Кодекс Охотника

Ух, ты... Даже молодость Охотника вспомнилась. Сколько тогда девушек было покорено. Никогда моя постель не была пустой, если не считать долгих походов на Охоту.

В этом же мире за моей половой жизнью следили, как за сокровищем рода. Аж противно от такого, не дай бог, я бы сделал бастарда на стороне, и все пропало. Позор для рода и семьи. Идиоты...

Родственничкам было проще держать меня в узде и ограничивать во всем, чем относиться по-человечески.

Пусть я и первый раз лечу, но я Охотник и у меня есть свои фокусы, которые без проблем помогут мне в этом деле.

Отправляю мысленный приказ своему напарнику, и мой правый глаз начинает смотреть глазами напарника.

Не прошло и десяти минут, как нужный этаж и каюта были найдены. Как раз в эту сторону мы и идем.

— Вы довольно хорошо здесь ориентируетесь, — решила первой заговорить она. — Часто летаете?

— Не слишком часто, но ради вас мне пришлось в ускоренном темпе вспомнить планировку этого судна, — улыбаюсь ей.

Всю дорогу мы разговаривали о всяких мелочах. Иногда мои слова заставляли ее смеяться, и она только крепче сжимала мою руку, а затем резко отдергивала, понимая, что это неприлично.

— Я, кстати, Эва, — в Прусском Княжестве не принято первой представляться незнакомцу. Вот в Российской Империи такое поведение может уже сойти за плохой тон или неуважение.

— Очень приятно познакомиться, Эва. Меня зовут Александр.

— Ой... — прикрывает она лицо веером, чтобы спрятаться от стыда. — Прошу прощения, я не знала, что вы из Империи. У вас такой чистый говор. Примите мою похвалу, вы на отменно выучили язык, и произношение у вас идеальное.

— Ничего страшного, — отмахиваюсь от такой мелочи. — Надеюсь, мы с вами еще увидимся.

— Я тоже надеюсь, — улыбнулась мне девушка, и скрылась за дверью своей каюты.

А неплохая девушка. Интересно, она тоже бежит или просто отдыхает?

В этом мире есть самолеты, которые летают быстрее, чем дирижабли, но на них запрещено летать благородным. Ведь там не протащить с собой охрану. Ну, запрет больше не на уровне закона, а статуса. Да и легкомоторные самолеты были небезопасны, а высокородные пассажиры очень заботились о своих драгоценных тушках.

Если летаешь на самолете, значит у твоего рода дела совсем плохи. Дирижабль медленный, но его плюс в защите. Огромный многосекционный баллон наполнен инертным гелием. Даже при пробитии нескольких секций, у судна останется запас прочности, чтобы экипаж успел безопасно посадить его на землю.

Корпус дирижабля был хорошо бронирован. Да, это уменьшало полезную массу, но также являлось «визитной карточкой» этого средства перемещения. Такой агрегат быстро не сбить. Фактически, являясь гражданским судном, тем не менее он несет системы вооружения, и обученных операторов для них. Это вдобавок к членам экипажа, имеющих Дар, которые специально для этого были наняты. А еще, у каждого благородного есть своя свита телохранителей, так что дирижабль — та еще цель для покушения.

У меня же сейчас никого нет, кроме старика, которому я приказал идти в каюту и там меня дожидаться, пока я прогуляюсь и соберусь со своими мыслями.

Не хотел, чтобы он видел мою улыбку. А улыбался я, за сегодняшний день, часто. Чаще, чем за целый месяц до этого...

Отец оставил для меня несколько писем, в которых подробно расписал, что мне делать дальше и что не делать.

Взглянул на часы, болтающиеся на руке, и улыбнулся еще раз. 15:30. Я уже десять минут, как мертв.

На мой «липовый» кортеж напали, и случилась нешуточная битва, в которой я лично уничтожил не меньше пятнадцати нападавших, но сам пал смертью храбрых. В мою честь отец даже введет в роду и клане трехсуточный траур. А вот мои мачехи и братья, в особенности, Карл, наверное, уже пьют шампанское.

Отец, кстати, оказался тем еще мудаком. Даровал своему непутёвому сыну титул барона. Подумать только! Он знает, что у меня нет сил, но посылает в одно из опаснейших мест, да еще делает благородным.

Мозгов у него немного. Хотя я догадываюсь, чьих это рук дело. Предполагаю, что мне предстоит здорово повеселиться. Я благородный, но нищий барон Александр Галактионов без денег, имения и сильного Рода за спиной. Но моя родословная чище, чем у большинство графов, которые получили титулы путем сомнительных браков или больших взяток.

Да только одно мое существование вызовет приступ ярости и мнимого оскорбления у них, а там и вызов на дуэль. Впрочем, я даже не против.

Дирижабль закончил посадку пассажиров и пошел на взлет. Я его уже достаточно обследовал и теперь решил пойти в ресторан. Но затем вспомнил, что деньги в ручной клади, которая находится у моего слуги.

Слуга, который был предан не мне, а роду, и теперь его, фактически, выгнали, вслед за мной. Он не показывал никаких эмоций, но скорее всего, сейчас у него в груди бушует буря.

Теперь нужно придумать, куда его спровадить. Если отец дал ему приказ не оставлять меня даже на минуту, это плохо. Он его будет выполнять до последнего. И хоть убей, старого служаку не переделаешь. Род у него на первом месте. Оттого он за сорок лет службы не поднялся выше в должности, чем учитель никому ненужного наследника.

Еще пару часиков погулял по дирижаблю, наслаждаясь ветром свободы, который несет меня в новую жизнь. Наконец-то я смогу жить так, как мне хочется. Не зря я следовал Кодексу!

Когда все для себя решил и хорошенько обдумал, направился обратно в каюту, где должен был ждать меня мой наставник.

— Спишь, старик? — зайдя в трехместную каюту, окликнул я его.

На столе было пусто, а ведь я говорил ему, что пошел нагуливать аппетит, и он за это время должен был подумать за еду. Хреновый у меня слуга.

Шерген не ответил, но я точно знал, что он не покидал каюты. Я был прав, он вышел спустя некоторое время и уселся прямо напротив меня на широком диване.

По центру стоял чайный столик и печалил меня своей пустотой.

— Задремал, господин, прошу прощения, — выдал Шерген, едва склонив голову.

После этого между нами возникло тягостное молчание.

— Вы, наверное, хотите пить, господин, — нарушил он его первым, и не дожидаясь моего ответа, пошел за чаем.

Принес он поднос с двумя кружками и фарфоровым чайником. Разлив чай по кружкам, он протянул мне одну.

Ну, что... Поехали!

— Он отравлен? — прямым текстом спросил я его.

Ни одна мышца не дрогнула на его лице, и не было ничего, что могло свидетельствовать о моей правоте в его движениях или рефлексах.