Страница 7 из 8
Наконец девчонка показалась из дверей кухни и медленно поплелась к жилым комнатам. Выждав несколько минут, мужчина поспешил за ней, больше ориентируясь на звук шагов. Почти везде затушили лампы, было почти темно. Наёмник неслышно подкрался к девочке и абсолютно бесшумно свернул ей шею, как курёнку. Взвалил тело на плечо и унёс в подвал. В самом низу была огромная печь, которая своим жаром отапливала весь замок.
Наёмник ещё днём приходил осмотреться, тогда и вручил старику, что следил за печью бутылку. Тот был запойный. Ему было категорически запрещено пить на работе. Он напивался и мог уйти куда-нибудь куролесить, оставив печь без присмотра. Или же заснуть прямо у печи, однажды даже бороду подпалил.
Буеслав кинул тело девочку у входа в печную и вошёл вовнутрь. Старик стал неподалёку от печи, бутылка валялась рядом. Наёмник пнул спящего ногой – тот никак не отреагировал. Тогда он поднял бутылку и закинул в печь. Вернулся за телом. И его закинул в печь, подбросил пару поленьев, подождал, ещё подкинул, после чего закрыл дверцу печи.
Теперь можно было вернуться к пленнице. Однако наёмник испугался, что не сдержится и убьёт её почти сразу, даже не успев получить удовольствие.
«Надо немного успокоиться, а то всё будет зазря», – внушал он себе, поднимаясь в свои покои.
Он совсем забыл, что там лежала спящая девица.
«Ну что ж, воспользуемся тем, что есть», – сказал себе Буеслав.
Пришлось заняться обычным сексом, да ещё и со спящим телом. Сквозь сон девка попыталась сопротивляться, не понимая, что происходит, это даже доставило наёмнику удовольствие. Отметив, что это тоже интересный способ получить удовольствие, он наконец удовлетворился и заснул.
Завиша пришла в себя. Облизала потрескавшиеся губы. Они были в засохшей крови.
«Чёрт!» – выругалась она. Всё её задание летит в тартарары. На самом деле она не была племянницей Градислава. Женщина – родственница дружинника – не была её матерью. Она была служанкой в ордене, где прошла обучение девушка. Поддельная мать потеряла мужа и детей во время пожара. Отстраиваться заново не видела смысла, хоть глава рода и обещал помочь. После потери близких женщина мечтала только об одном, узнать, кто пустил красного петуха – хотела отомстить. Ушла из посёлка, никому не сказав куда. Произошло это когда Градислав уже служил в замке, поэтому скорее всего этого не знал.
Первислава, придя в орден, честно рассказала, зачем пришла. Поклялась служить всю оставшуюся жизнь, просила только сказать ей, кто пустил красного петуха в её дом и позволить отомстить. Её службу приняли, как и её условие. Кто погубил её семью, ей сказали. Только мстить уже было некому.
Дом подожгла её младшая сестра, которая завидовала, что у Первиславы пятеро детей. Та долго ждала, чтобы забеременеть. В поселении поговаривали, что муж её стал искать любовь на стороне. Был такой старый обычай, почти забытый, если жена не может родить, а муж находит женщину, которая рожает от него ребёнка, то он может либо взять ту наложницей, либо выгнать первую жену и снова жениться.
Сестра Первиславы боялась, что муж скоро укажет ей на дверь. Быть приживалкой в доме сестры, где пятеро детей бегают, было ей невыносимо. Но внезапно отчаяние сменилось радостью – она обнаружила, что беременная. Счастью не было предела. Муж снова стал нежным и внимательным, задаривал подарками. Однако длилось это не долго – ребёночек родился мертвым.
И вот тогда, не вынеся горя, она подожгла дом сестры, не до конца осознавая, что делает. Утром же осознав, что натворила – повесилась в сарае. Все решили, что из-за потери ребёнка.
Первислава в ту ночь дежурила у постели тяжело больной свекрови – случайно её не оказалось дома. Узнав, кто виновен в смерти её любимых – задохнулась от горя. Когда-то они были очень близки с сестрой, неразлучны. И даже первое время после замужества продолжали общаться. А потом у Первиславы пошли дети и сестра отошла на второй план. Даже поговорить по душам порой было некогда. Сёстры отдалялись друг от друга.
