Страница 2 из 3
Он вспомнил. Вспомнил мерзостный, алчущий шепот твари, захватившей корабль. «Сыть, сыть, сыть»… Он содрогнулся. Нет сомнения, колдун не врал.
– Скажи, ты сможешь изгнать демона из нашего корабля?
– Нет, – помедлив, ответил колдун. – Я пытался. Это очень сильный демон. С таким мощным гадом я не сталкивался за всю свою жизнь, – видно было, что ему неприятно признавать свою слабость, и Берн Воор невольно ощутил удовлетворение, хотя радоваться было нечему, совсем наоборот.
– Если он настолько силён, – спросил Берн, – почему же он так долго ждал, прежде чем вселиться в корабль?
Колдун опять выгнул бровь.
– Представь себе крупинку сахара и сахарную голову, попавшие в чашу с водой. Что из них быстрее перейдет в новое состояние?
Первыми поддались автоматы. Потом лёгкие вездеходы, за ними – тяжёлая техника… О, Великий Циклоп! Самый мощный демон пробирался в новое тело дольше всех, но и выковырять его оттуда труднее всего. Все равно как высыпать из бутылки с узким горлом крупинку и сахарную голову. И этот надменный ублюдок, который с садистским удовольствием демонстрирует свое малейшее превосходство над ним, Берном, вынужден с зубовным скрежетом признать собственное бессилие.
– Дай руку, – неожиданно велел колдун.
Берн машинально протянул правую руку, но колдун цапнул его за культю семипалой ладонью, похожей на белого паука, стиснул, и Берн закричал, пронзённый острой болью. Разбуженная Лю открыла глаза и… улыбнулась, видя его муки.
– За что? – простонал Берн, задыхаясь от боли, не в силах высвободить руку. – Почему ты это делаешь?
– Потому что она, – короткий взгляд в сторону Лю, – так хочет.
Берн грязно выругался сквозь слёзы. А она встала с кровати и выскользнула на улицу.
Взвинченный от всего, что ему пришлось пережить, он догнал её у колодца, где она споласкивала лицо, и без того до неприличия свежее, румяное и улыбающееся. Размахнулся здоровой рукой и с силой ударил – за всё сразу: за отсеченную кисть, за эту пытку, которой она пожелала, за то, что целовалась с Лууде, что обнималась с этим уродливым колдуном-садистом и спала рядом с ним!
Кулак встретил пустоту. А в следующий миг Берн Воор потерял равновесие и увидел землю, быстро несущуюся ему навстречу. В глазах сверкнули искры, и на несколько секунд он ослеп. А когда прочухался, его грудь была придавлена острым коленом, и румяное личико было близко-близко. Вот только улыбка на нём отсутствовала напрочь.
– Ты убил моих родных, – процедила Лю, и её кулачок, небольшой, но с острыми костяшками, врезался ему в живот. Проклятье, когда ж я успел, подумалось Берну, но он не смог додумать мысль, потому что она двинула ему в солнечное сплетение. – Но я сказала, что не убью тебя. – Ещё удар. – Я не дала твоим воинам умереть. Я отобрала тебя у летающей машины. Я просила Элогардина сделать тебе хорошо. А ты… Знаешь, кто ты, Воор? – Припечатав его аккурат в печень, она выдала такое нецензурное ругательство, от которого бабы на Харибде в обморок падали. Будь уши у Берна чуть потоньше и подлиннее, непременно завернулись бы трубочкой.
Рядом было полно солдат, но никто и пальцем не шевельнул, пока она избивала его. А когда она поднялась, чтобы уйти, они отсалютовали ей. Краг Лууде предложил ей опереться на свою руку и повел её куда-то вглубь селения. Берн смотрел им вслед, закусив губу.
– Вряд ли ваше поведение можно назвать разумным, генерал Воор, – мягко заметил Сиим Неро.
Он уже и сам это осознал. Она была права. Это она спасла остатки экспедиционного корпуса. Она, туземка, которая должна была бы видеть в них врагов, помогла им, когда генерал Сааг предпочел уйти из жизни, бросив их на произвол судьбы. Немудрено, что солдаты горой за неё. И без разницы, с кем она спит.
Тут он сфальшивил. Очень даже большую он видел разницу! Ему почему-то совсем не нравилось, что она с кем-то там… Ему бы хотелось, чтобы она этого не делала. Но он не знал, как ей об этом сказать, и оттого злился ещё больше.
