Страница 2 из 9
Дина расстроилась, поплакала в туалете магазина, умылась и пошла, с надеждой в душе, искать другую работу. В другой супермаркет на рынок, да хоть куда! Не в поселок же возвращаться.
Диана в детстве была в Москве. С родителями. Поэтому её не пугала суета и неразбериха на улицах Москвы. Она шла в толпе прохожих, вспоминая незабываемые минуты из прошлого, когда мама и папа держали её за руки с двух сторон, а она, смеясь и визжа, поднимала ноги, чтобы лететь над землей. В эти минуты счастье переполняло её!
Книжный магазин был полон посетителей. Но в нем была царственная тишина.
Диана бродила по магазину, листала книги со стихами любимых поэтов, читала их, шептала то, что знала наизусть. Отец был лириком и часто Диану увлекал поэзией на ночь. Она забыла о времени и о своей безработице. Вспоминала своих родителей, которые так много дали ей духовно. Но ничего материального, кроме дома в деревне.
– А ну, подвинься! Читательница… Уже все поуходили, а она все умничает тута стоит. Задолбали! Хорошо, что последний день. Умники. Топчуца с утра до вечера! Чаво читают? Один дурак пишет всяку хрень от злобы да от умалишения, другой придурок на свой щёт все принимает! Потеха!
Диана извинилась перед уборщицей и пошла прочь. На выходе из магазина наткнулась на объявление: «Только сегодня требуется мастер по уборке территории магазина. Остался один час. Через час магазин закрывается! И вакансия может исчезнуть!» Диана встрепенулась, подошла к кассиру и уточнила, что означает это объявление. А утром она вышла на работу, понимая, что труд адский, зарплата мизерная, проживание висит на волоске.
– Поднимите ноги , пожалуйста. Нет, нет, сидите, читайте, читайте, извините, не уходите… Просто ноги поднимите…
– Поднимите ноги, пожалуйста. Да. Да, я тоже люблю поэзию. Встречаться? Нет-нет. У вас же жена… кольцо на пальце, нет, что вы, нет.
– Развод? Ну, хорошо… Я поеду с Вами. Просто для того, чтобы успокоить вас… хорошо, хорошо. Я отпрошусь у директора…
Глава 4.
Пожилая пара гостила в пансионате третий день. Был «не сезон». Отдыхающих почти не было. Несколько одиноких стареньких бабушек и дедушек, видимо, прописанных здесь состоятельными родственниками навечно. Они довольно привычно общались друг с другом во время прогулок, приёма пищи. Были ухожены, опрятно одеты. У них был свой мир. Мир со своими заморочками, тайнами и даже любовью, со своими интригами и обидами.
А пожилая пара была сама по себе. Муж и жена прожили вместе много лет. У них не было друг к другу никаких жизненных претензий, обид, только уважение. Они просто отдыхали: изменили привычную обстановку, уехав из монотонной жизни, из уютной квартирки, от своих выросших внуков, от детей, надоедавших постоянной опекой и заботой.
Иван Макарович и Нина Карловна к ужину немного опоздали. У них была экскурсия в музей.
А Нина Карловна – любительница раритетов и антиквариата, так долго стояла у каждой витрины, что пришлось экскурсоводу напомнить о том, что время уже вышло. И можно завтра еще раз рассмотреть все экспонаты выставки. Нина Карловна была под впечатлением и немного грустила. Аппетита не было. Нина Карловна пила только фреш из апельсинов. Иван Макарович съел свой ужин, неторопливо доедал ужин жены и переживал за неё:
– Надо кушать, дорогая!
– Ты мне никогда не дарил таких вещей!
–Да у меня и денег-то таких не было! Да и зачем они тебе! Ты же простая учительница немецкого языка! Куда бы ты их надевала, Ниночка!! Оглянись! Ты тут самая красивая! И самая молодая… На слове «молодая» он осёкся. В зал входила молодая пара.
