Последствия

– Да. Даже это стоило. – добавил он, отчасти оправдываясь себе.

Студент собрал посуду на поднос и рассматривающе сел рядом с Вячеславом Владимировичем на край кровати.

– Сильно они тебя. Болит? И тогда больно было?

– Первый удар больно. Я его ещё ногой пытался ударить. – оптимистично выискал учёный. – Потом как в тумане – наверное уже тогда начал терять сознание.

Студент встревожено округлил рот, но прикасаться к бинтам, хотя ему и не терпелось, не решался.

– А как ты их так, по-врачебному завязал?

– Помогли.

– Странные, но добрые у нас люди. Помогли избитому и отпустили его. – студент улыбнулся, посмотрев на Вячеслава Владимировича.

– Ну хоть такие. – перестав напоминать об Интерне, вздохнул учёный.

– Что это я с тобой только о своём! – всколыхнулся студент. – Я ж не только поэтому. Ты уже знаешь? Рассказали? Тут это… ну… ЛевГен умер. Вот. – скороговоркой, в середине запнувшись, в попытке подобрать уважительное выражение, но не сумев и, выдав что было, пробормотал студент.

– Да, прискорбно. Тихий он был… даже злой, но…

– Наш! – не утерпев подхватил студент. – Мы с ним года полтора прожили, может и побольше. Поминали сегодня за завтраком.

– А остальные как?

– Лизавета плакала, я слышал. Божки тоже ночью что-то перешёптывались. Остальные молчат. А я, как узнал, что тебя привезли, ещё вчера у Павла Анатольевича выпросился еду сюда принести. Ещё завтрак хотел, но сказал, что ты спал.

– Хоронят же на девятый день?

– Мне (он суеверно плюнул через плечо) хоронить никого не приходилось, так что не знаю. Но ЛевГена вроде всё, туда. – студент понизил голос и наклонил глаза в пол.

– Нельзя же.

– А держать его где? Морга здесь нет, он был неверующим, так что без обрядов.

– Зачем он вообще полез?

– Об этом тоже не знаю.

– Ты не слышал, может быть его Клавдий на первый этаж отправил? – попытался подтвердить свои подозрения Вячеслав Владимирович.

– Он шёл на ОБЖ.

– Это же было в начале полдника.

– Нет, примерно в середине, даже под конец.

«Сколько же я пролежал без сознания?» – подумал Вячеслав Владимирович и поднял голову на щелчок замка.

– Час ещё не прошел! – настойчиво прокричал студент.

– Я знаю, но тебе пора. – входя, отрезал Павел Анатольевич.

Студент не удивился, поздоровался с главным врачом, забрал поднос и, улыбнувшись Вячеславу Владимировичу, попрощался с учёным, уточнив, что придёт во время полдника.

– Отчаянно к тебе вчера просился. – усаживаясь за стол, заметил Павел Анатольевич.

– Кто?

– Ипполит.

– И когда придёт?

– Только что вышел.

– То есть сейчас?

– От сюда вышел. – раздражённо вставил врач.

– А я задумался и забыл, о чём мы говорили. – улыбаясь, бесхитростно врал Вячеслав Владимирович.

– Как тебе книга, нравится?

Павел Анатольевич прокатил к себе книгу и, пробежав глазами по страницам, закрыл, но оставил перед собой.

– Интересная.

– Рекомендуете?

– Вам? Нет.

– Почему? – не вопросительно проговорил психиатр.

– Не ваш слог.

– Не пойму способ повествования?

– Нет, поймёте. Но там… необычные причинно-следственные связи. Вот ведётся повествование о жизни персонажа, а потом абзац, и последнее о чём говорилось, раскрывается в примере, причём иногда странном.

– Вчера мы говорили о тебе, и ты снова упоминал «Интерна». Но конкретно о нём ничего не рассказал. Так что сегодня он будет главным вопросом нашей беседы. – забыв о книги, возвратился к основной цели Павел Анатольевич.

– Я не так и много о нём знаю.

– Ничего. Начнём с того, когда вы познакомились.

– В первый день…, то есть четыре дня назад, во вторник. Он пришёл с вами во время утреннего обхода… подбежал и отдал вам бумаги.

– Дальше.

– Вы провели обход…

– Он разговаривал с кем-нибудь.

– Нет.

