Страница 5 из 11
К дисциплине приучали сызмальства. За партой следовало сидеть ровно, не вертеться, при входе в класс любого из преподавателей необходимо было встать со своего места и сесть только тогда, когда скажет учитель. Также поступали, когда вошедший покидал аудиторию.
Прививали чувство коллективизма. В этом, кстати, и был советский человек, вся его суть. Самое главное было в коллективе, в товарищах. Думать только о себе было не принято – это являлось стыдным проявлением эгоизма. Часто в школе мы слышали от учителей такую фразу: «Я – последняя буква в алфавите». Повторюсь: это не было заученным нормативом, такими категориями мыслили.
Помню, что мою первую учительницу звали Надежда, но совершенно не помню, какое отчество было у нее. Зато отлично помню ее фамилию: Бондарева. И ее подпись помню до сих пор: под моими каракулями в тетрадях или дневнике красовалась надпись красными чернилами «Бонд». Так что если бы кто-то поинтересовался моими успехами в учебе, то немало удивился бы: у этого сопляка учителем был сам Бонд! Джеймс Бонд!
Первый свой ранец я запомнил очень хорошо по запаху. Потому что мама поначалу клала мне в него на завтрак яблоко. Вернее, в дополнение к завтраку школьному. И мой ранец пропах яблоками. Всё еще помню этот аромат: я открываю ранец, откидывая на сторону клапан с застежкой, чтобы достать учебник или тетрадь и мой нос щекочет запах яблока… Осень… Новый учебный год.
В начальной школе малышей принимали в октябрята. Чтобы отличить октябренка от обычного малыша требовался значок: звездочка, где в середине имелся портрет Ленина, когда он еще был маленьким. Прием в октябрята был волнительным действом, немногим менее торжественным, нежели первый день в школе: еще бы, вчерашний ребенок становился частью коллектива, принимался в серьезную организацию! Малышей делили на «звездочки», в каждой, помнится, был звеньевой. «Звездочки» соревновались между собой в учебе, каких-то школьных мероприятиях – я уже забыл подробности. В конце начальной школы, и в начале средней, в 3-4-м классе, принимали в пионеры. Это было еще более почетно. Все мечтали повязать на шею алый лоскут, пионерский галстук, «он ведь с красным знаменем цвета одного». Еще вручали значок. Всё это гордо носили. Мама регулярно стирала галстук, аккуратно гладила, и утром в понедельник я надевал его, идеально гладкий и чистый. Истрепавшийся галстук покупали в том же «Детском мире» и мне казалось это неправильным. Потому что все помнили, как в торжественной обстановке вручался первый галстук, как его повязывал на шею вожатый, вскидывал согнутую в локте руку над головой и говорил: «Будь готов!», на что следовало так же вскинуть руку и ответить: «Всегда готов!» Поднятая рука пионерского салюта означала, что общественное выше личного. Еще произносили клятву «перед лицом своих товарищей» и было всё это очень важным в жизни подростка. Как же можно было купить священный лоскут, являвшийся частью государственного флага, просто так в обычном магазине?!
Все знали имена пионеров-героев, в годы Великой Отечественной войны помогавших партизанам, вместе с взрослыми сражавшихся с фашистами. Они вызывали восхищение и я нет-нет, но ловил себя на мысли: а я бы смог так же как они? И не был уверен, что смог бы.
Все знали и любили книгу Аркадия Гайдара «Тимур и его команда», было даже два одноименных фильма про юных пионеров, которые действовали в дачном поселке перед войной, помогая людям в разных хозяйственных делах, оставаясь инкогнито, и противостояли поселковым хулиганам. Это вызывало восхищение. Даже мультяшные Чебурашка и крокодил Гена стремились стать пионерами. «Честное пионерское» слово было твердым и не могло подлежать сомнению. Всё это воспитывало чувство коллективизма, товарищества и не было пустыми словами.
Быть не принятым в пионеры считалось страшным промахом. Принимали, как правило, всех, а вот исключить действительно могли за неподобающее поведение. На моей памяти такого ни разу не было, но этого боялись все.
Мой друг утверждает, что в их классе было двое верующих учеников, которые в пионеры так и не вступили. У нас в школе я такого не помню и скорее всего потому, что такая информация мне была неинтересна.
