Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 8 из 21

Соплежуйка Лилёк пускала пузыри из слюней и, счастливая, намазывала бараний помёт на стенку деревянного загончика. Я вздохнул. Не имело смысла что-то говорить этой дурочке. В её дырявой голове информация не зацеплялась ни на миг.

– Теперь оближи пальцы, Лилёк, – злобно сказала Девочка.

Я посмотрел на неё, приподняв брови. Дикарка коварно улыбнулась и продолжила методично стричь барана.

Вечерело. В норе становилось сумрачно. Я вспомнил, что давно не посылал сигнал бедствия. Да зачем? Всё равно его никто не услышит.

– Что ты возишься с этой сопливой? К третьей весне её убьют и принесут в жертву богам.

Рука непроизвольно дёрнулась, и я выпустил шерсть.

– Что? Она же ничего вам не сделала!

– Ну… Может, хочешь сам стать жертвой вместо неё? – хмыкнула Девочка.

Я заткнулся и уставился в пол. Дикари превзошли сами себя в культурном уровне. Принести разумное существо в жертву несуществующим богам!

Впрочем, какая мне разница? Пусть делают, что хотят. Лишь бы меня не трогали.

Я вернулся к мучению овечки. Одной рукой ухватился за шерсть, второй попытался ровно срезать кудрявую шубу. Прерывать срезаемое полотно нельзя, но, как назло, рука тряслась – пальцы затекли и стёрлись от тяжёлых ножниц. Овечка грустно поглядела мне в глаза. Я подумал о Лилёк. Когда её будут убивать дикари, а она даже не поймёт, что происходит. И? Это нормально?

– Ну поплачь сюда, неженка. – Девочка похлопала по своему «дружескому» плечу.

Я врубил музыку в ухе и, не глядя на дикарку, сосредоточился на шерсти.

Утром мы с Девочкой шли к бабуле. По дороге дикарка остановилась, повела носом и резко развернулась. Оказалось, за нами увязалась Лилёк.

– Что ей надо? – спросила у меня Девочка, как будто я мог прочесть мысли мелкой.

– Лилёк, ты чего?!

Дурёха шла босая по снегу в одном платьице. Её дремлющий взгляд порхал по облакам, а в руках была неизменная соломенная кукла.

Пришлось вернуть Соплежуйку в нору.

Но замков на дверях дикарских домов не водилось, и через несколько минут Лилёк снова ползла за нами по снегу на всех четырёх.

– Нужно одеть её, – я обратился к Девочке.

– Зачем? Хочет ползти полуголая – пусть ползёт. – Девочка сплюнула.

– Она заболеет.

– И?

Я разозлился. Будто мне не безразлично, будет Лилёк здорова или нет?

– Дай шубу. У вас с сёстрами наверняка есть те, из которых вы выросли.

Девочка закатила глаза, но всё-таки вернулась в нору и нашла в отдалённых комнатах старую доху. Я напялил её на Лилёк. Шуба оказалась длинной и волочилась по земле. Малявка напоминала забавную обезьянку, но хотя бы не мёрзла.

Так, втроём, мы и отправились к бабуле.

Дурочка-Лилёк отстала на полдороги, и когда я обернулся, то обнаружил, что она за нами больше не идёт.

– Хватит! Ничего не случится с твоей дебилкой. Найдём на обратном пути. – Девочка схватила меня за рукав и потащила вперёд.

Сегодня бабуля принарядилась – на голове у неё красовался странный обруч со свисающими по бокам металлическими кругляшками. Она что-то вышивала, а увидев нас, подняла голову и улыбнулась.

Без особого интереса я спросил:





– Как у вас дела? Что шьёте?

– Вот, вышиваю платье свадебное для старшей внученьки. Чтобы вспоминала бабушку после того, как покину этот мир.

Я бездумно кивал в ответ.

– Кто твоя семья, Алекс? – обратилась ко мне бабуля. – Почему не ищут тебя?