Дернув головой к Павлу Анатольевичу, Вячеслав Владимирович искомо

посмотрел на его крупное лицо и, не найдя назревающих вопросов, съехав ещё в более лежачее положение, с чувством освободившегося от нагрузки копчика, продолжил:

– Потом вы вдвоем ушли. Он вернулся после завтрака и повёл меня на процедуры, у меня тогда ещё голова в первый раз заболела. Поводил он меня по кабинетам. Мы останавливались у двери, я стучал и входил, после окончания, когда я выходил в коридор, Интерн уже ждал меня. После третьего занятия начался обед, он проводил меня в столовую, а сам отнёс еду в одиночные камеры. После «тихого часа» мы пошли на последнее занятие, а когда возвращались, он вспомнил, что мы пропустили полдник, и снова пошли в столовую. Последний раз в тот день я видел его на вечернем обходе.

– На следующий день всё повторилось?

– Да.

– И вчера.

– Тоже.

– О чём вы разговаривали?

– Я и не помню. О госпитале, о еде.

– Но называл тебе любимую еду.

– На полднике давали хлеб с кабачковой икрой, его невозможно было оторвать от неё.

«Ну это он преувеличил, я же всё-таки разговаривал с ним.»

– А тебе икра нравится?

– Нет.

Павел Анатольевич подробно остановился на некоторых деталях и, слушая Вячеслава Владимировича, пролистывал бумаги, принесённые утром.

– Как ты бежать задумал? Ради этого полез в драку?

– Да. – ответил Вячеслав Владимирович только на последний вопрос.

– И сам подговорил Сидорова, и Амбарова устроить представление?

– Они решали там свои дела, и я просто оказались в нужное время.

– Искалечивание тоже было частью плана?

– Оно могло произойти.

– На посту никого не было. И ты всё равно решил устроить драку?

– Не я начал. У меня был план, но Сидоров его слегка изменил.

«Приму всё на себя, так хотя бы на лжи не поймают. » – решив, что и в противном случае ему придётся отсиживаться в одиночной, а так он не настроит госпитализированных против себя, заключил Вячеслав Владимирович.

– Добился чего хотел у университета?

Как и вчера, ответом к этому вопросу было молчание.

– Хорошо. Отдыхай до понедельника, книжечку дочитывай, а с новой недели по всем пробежишься. – он невзначай кивнул на приборы у кушеток.

Павел Анатольевич встал, но Вячеслав Владимирович спохватился:

– Вы только говорите, а от этого это (он говорит о перевязанных частях тела) не вылечится. Вы вообще собираетесь что-нибудь делать?

– Надо было о последствиях думать, когда план придумывал. – укоризненно поучил врач.

Павел Анатольевич ушёл, в дверях встретившись с незнакомым Вячеславу Владимировичу доктором, обменялись несколькими словами, они разошлись. Доктор был твёрд и немногословен. Он недовольно размотал накрученные на Вячеслава Владимировича бинты, стягивавшие кожу, которая расслабляюще растянулась и покраснела. Выбросив повязки в стоявшую под стеклянным столом корзину и вытащив принесённые с собой точно такие же, он боком развернул физика и спустил его ноги на пол. Специалист присел к месту перевязки, так же как и Интерн в тот вечер, что вспомнилось Вячеславу Владимировичу, но подступающий спор мыслей развеял резкий вопрос о способе получения травмы. Выслушав сухой факт «дёрнули за ноги», доктор с непринуждённой быстротой закрутил две ноги в плотный бинт и, сев на кровать, взялся за руки. Опрашивая и бинтуя, мужчина поднялся к голове, о который сказал только «если будет беспокоить, прикладывать лёд». Доктор подходил к двери, но Вячеслав Владимирович напомнил ему придвинуть обездвиженного к подушке и всунуть в его ладони книгу, что тот выполнил.

До полдника Вячеслав Владимирович читал. Дверь щёлкнула, к её неожиданности мужчина ещё не привыкнул и вздрогнул. Вошёл студент, заметивший остаточный испуг, отчего мягко улыбнулся. Говорили они меньше, чем во время обеда, не больше десяти минут, и всё о состоянии учёного. Выев манную кашу с комочками, которые, к непонятному многим извращённым вкусом, любил, давил и разламывал, а студент добавил, что сварена она была исключительно для изолированного. Разговор изжился, и молодой человек ушёл, напомнив, что придёт с ужином.