Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 22 из 72

Поймав себя на столь крамольной мысли, Марина даже затрясла головой. Да что она? Совсем с ума сошла? Своих проблем мало? Какие еще гусляры? Ну, если только послушать… и то на общих правах. Сейчас. Не выделяясь из толпы. Послушать и ехать дальше. Благо, репертуар гусляра отличался разнообразием. Бесстрашный Ставр проехался и по боярам, и по купцам и даже по князьям. Тонко, иронично, безжалостно… так, чтобы вызвать в толпе смех. И толпа с удовольствием аплодировала своему любимцу. Интересно, у всех гусляров хватает наглости порочить верховную власть, или Ставр такой один? А может, гусляр смел только потому, что дает свое представление не в столице? Впрочем, дьюла вряд ли потерпел бы в своем городе подобное вольнодумство. Да и мало кто потерпит такое. Вон, торговый гость, пылающий злостью, вперед выступил, пытается бесстыжего гусляра к порядку призвать. Ага, как же. Не на того напал. Что там купец гусляру советует? В церковь идти, да грехи отмолить?

— Повадишься к вечерне — не хуже харчевни. Ныне свеча, завтра свеча, тут и шуба с плеча, — хохмя, тут же ответил ему Ставр.

Однако купец не оставил надежды вразумить гусляра. Наивный. На каждую его прочувственную речь Ставр отвечал веселой, ехидной пословицей. И ведь как к месту!

— Поди вон отсюда, да не показывайся здесь! — не выдержал, наконец, торговый гость.

— А что мне за это будет? — не желал угомониться гусляр.

— Ничего!

— Э-э-э… — разочаровано протянул Ставр. — Ничего-то у нас и дома припасено! Уж сколь стараюсь, а все одно бестолку. Хвать в карман, ан дыра в горсти. И ничего боле. А жива душа калачика хочет.

— Дождешься, шкуру-то с тебя спустят! — возмутился купец.

— Уж не ты ли? — фыркнул гусляр. — Я свою шкуру пуще золота берегу. Князьям да боярам песен не пою. На мне шкура не черного соболя, да своя, так и хороша. А коли я спел чего не так, так то не моя вина, так уж в песню легло, сложилось.

Блин! Ну нашел купец с кем связываться! С местным предшественником «Камеди Клаб»! Ставр же сейчас просто от нечего делать его опустит. И глазом не моргнет. Однако гусляр, похоже, потерял к купцу всяческий интерес. Он спел еще пару песенок по заказам толпы (кстати, действительно интересные повествования о военных походах) и приступил, наконец, к основной части программы. Марина поняла это сразу же, как только народ благоговейно замолк. Ставр откашлялся, тронул струны гуслей и начал рассказывать… про русалок. Странно… да что тут такого? Точнее — что такого, к чему стоило прислушаться? Однако толпа еле дышала. Надо же… им тут что, ужастников не хватает? Так вся средневековая жизнь — один сплошной фильм ужасов. Хотя… толпа, кажется, мнения Марины не разделала. И слушала Ставра, затаив дыхание. Марина тоже прислушалась. За компанию. Получилось довольно познавательно.

Байка.





Оказалось, что русалки, по местному поверью, это, ни больше, ни меньше, души младенцев, умерших некрещеными. Младенцев, мертворожденных или скончавшихся без крещения, русалки похищают из могильных ям и уносят в свои воды. Они крадут их даже из-под порога избы. (Интересно, а что младенец делает под порогом?) В течение семи лет, в Троицын и Духов дни, души этих младенцев летают по воздуху и выпрашивают себе крещения. Гусляр даже уверял, что их можно спасти произнесением слов: «Крещаю тебя во имя Отца и Сына и Святого Духа!» и ежегодными панихидами в первый понедельник Петрова поста. Если же в семилетний срок они не будут искуплены молитвами и не услышат ни от кого приведенных слов, то навсегда остаются в обществе русалок.

Еще (опять же, если верить Ставру) русалки любят леденцы и самоцветные камни. А потому любой желающий может поймать нечисть на эту наживку. Вот только в дом ее тащить не стоит. Ибо злопакосная русалка непременно найдет способ выпить кровь, а то и сожрать сердце. Бр-р-р! Граф Дракула нервно курит в сторонке. Хорошо хоть гусляр тут же рассказал о средстве борьбы с водяной нечистью. Оказывается, в купальские дни зацветает Полынь-трава. Именно она является самым лучшим средством в борьбе против водяных и водяной магии. Или оберегом, если ты захочешь просто посмотреть на русалок. Бывают и такие случаи. Кстати (если верить Ставру) посмотреть там есть на что.