«Когда она потеряла ребёнка, наверно я должна была быть рядом с ней, – думала служительница ордена, – а я занималась своей семьёй, детьми».
Женщина тяжело вздыхала, отгоняла от себя эти мысли, но они всё равно крутились в голове: «Я ведь была нужна ей. Дети и муж пережили бы, если бы я провела несколько дней с сестрой, разделила с ней горе».
Первиславу переполняли чувства: и горе от потери близких, и любовь к сестре, и ненависть к ней, и вина, замешанная на самобичевании. Удели она время сестре – все были бы живы. Теперь же делать было нечего – надо было служить ордену, раз дала обещание.
Это был женский орден ворожей. Их целью было служить людям. Они не устанавливали цену за лечение, каждый платил сколько может. Они не брались помогать, если не были уверены, что смогут. Но могли посоветовать ворожею, которая поможет. Ещё они чувствовали, когда за человеком пришла смерть и это конец. Только в этом случае они отказывали без объяснений причин и совета к кому можно обратиться.
Приходили в орден девушки совсем в юном возрасте. Обучение длилось на протяжении нескольких лет. Потом женщины уходили в мир. Лишь некоторые оставались в самом ордене. Кто-то из них занимался наукой. Другие учили новых ворожей. Кто-то успевал делать и то, и другое. Те из учениц, что оставались в ордене, давали обет верности – это означало, что они оставались одинокими, вся их жизнь была посвящена ордену.
Те, что покинули орден, могли выйти замуж, родить детей. Единственное, что они обязаны были делать до конца своей жизни – помогать людям. Лечить всех, кого могли спасти от недугов.
Раз в год бывшие выпускницы возвращались в орден, проводили в его стенах несколько дней и возвращались к своей прежней жизни. Первислава слышала, как бывшие ученицы рассказывали друг другу о сложных случаях, с которыми им довелось столкнуться, делились своими секретами, обретёнными за год. Она решила, что именно для обмена опытом ворожеи посещают орден. Тем более, что наиболее важные их открытия тщательно записывались, изучались, а потом им обучали новых учениц.
Кузина Градислава была, по существу, служанкой самого низшего звания. Помогала там, где нужна была её помощь: и в огороде, и на кухне, и в уборке помещений. Что-то ворожеи делали и сами, но у них были и другие задачи, поэтому были нужны помощницы. Таковых было немного, каждую в орден привело какое-нибудь горе, о котором большинство предпочитали молчать. Отношение к ним было двоякое. С одной стороны, как к людям второго сорта, что живут приживалками. С другой стороны, никто никогда ни в чём не упрекал их, и всё, что надо было сделать, не приказывали, а вежливо просили. Среди этих служанок была старушка, которую давно ни о чём не просили. Она сама пыталась помогать там, где хватало её сил. Ворожеи же её не трогали, разве что изредка интересовались её самочувствием, прашивали ли не нужна ли их помощь. При этом лёгкое презрение едва заметно, но всё же угадывалось, но упрекнуть благодетельниц было не в чем.
Спустя год службы Первислава получила задание от главы ордена: отвезти в замок барона, где служил её троюродный брат, одну из ворожей, представить ту своей дочерью и попросить родственника пристроить девушку служить при замке.
Увидев девушку, которую надо было отвезти в замок, Первислава изумилась. Та была совсем ещё юной, маленькой и хрупкой, от этого выглядела ещё моложе, совсем девочкой. При этом она была удивительным образом похожа на служанку, как будто действительно была её дочерью.
«Когда ж она успела обучение-то пройти? – недоумевала женщина, – в таком возрасте их только-только в обучение берут, если даже не постарше».
Удивилась, но промолчала, не задавала лишних вопросов. Задание выполнила так, как от неё потребовали: девушку отвезла, брату представила. Очень боялась, что тот вспомнит, что у родственницы только сыновья были, но пронесло. Всё выполнила и вернулась в орден, оставив девушку в замке. Только вот душа за неё болела, как будто та действительно была её дочь.