Страница 37 из 63
— На сегодня с меня хватит, — он вытер лоб, затем снял перчатки для спарринга без пальцев и засунул их подмышку.
— Я никуда с тобой не пойду, — сказала я.
Его лоб блестел от пота.
— Тебе нужно поговорить с Гвен, а ей нужно поговорить с тобой.
— Я не могу оставить Касс…
— Я пообещала её отцу, что не выпущу её из виду, — солгала Касс, беря меня под руку, чтобы удержать на месте.
Глаза Каджики загорелись кошачьим блеском.
— Ты скажешь её отцу, что никогда не выпускала её из виду, а потом скажешь ему, что она ночевала у тебя.
— Уже влияешь на людей? — сказал Эйс, в то время как Касс, чьи глаза были пустыми голубыми шарами, роботизировано кивнула Каджике.
— Пойдём, — Каджика направился к двери сарая.
— Ты, должно быть, сошёл с ума, если думаешь, что я куда-нибудь пойду с тобой, — сказала я.
Он остановился на полпути и обернулся.
— Я думал, ты хотела, чтобы она перестала вмешиваться в твою жизнь.
Когда я не сделала ни малейшего движения, чтобы последовать за ним, он добавил:
— Не жди, что тогда что-то изменится, — он локтями прокладывал себе путь сквозь шумную толпу, которая теснилась к рингу, чтобы понаблюдать за следующим боем.
Эйс ухмыльнулся.
— Хороший выбор, Китти-Кэт.
Я пронзила его смертоносным взглядом.
— Касс, держи свой телефон включенным. Я позвоню тебе через час. И, Эйс, если с ней что-нибудь случится…
— Ты же не собираешься серьёзно идти с ним?
— Мне нужно покончить с этой… этой её одержимостью мной, — сказала я ему, высвобождая свою руку из руки Касс. — Я верю, что ты доставишь мою подругу домой в целости и сохранности.
— Я думал, ты мне не доверяешь.
— Я тебя умоляю, — сказала я, натягивая пальто, — и просителям не приходится выбирать.
Касс закатила глаза.
— Чёрт возьми, я не ребёнок.
— Знаю, — я обняла её, а затем побежала к двери.
Когда я протиснулась наружу, на меня обрушилась гнетущая, леденящая до костей тьма. Я плотнее запахнула своё чёрное пальто, проигнорировав пуговицы, которые позволяли воздуху проникать между подкладкой и тканью моего платья. Я прищурилась в темноте, пытаясь разглядеть очертания человека, но облака стального цвета закрыли луну и несколько звёзд. Единственный свет исходил из высоких, похожих на щели окон сарая. Это мало что делало для освещения парковки.
Неужели он уже ушёл? Я подождала ещё минуту. По-прежнему никого. Я уже собиралась вернуться внутрь, когда из-за угла сарая вывернул ржаво-серый пикап, от колёс которого во все стороны разлетелся слякотный снег. Я отпрыгнула назад, чтобы не промокнуть насквозь.
Каджика наклонился и опустил пассажирское стекло.
— Передумала?
Я резко кивнула. Открывая дверь, я сказала:
— У тебя есть десять минут моего времени. Не вся ночь.
Я снова подняла стекло, затем пристегнула ремень безопасности.
Каджика свернул на узкую грунтовую дорогу, прочь от сарая, пристально глядя на дорогу. Я молилась, что приняла правильное решение, согласившись на встречу с Гвенельдой. Я молилась, чтобы она прислушалась к моему требованию, чтобы они оставили меня в стороне от их борьбы.
В машине было так же тихо, как и темно.
Слишком тихо.
Слишком темно.
Ледяная тьма окутала поля вокруг нас.
Какого чёрта я согласилась поехать с совершенно незнакомым человеком?
Снова.
Я решила, что у меня серьёзные проблемы с самосохранением. Когда я успела превратиться в девушку, которая запрыгивает в машины к мужчинам, которых едва знает? Что случилось с Катори, которая гордилась тем, что была умной? Даже будучи ребёнком, я никогда не принимала конфеты от незнакомых людей — даже на Хэллоуин. Я была девочкой, которая ходила в костюме жуткой балерины или мёртвой Покахонтас, стучалась в затянутые паутиной двери, чтобы посмотреть, какое ужасное существо скрывается за ними. Чем страшнее был костюм человека, тем больше я визжала от восторга. Может быть, в этом и была моя проблема: я не искала удовлетворения, я искала острых ощущений.
И, очевидно, отдавать свою жизнь в руки незнакомых мужчин приводило меня в восторг. Я была серьёзно невменяема.
Я взглянула на лицо Каджики, которое светилось от света приборной панели. Всё в нём было сильным и острым — его нос, подбородок, коротко подстриженные чёрные волосы, челюсть и кадык. Всё казалось отточенным и отшлифованным.
