Страница 2 из 16
Глава 1
— Ватрушку еще бери! — Римма Марковна подтолкнула ко мне тарелку с источающей ванильные ароматы сдобой и долила чаю. — Совсем ты похудела, Лида.
— Так это же хорошо, — ответила я, жуя творожную ватрушку вежливо, через силу.
— Ну, не скажи, — покачала головой соседка, — женщина должна быть в теле, манить, а не костями греметь.
«Угу, видела бы ты моделей и фитоняшек в моем времени», — поморщилась я, с досадой посмотрела на недоеденную ватрушку и отложила в сторону.
— Что ты думаешь делать с Валерием? — без обиняков спросила Римма Марковна.
Вот за что уважаю эту женщину, так это за прямолинейность. После того, как она сперва угодила в богадельню, а затем поселилась у меня, Римма Марковна категорически изменилась: исчезла привычка носить старый изношенный халат поверх нового, пить чай из щербатой чашки (откуда-то она притарабанила прибалтийский фарфоровый сервиз и теперь каждый вечер у нас четко соблюдалась чайная церемония), и даже сигареты стала курить не как раньше обычный «Полет», а «Полет» исключительно какой-то дукатовский (мне без разницы, но вот Римма Марковна утверждала, что именно этот — самый лучший). Но главное, Римма Марковна взяла идеологическое шефство над всеми соседками в нашем подъезде и заодно — надо мной.
— Так что с Горшковым? — повторила она.
— Я уже два раза пыталась с ним встретиться, — развела руками я, — прячется, гад.
— И? — не унималась Римма Марковна.
— Что-что, — нахмурилась я, — надо искать еще раз. Не смогу договориться — буду решать кардинально.
— Как это?
— Убью его, — снисходительно улыбнулась я и отхлебнула чай.
— Ты не шути так! — нахмурилась Римма Марковна. — Я же серьезно спрашиваю, а ты дурачишься.
— И я серьезно, — но невольно рот сам растянулся до ушей. — Римма Марковна, я знаю тридцать один способ убийства без следов. Никакая милиция не найдет. Вот слушайте: способ первый — можно подсеять у них на даче цикуту в петрушку. Соотношение семян цикуты и петрушки должно быть…
— Прекрати! — строго перебила меня Римма Марковна, но не выдержала, рассмеялась.
— Хотя есть вероятность, что заодно и Элеонора Рудольфовна умрет, очень уж она петрушку в салатах любит, — кровожадно продолжила я, — а чтобы милиция ничего не заподозрила, нужно цикуту еще и по обочинам в сорняках по всей деревне подсеять, типа ареал обитания у нее там такой. Второй способ — поставить в горшковской комнате в вазу большой букет полевых цветов с аконитом, но там, главное, самую начальную стадию цветения надо захватить, и до утра Горшков если и не умрет, то жить будет мало и тяжко. Ключ от комнаты на Механизаторов я знаю, где лежит. Хотя нет, нужно же наверняка. Значит тогда по-другому, делаю огромный букет всяких колокольчиков-дельфиниумов вперемешку с аконитом, приглашаю Горшкова на свидание, мы гуляем по городу, при этом я буду постоянно нагибаться, вроде как поправлять ремешок на туфле, а букет отдам нести ему. У него привычка в волнении грызть ногти, поэтому, к примеру, пообещаю приписать его в эту квартиру при каком-нибудь совершенно дурацком условии. Или же скажу, что узнала, как он в карты на деньги играет и планирую сообщить Элеоноре Рудольфовне. Часовая прогулка, он держит мой букет, волнуется, грызет ногти, потом вернется домой, и утром я — вдова. Главное, не забыть букет забрать.
— У тебя нет туфлей с ремешками, — промямлила явно впечатленная Римма Марковна.
— Придется, значит, купить, — согласилась я, — заодно пополню свою коллекцию от фабрики «Скороход».
— Но ты ведь тоже будешь держать букет и, значит, тоже отравишься, — не сдавалась Римма Марковна.
— Ой, делов-то! — легкомысленно отмахнулась я, — можно надеть перчатки, можно взять носовой платок, можно намазать ладони клеем. Слушайте лучше дальше. Итак, способ третий — разбить штук восемь градусников и аккуратно вытряхнуть ртуть на пол и немного под плинтус, повозить ее веником по всему полу комнаты, чтобы площадь испарения стала максимальной. Про ключ от комнаты я уже говорила. Четвертый способ еще легче — берешь обычный шприц и…
Закончить мне помешал звонок в дверь.
Римма Марковна сидела красная от возмущения и сдерживаемого смеха, пришлось идти открывать мне.
На пороге стоял Иван Тимофеевич. Поздоровавшись, он осторожно поинтересовался, дома ли сейчас Римма Марковна. Получив утвердительный ответ, он вздохнул:
— Понимаете, Лидия Степановна, я хотел с вами обсудить упаковку к мылу, она уже готова.
— Так давайте обсуждать, — согласилась я и радушно добавила. — Проходите, пожалуйста.
— Да нет, — покачал головой сосед и тихо добавил, — давайте лучше поступим таким образом: загляните завтра, часов, скажем, к семи вечера ко мне. На работу. Я покажу отпечатанные образцы, и мы выберем. Хорошо?
Я согласно кивнула.
— Кроме того, в редакцию вам пришло много писем от читательниц, — лукаво улыбнулся Иван Тимофеевич, — заодно и заберете. Нужно же всем ответить.
Я поблагодарила и пообещала зайти. Иван Тимофеевич напомнил о сроках сдачи заметки об уходе за лицом в летний период и вдруг замялся:
— И еще… тут такое дело…
— Говорите, — подбодрила соседа я.
— Понимаете, Лидия Степановна, как бы это сказать… не все наши корреспонденты, так сказать, благосклонно отнеслись к вашему творчеству…
— И что? — не поняла я.
— В общем, вам нужно быть готовой к некоторым… эммм… критическим замечаниям с их стороны, — вздохнул Иван Тимофеевич, отводя глаза.
— Да не беспокойтесь, Иван Тимофеевич, — рассмеялась я, — никакой критики я не боюсь. Наоборот, мне будет даже полезно услышать мнение коллег по перу.
Мы распрощались, и я вернулась обратно на кухню.
— Кто это приходил? — полюбопытствовала Римма Марковна, перемывая посуду.
— Да Иван Тимофеевич, хочет, чтобы я завтра забрала письма моих читательниц, — решила пока не посвящать старушку в эпопею с мылом я (раз Иван Тимофеевич развел такую таинственность).
— О! Тебе уже приходят письма читателей, Лида, — Римма Марковна развернулась ко мне и ее морщинистое лицо расплылось в мечтательной улыбке, — это же так замечательно… письма, почитатели… эх, а ведь я когда-то тоже писала письма… Александру Вертинскому…