Бабушки, дедушки и другие малочисленные гости пансионата напряглись и вытянули свои головки на морщинистых жилистых шейках в сторону администратора столовой пансионата. «Администраторша», так здесь все называли толстенную, с синечёрными волосами, подстриженными под каре и с голубыми перламутровыми тенями на тяжелых веках, женщину, лет так сорока пяти, противно вытянула алые губки, как будто они у неё были накачаны силиконом, указывала своим красным ногтем в сторону окна, в отдаленный правый угол, где никого не было. И стулья там были выложены на крышки столов, немытыми, белесыми от грязи, ножками вверх.
На ходу, засовывая мятую «пятисотку», незаметно протянутую ей гостем, в карман цветастого полотняного фартука, администраторша обогнала посетителей, сняла стулья с крышки стола, сорвала несвежую скатерть, бросила её на пол, мигом постелила новую, в голубую мелкую клеточку, принесенную с собой на роскошном, широком плече. Расставила тарелки с миленькой розочкой посередине, разложила вилки, ножи, шустро протерла полотенцем два фужера на высокой ножке, плюхнула в центр стола вазочку из дешёвого китайского фарфора с грустной, выцветшей, пластмассовой веточкой можжевельника, на середину столика.
Молодой человек был похож на художника: свободные потертые джинсы, рубашка в клетку и длинные волосы, собранные резинкой в «хвост». Выразительное, с тонкими чертами, лицо, длинные, неспокойные, с тонкими, музыкальными пальцами, руки. Он был чист, ухожен и душист.
– Конечно, конечно он женат – решила «администраторша».
А вот подружка его ей не понравилась: вроде бы, как у всех, все на месте – нос, губы, глаза, а личико простенькое. Не выразительное. Не ухоженное. Провинциальное лицо. Деревенское какое-то.
– Как же такой красивый мужчина смог такую девушку… Он перед ней вовсю распинается, а она сидит себе да молчит, как рыба в пироге! На жену непохожа, волнуется, салфетку мнет, вилку уронила, пришлось поменять. И не похоже, что замужем! Замужние, если в загуле, то не так себя ведут. Еще и в вещах "китальянских"… Особенно джинсы. В Москве такие уже лет пять не носят. И где он её подобрал? А ухаживает- то как! А смотрит-то! Глаз не сводит с нее! Может – любовь? Ох, бывает ли она, эта любовь. Особенно среди нынешней молодежи. Включила караоке по просьбе гостя, за дополнительную плату. И пошла восвояси додумывать свои предположения и домыслы.
Услышав знакомую мелодию, ужинавшие престарелые гости напряглись и прекратили жевать. Вечер обещал стать необычным и непредсказуемым.
Молодой человек встал, полистал каталог с песнями и тихо запел:
«Кто был охотник? Кто – добыча?
Всё дьявольски – наоборот!
Что понял, длительно мурлыча,
Сибирский кот? Сибирский кот…»
Пожилая пара, собравшаяся уже уходить с ужина, безмолвно присела на своё место, взяв друг друга за руки. У парня был настоящий талант. Он пел. Пел с душой и откровением. Как будто сам написал эти слова, а не Марина Цветаева…
Старушки беззвучно зарыдали. Старички доставали из своих глубоких карманов залежавшиеся носовые платочки, прикладывали их к глазам своих «избранниц» и тоже грустили.
Нина Карловна легким шагом подошла к молодому человеку и запела вместе с ним. На октаву выше:
«Все передумываю снова,
Всем перемучиваюсь вновь.
В том для чего, не знаю слова,
В том для чего, не знаю слова.
Была ль любовь?.. Была ль любовь…»
Диане хотелось любить. Уже тридцать два, а любви так и нет. Ей хотелось любви волнительной, загадочной, неожиданной, поглотившей её и, чтобы она, потеряв голову, помчалась за ним, помчалась за ним, помчалась… хоть на край света.
Но… Никто не звал.
А тут такой мужчина! Художник, поэт, писатель. Пригласил её за город. Такого она еще никогда не видела. Какая красота. Какое обслуживание! Чудо. Просто чудо!
«В том поединке своеволий
Кто в чьей руке был только мяч,
Чье сердце? Ваше ли, мое ли,
Чье сердце? Ваше ли, мое ли,
Летело вскачь?
И, все-таки, что ж это было,
Чего так хочется и жаль,
Так и не знаю, победила ль,