Кстати, о вере в бога. Бабушка моя прятала в своих вещах небольшую иконку. Иконка была деревянная, на ней изображен выцветшими от времени красками седой дедушка, строго показывающий троеперстие. Кажется, это был Николай Чудотворец. Бабушка молилась шепотом своему боженьке не напоказ, тайно. Она же выступила инициатором моего крещения. В тайне от отца, который был коммунистом, меня и крестили в местной деревянной церкви Рождества Богородицы, когда я был совсем маленький. В тайне не от того, что отец воспротивился бы, а для того, чтобы ему не нагорело на работе. Алюминиевый крестик на нитке долго висел в изголовье моей кровати.
В старших классах принимали в Комсомол. Эта ступень игрой уже не являлась, комсомольцы были передовым отрядом молодежи. Именно на них держались особо важные задания, поручаемые юношеству. Именно они ехали на стройки вдалеке от дома в период индустриализации, когда поднимали целину, шли на фронт добровольцами. Именно они строили метро в Москве.
Дальше были коммунисты, но до них я уже не дошел. Коммунистом был отец. Ему полагалось выписывать газету «Правда» и толстое приложение «Аргументы и факты».
Каждое первое сентября (кроме самого первого) проходило почти одинаково. В этот день редко учились. В основном это был как бы технический день: получали учебники, заполняли дневники, непременно записывали как зовут того или иного преподавателя. Названия предметов сокращали. «Физра» вместо физической культуры, «Нем. яз» или «Анг. яз» вместо какого-либо иностранного языка. «Русский» или «Лит-ра» вместо «Родной язык и литература» (преподавателя так же звали словесником), «Изо» вместо «Изобразительное искусство». В старших классах у нас появилась Начальная Военная Подготовка, или НВП. Преподавал ее отставной седой дядька, у которого что было на уме, то и на языке. Звали его, кстати, Леонид Ильич, как и генерального секретаря Брежнева. Матом он ругался крайне редко, но случалось. Преподаванию подлежало: обучение основам гражданской обороны. В классе висели суровые плакаты, нарисованные довольно давно, но все еще исправно служившие в качестве наглядных пособий. Там были нарисованы ядерные взрывы, укрытия в разрезе, оказание первой помощи раненым. Меня удивляло лишь одно: о какой жизни могла идти речь после ядерной бомбардировки? Бытовала шутка: во время ядерного взрыва автомат необходимо держать на вытянутых руках, чтобы капли расплавленного металла не портили казенное обмундирование. Самым интересным было препарирование автомата Калашникова АК-47. Всем мальчишкам было интересно не только подержать его в руках, но и побегать с ним, играя в войнушку. Это категорически воспрещалось. Еще учили маршировать, правильно поворачиваться по команде «кругом» (через левое плечо) и надевать противогаз. Последнее непременно вызывало смех.
Преподаватель НВП или в просторечии военрук, проводя между нами внеклассную работу, заманил четверых из класса на дополнительные занятия. Среди них был и я. Мы приходили после уроков в кабинет и стреляли из пневматической винтовки по мишеням. Это было интересно. Меня даже хвалили: я стрелял довольно метко. Как-то, когда я был совсем подросток, и, будучи с родителями на очередном курорте, я стрелял в тире из той же духовой винтовки по мишени. И мне выдали значок «Меткий стрелок». Уж не знаю, показал ли я выдающиеся результаты, или меня просто поощрили как ребенка, но после я действительно неплохо стрелял. На занятия у нашего военрука я принес из дому пластмассового солдатика и мы расстреливали его из мелкашки… Мне до сих пор стыдно за это перед своими игрушками. Еще на подобных занятиях можно было побегать с автоматом Калашникова по кабинету, что на обычных занятиях было невозможно. Однажды весь класс повели в соседнюю школу, которая находилась рядом с моим домом. Оказалось, что в их подвале был оборудован настоящий тир и мы стреляли там из позиции лежа по мишеням из мелкокалиберных пневматических винтовок. А еще, в последний учебный год, всю мужскую половину класса посадили в автобус и отвезли в одну из подмосковных военных частей. Там я впервые в жизни стрелял из АК-47 и был в шоке не только от звука настоящих выстрелов, но и от гадкого запаха порохового газа.