкое и пошлое желание, Атлантида, пф, – махнул свободной рукой Аполлонский. – С каких пор ты стал таким банальным? Я думал мелкие островные цивилизации заинтересуют тебя больше – об остальном ты и так все знаешь. Даже о том, о чем другие не имеют ни малейшего понятия.
Грецион машинально кивнул. Он, в меру профессии и увлечения, действительно понимал в сгинувших цивилизациях много больше остальных, и красок его знаниям предавали теории, которые в серьезном и обязательно скучно-сером научном сообществе считались антинаучными. Такой подход, Психовский абсолютно не понимал – с чего вообще принято считать, что той же Атлантиды действительно не было, богов Ацтеков не существовало, а Египтяне не умели пользоваться пестицидами и чем-то радиоактивным даже в примитивных целях? Профессор считал, что вселенная – штука очень хитрая, любящая всякие фокусы, и она специально подсовывает людям ящик с двойным дном, о котором они редко догадываются, ведь им сначала нужно, как слепым, ощупать весь ящик, обнюхать его, понять странные письмена на нем – а до потаенного дна руки не доходят.
Ну а Грецион Психовский больше всего любил эти скрытые донышки, по логике вселенной – весьма очевидные, а по человеческой – абсурдные.
Профессор хотел сказать что-то, но мысль покинула его, понеслась на просторы обдуваемого горячим ветром и морской свежестью острова и растворилась где-то среди зеленых ветвей, став единой с сознанием леса.
Так прошло несколько минут – Психовскому наскучило.
– И долго ты с этим драконом будешь возиться? Это первый, которого ты увидел.
– Мне нужно довести его до ума, – протянул Федор Семеныч, на секунду отвлекшись от рисования и поправив соломенную шляпу – Грециона передернуло, но он промолчал, решив попозже напомнить про необходимость ритуального костра для этого головного убора. В вопросе замечаний профессор был галантен, как граф старого воспитания.
– То есть, превратить в настоящего дракона? – профессор перевернул желтую бейсболку козырьком назад.
– Ты абсолютно прав, – самодовольно протянул Аполлонский.
– Ладно, – пожал Грецион плечами и положил руки в карманы розовых шорт – они уже успели переодеться, не в штанах же по пляжу ходить. Вот по ночной пустыне – другое дело…
Профессор Психовский зашагал по мокрому песку, но все же захватил красные кроссовки, мирно лежавшие около сидящего художника, и нацепил их по дороге – если крабы в песке его пощадили, не значит, что так сделают все другие твари.
– Ну и куда ты? – спросил Федор Семеныч, когда Грецион отошел достаточно далеко. Голос художника звучал отстраненно, словно из своей компактной вселенной – наверняка, полной рыцарей, драконов и волшебников.
– Гулять, – признался Психовский, не останавливаясь.
– По незнакомому дикому острову, полному столетних ящериц?
– Ну да, тем паче, – профессор задумался, добавив: – Почему-то очень хочется – сам не пойму, почему.
– И почему-то, я не удивлен, – Аполлонский вернулся к работе. – Типичный Грецион Психовский, просто наитиипичнейший.
***
Существо опешило, оказавшись совсем в других джунглях – старых, очень старых, но не настолько древних как те, где оно только что бежало. Местная флора казалось такой чужой, незнакомой, а фауна – тем более, но все равно… зверь ощущал какое-то родство с этим местом и с его обитателями, будто бы оно и было первоисточником всего, отправной точкой для этого существа, колыбелью его жизни. И неуловимое родство ощущалась с другой, как казалось, фигурой – одновременно и лишней, и необходимой в этих джунглях.
Зверь, недолго думая, ринулся со всех ног.
Мир казался непривычным, перевернутым, отраженным в кривом зеркале, но все это зверю было не столь важно. Главное – убежать от преследователей, не дать им поймать себя, не дать…
Существо замедлилось. Преследователей оно больше не ощущало, их и след простыл – в буквальном смысле, будто они остались там, по ту сторону зеркала, а зверь совершил невероятный прыжок и… очутился тут.
Только вот где – тут?
Впрочем, это тоже было не столь важно. Еще поди пойми, что хуже – преследователи или абсолютно чужая и незнакомая земля. В обоих случаях, делать можно только одно – бежать.
К тому же, зверь ощущал, что принес с собой на хвосте еще что-то – и не понимал, друг это, или враг, тянуться к нему, или спешить от него.
Существо, переваливаясь на четырех лапах, вновь побежало.
***
Профессор Грецион Психовский чувствовал себя как на обычной весенней прогулке по знакомому двору, где ориентируешься уже автоматически и знаешь, что в правой подворотне тебя поджидает местная шпана, а левая выведет к прекрасной пекарне, где продают такой багет, что за него и душу заложить не жалко – но пока есть деньги, лучше платить ими.
С такой же легкостью профессор – что ж с него взять – забрел в один из немногочисленных густых лесов острова, по дороге встретив уже с десяток ящеров разной степени активности, которые смотрели на него как-то испугано – вот до чего докатились потомки динозавров, увы и ах. Грецион успел наснимать кучу фото на смартфон, даже сделал селфи с одни из дракончиков-комодо – получилось очень даже ничего. Но профессору не хватало… какой-то древности, что ли, а древность всегда несла элемент загадки. Самые большие ящеры на планете – это, конечно, просто прекрасно, восторга полные (розовые) штаны, но шарма абсолютно никакого. Если вы, конечно, не Федор Семеныч Аполлонский, готовый часами преображать ничего не подозревающих драконов в крылатых чудовищ всех форм, размеров и цветов. Короче, драконов в драконов – такая себе трансформация.
Утопая в таких противоречивых мыслях, Грецион забрел как-то совсем глубоко – не самое хорошее решение. А древности все не было и не было видно.
Профессор огляделся. Вокруг – тишина и спокойствие, как в детском садике, чирикают птички, никаких гигантских насекомых, лес не такой уж непроходимый, агрессивных ящеров поблизости тоже нет. В общем, ничего интересного – с таким же успехом можно сидеть во дворе английского поместья и потягивать чаек, точно зная, что следующая минута будет как две капли воды идентична предыдущей.
Но Грецион поспешил с выводами.
Он хотел уже было развернуться и уйти посмотреть, что там вышло у Аполлонского, но в этом оттиске Психовский действовал как-то медленно и нерасторопно, а потому заметил на земле абсолютно человеческие, еле-заметные следы. Грецион нагнулся, чтобы изучить их – он успел только подметить их легкость и изящество, а потом резко поднял голову, заметив движение в глубине леса.