— Встанет над озером месяц, начнет булькать да ухать в камышовых зарослях, захлопает по воде словно вальками, и выкатит из камышей на дубовой коряге водяной. На голове колпак, тиной обмотанный. Увидишь — прячься, под воду утянет, — рассказывал гусляр, перебирая струны.

Не забыл Ставр и о том, как в ночь на Ивана Купалу русалки-мавки хороводы в венках водят. Хотя… подходить к ним в этот момент не рекомендуется. Русалки-то и в обычный день манят к себе прохожего, гоняются за ним. Хорошо хоть далеко от берега реки или озера они не отходят, потому что боятся обсохнуть.

— Если при русалке есть гребень, то она может затопить и сухое место: доколе она чешет мокрые волосы, дотоле с нее все будет струиться вода; если же на русалке и волоса обсохнут, то она умирает, — продолжал свой рассказ Ставр. — Следы этих шаловливых подружек остаются изредка на мокром песке; но это можно только видеть, застав их врасплох: в противном случае они перерывают песок и заглаживают следы свои. Дедушка водяной — родственник всем русалкам. Но они, бедненькие, очень скучают без мужчин и все их затеи клонятся к тому, чтобы залучить человека и защекотать его насмерть. Сказывают, что они иногда от скуки перенимают заночевавшее на воде стадо гусей и завертывают им на спине одно крыло за другое, так что птица не может сама расправить крыльев; они же, сидя в омутах, путают у рыбаков сети, выворачивают мотню и скатывают их с речной травой. А полная власть русалкам дана во время русальной недели, которая следует за Троицыным днем и до заговенья. Первое воскресенье за Троицей также называется русальным. Это время самое опасное, бойся к воде подходить.

— Барыня, нам местный староста место для ночлега определил, — прошептал в ухо Марине Бермята, отвлекая ее от сказаний гусляра.

— Хорошо, — кивнула головой баронесса, отрываясь от интересного действа.

Впрочем, выспаться Марине так и не дали. Рано утром, еще до того момента, как в деревне проснулись петухи, к ней прибыл гонец от дьюлы. Ну и что нужно было этому неугомонному типу с утра пораньше? Оказывается, многое. Во-первых, Бячислав превозносил многочисленные достоинства баронессы (Марина напряглась), во-вторых, выказывал надежду, что она не откажет в просьбе, а в-третьих, в приказном порядке, велел ехать на территорию Роси и лечить князя Индрика, который твердо обещался после этого стать союзником дьюлы. Ну, только этого Марине и не хватало для полного счастья! Постороннего князя с неизвестным заболеванием. Впрочем… отступать было некуда. Если только в Фотию. Однако столь круто повернуть собственную судьбу Марина все еще была не готова. Ну, что ж. Тогда придется ехать к незнакомому князю и пытаться спасти его жизнь. Надо только в Ласково заехать, лекарства с собой захватить. Да и дочь оставить на попечении Настасьи. Или, может, ее к Фьяне лучше отправить? К чему рисковать? Медальон связи у Марины есть. Правда, Зоряна такому повороту дел вполне может и не обрадоваться, но тут уж ничего не поделаешь. Безопасность дочери куда важнее ее капризов. Тем более, что у Фьяны, наверняка, ей будет весело. Ведьма хоть фокусами ребенка развлечет. А если что — с помощью магии сможет Зоряну успокоить. Главное только, чтобы Фьяна согласилась посидеть с чужим ребенком, а с остальными проблемами можно будет разобраться по мере их появления.

Фьяна (к счастью) посидеть с ребенком согласилась. Да и сама Зоряна не выказала особого неудовольствия. Тем более, что вместе с ребенком Марина отправила в Фотию (на всякий случай) Настасью. А с собой (так же «на всякий случай») взяла Бермяту. Кто ее знает, как жизнь повернется… профессиональный воин, по крайней мере, сможет ее защитить. Хотя… если болезнь князя окажется действительно серьезной, никакая защита не поможет. Марина, все-таки, весьма посредственный врач. А в данном мире есть такие заболевания, справиться с которыми не в силах даже магия. Впрочем, росский князь вряд ли решится прибегнуть к данному средству. Бессмертная душа дороже. А магию здесь приравнивают к самому нечистому действу, которое только можно вообразить.