— Где ты взял машину? Ты украл её?
Его пристальный взгляд метнулся ко мне, прежде чем снова сосредоточиться на дороге. Я ждала, что он ответит, но он не ответил.
Я попробовала ещё раз.
— Рад вернуться?
Он снова посмотрел на меня. И снова он ничего не сказал.
После пары действительно долгих и спокойных минут я спросила:
— Ты отказываешься со мной говорить?
На этот раз, не отрывая внимания от дороги, он сказал:
— Я бы предпочёл не тратить десять минут, которые ты мне выделила, на обсуждение пустяков.
— Это была фигура речи. Например, когда люди говорят: «Я буду готов через минуту». Это редко бывает минутой, — я вздохнула. — Послушай, я останусь столько, сколько потребуется, чтобы убедить вас обоих покинуть Роуэн навсегда, и, надеюсь, это не займёт всю ночь.
— Если это причина, по которой ты едешь со мной, тогда я должен отвезти тебя домой.
— Что? Почему?
— Мы с Гвенельдой никуда не уйдём.
— Но ты сказал…
— Я сказал, что приведу тебя к ней, чтобы ты могла сказать ей, чтобы она перестала вмешиваться в твою жизнь, — его глаза встретились с моими. — Я не предлагал устроить прощальную вечеринку.
Унижение и гнев боролись во мне.
— Я больше не позволю вам никого убить, — сказала я сквозь стиснутые зубы. — Я не думаю, что ты понимаешь, насколько я серьёзна.
— О, мы понимаем. У нас просто нет выбора. Наше племя должно воссоединиться. Пришло время.
— У каждого есть выбор!
— Не тогда, когда Великий Дух выбирает тебя.
— Великий Дух выбрал меня, но ты не видишь, как я бегаю вокруг Роуэна, принося в жертву невинных, чтобы воскресить клан зомби!
— Мы не… зомби.
— Ты вышел из могилы!
— Где мы были в сохранности. Мы не умирали.
— И ты думаешь, что это нормально?
— Нет. Но мир ненормален. Ты думаешь, что фейри, летающие вокруг, это нормально? Открой глаза, Катори. Открой глаза и оглянись вокруг. Твой нормальный мир умер вместе с твоей матерью.
Моё сердце колотилось, как голова Конского Хвоста в клетке.
— Ты такой бесчувственный.
— Чувствительность делает тебя слабым.
— Ну, то, что ты мудак, не делает тебя сильным.
Его взгляд снова метнулся к дороге.
— Нет. Я полагаю, что это не так, но это делает тебя жизнерадостным. И после того ада, через который я прошёл, мне нужна каждая унция стойкости, которую я могу получить.
— Так вот почему ты дрался сегодня вечером? Чтобы проверить твою стойкость?
— Я дрался, потому что… потому что мне было любопытно, во что превратились мои тело и разум после двухсот лет магической инертности.
— Ты действительно быстро научился водить, — сказала я.
— Блейк, — он сделал паузу, — научил меня.
После этого в машине стало удушающе тихо.
— Ты ненавидишь фейри так же сильно, как Гвенельда? — спросила я через долгое время.
— Я ненавижу их ещё больше.
— Почему?
— Они убили моих родителей, моих сестёр, моё племя. Они убили всех, кто был мне дорог, потому что наш вождь не согласился отдать им нашу землю.
— Я думала, что фейри живут в баситогане.
— Они там и живут, но им нравилось бродить по нашим землям и заявлять о них как о своих собственных. Фейри — неудовлетворённые существа, которые всегда желают всё большего и большего. У них есть дом в баситогане, но они хотят ещё один у голубых озёр, и ещё один у солёных океанов, и ещё один в заснеженных горах. У них есть друзья, но они им не верны. Никогда ничего не бывает достаточно, — его грудь поднималась, опускалась и поднималась. — Когда мой брат Менава и я присоединились к Готтве, мы рассказали об ужасах, постигших наш народ. Мы слышали об их племени, обладающем властью над фейри, но это были сказки, сплетённые вокруг лагерных костров. Мы не знали, была ли в них правда или это были истории, помогающие детям крепко спать по ночам. Когда Негонгва признал их правдивость, мы предложили нашу лояльность клану в обмен на их защиту. Мне было восемь, я всё ещё был ребёнком, а Менаве было четырнадцать, уже взрослый. Негонгва и его подруга Элика приняли нас, накормили, одели и обработали наши раны. Негонгва поблагодарил Великого Духа за то, что он доставил нас к нему в целости и сохранности. А потом он попросил его сделать мир людей менее привлекательным для фейри, чтобы они перестали преследовать людей. И он слушал. Он сделал человеческий мир враждебным по отношению к ним.