А тут вдобавок вон какая незадача: оказывается, он умудрился самолично убить её родню! Неудивительно, что она подговаривает колдуна его мучить. Культя до сих пор горит, как в огне. Он бросил на неё взгляд и застыл, ошеломлённый. На месте страшной раны красовалась тонкая розовая кожа. Как же это? Такое просто невозможно за два дня! Тем более что этот мерзкий колдун…
Он вдруг понял, что делал колдун, и у него запылали щеки. Болван безмозглый, раздери меня Великий Циклоп на клочки! Вовсе она не желала ему зла. Она хотела, чтобы безногий его вылечил. И кисть она ему не из мести срубила, а чтобы отсечь пулю демона, которому почти удалось заглотить его душу… Берн невольно передёрнулся.
Ну и дурень же! Ну и идиот! Этого ему показалось мало, и он выругал себя тем же оборотом, что использовала она.
Лю
Когда мы миновали динаму, я прогнала Лууде. Я чувствовала, что мне надо побыть одной, иначе… иначе сама не знаю что.
Но только лишь ушел Лууде, как набежали бабы и девки из Лесного Места, в ноги кинулись, стали благодарить за избавление от летучих чудищ. В краску меня вогнали. Чего кланяться? Это мое дело, мой долг. Вот я его и выполнила. Кое-что и сверх долга сделала, но не для баб этих… для Берна, будь он проклят природой-матерью во веки веков!
Наконец пришлые бабы отстали. Я присела у безлюдных развалин порушенного ветряка и дала волю слезам. Те хлынули, словно копились годами. Да так оно и было: последний раз я ревела от всей души, когда Сай растолковал мне, кто я есть.
И что меня так проняло? Ну, занес руку захватчик. Первый раз в жизни, что ли, дралась? И все-таки я чувствовала себя преданной, обманутой. Он был слишком непохож на врага. Я, как дурища распоследняя, поверила в его улыбки, его заботу, добрые слова. Я даже радовалась за него, что он стал генералом.
Размечталась, девка-дура? Вот и получи!
Нашла меня сестрица Дариана. Сама младше меня на два лета, по-матерински заговорила:
– Что же ты сидишь, Кроха? Земля не прогрелась ещё с холодов, застудишь чего, не попусти природа-мать…
– А и застужу? – огрызнулась я. – Кому с того убыток?
С юности я ходила походами, на снегу ночевала, в ледяной воде плавала – никто и бровью не вёл. Застужусь ли, нет – все одно для рода отрезанный ломоть, сухая ветка без побегов. Чего меня жалеть-то? Ну, сестрицы, конечно, жалели, когда подросли да ума набрались…
– Кроха, да ты плачешь! – Дариана обняла меня. – Нешто обидел кто? И кому же в голову могло прийти? Благодетельница ты наша, охальники трёхглазые и те тебя почитают и никому в обиду не дадут. Да ты не влюбилась ли? – ахнула сестрица.
– А коли влюбилась?
– Тебе ж нельзя, Кроха! – заволновалась Дариана. – Старейшины приговорили. Что ты, опомнись!
– Тех, кто приговорил, нет уже, – резко ответила я.
– Ладно, не шуми, сестрица. – Дариана сообразила. – Зря я всполошилась. Косы-то срезали, люби теперь кого хочешь. Тебе ведь рожать запретили, а не влюбляться. Ну, Кроха! – Она затормошила меня. – Вытри слёзы-то.
– А если я и рожу? – выкрикнула я, не послушав. – Что с того? Детки будут низенькие? А вы-то каких деток ждать решили от недорослых чужаков? Не всё ли едино?
Сестрицу в ужас бросило, а меня аж трясет-колотит. Вот вам всем, думаю! Ждите, пока косы отрастут, а мне через год обещано. Сделаю, как Элогардин советовал. Прямо сейчас встану, найду, к примеру, Лууде и скажу ему те слова, которым он меня выучил. Парень он не противный, целует сладко – небось, и вся любовь так же.
Вот только слёзы надо умыть, тут Дариана права. Да может, ополоснуться и надеть что-нибудь получше. В штанах девки на свидания не бегают. Я поднялась, полная решимости… да так и села. Нет ведь у меня ни вышитых платьев, ни шалей расписных, ни узорных чулочков. Одни штаны да рубахи, и пара курток – с броней и без брони. Вся моя одёжа для боя, охоты да тяжкой работы. Я уткнулась лицом в колени и опять разрыдалась.