Последний вопрос беспокоил меня самого уже несколько недель, поэтому ответ вырвался сам собой:

– Они не знают, что я жив. Наверное, думают, что погиб, иначе давно бы прилетели.

Сказав это, я прикусил губу. А ведь, скорее всего, так и есть. Раздумывая над этой мыслью, я замкнулся в себе и больше не отвечал ни на какие вопросы.

Через час мы вышли из преднорового домика. После общения со старушкой Девочка стала ещё более хмурой.

– Сам ищи свою дурёху. Я скажу матери, что ты опоздаешь. – невразумительно пробурчала она и не оглядываясь, побежала в сторону дома.

Я остался один.

Дождевыми червями извивались расчищенные от снега тропинки, деревня дремала – тихая и пустая. Из-под снега торчали серые скелеты деревьев и надгробия треугольных нор. Многие предноровые домики покосились, а то и развалились, погрызенные старостью.

Я настроил фокусировку и, забравшись на холм, проглядел окрестности. Приближал и отдалял фокус, но Лилёк не появлялась в поле зрения. В низине простиралась укрытая льдом река. В центре деревни я заметил что-то странное, приблизил детали, но так и не понял, что это – какие-то деревянные столбы.

Не представляя, где искать Соплежуйку, пошёл к странным обелискам. По дороге не встретил ни души: ни зверей, ни аборигенов. Не знаю, какие звери должны гулять по деревне зимой, но, может, хотя бы собаки?

Центральная улица образовывала круг, в середине которого частоколом торчали деревянные статуи.

– Аусссе… тссс… роккк, – зашелестело в голове.

Я забеспокоился, и голоса, мигом почувствовав нестабильность, подняли незримые головы и зашептали потусторонние песни. Этот дурацкий дефект всегда мешал мне нормально жить, а особенно здесь, на Живе, без антипсихотических средств, голоса расшалились и проявлялись всё чаще.

Двенадцать идолов смотрели на меня пустыми глазами. Двое из них, возвышаясь над остальными, держали в руках гигантскую чашу.

Что это под чашей? Сфокусироваться не удавалось. Налетевший шелест голосов сбивал настрой, и наводка плясала перед глазами.

Я шагнул в круг чёрных истуканов по направлению к чаше.

Звуки снаружи затихли, лишь стучало сердце в горле и крыльями бабочек шелестели голоса. Одна из статуй держала в ладони под чашей алый светящийся камень.

Этого не может быть!

И в этот миг голоса взвихрились тысячей ритмов. Схватившись за голову, раздираемую бескрайностью ослепляющих слов, я рухнул на колени и пополз прочь от идолов.

Обнаружил себя уткнувшимся лицом в снег. Рука сжималась в кулак, продавливая ногтями кожу. Однако холод ледяной земли приводил в чувства. Голоса затихали. Переволновался.

Я осторожно приподнялся на корточки, в ушах всё ещё звенело, как после удара. Я опёрся руками о надёжную землю, впился взглядом в красный камень. Происходящее не укладывалось в голове. Амультара таких размеров – это неслыханное богатство, великий источник энергии. И такое сокровище находится в грязном поселении дикарей?! Да эти глупцы даже не догадываться, чем владеют! Вот так, посреди улицы, никем не охраняемая, просто невероятно!

Мои собственные амультары, встроенные в виски, вены на руке и солнечное сплетение, были микроскопическими, но всё равно дорогими. Они, соединённые с сосудами, давали бесконечный ресурс для обогрева тетракостюма, расширенного зрения, выхода в сеть и других дополнений, но эта амультара оказалась в десятки раз больше моих. И она светилась, а значит, её к чему-то подключили и что-то с её помощью производили. Что же?

Я медленно поднялся и, сосредоточив все внутренние силы на заглушении голосов, вновь приблизился к кристаллу.

– Чем же ты тут занимаешься? – Я прищурился и обошёл статуи.

Очевидно одно – амультара подключена к чаше и идолам. Возможно, в их руках скрывался механизм, приводящий её в действие.

Я осмотрел статуи. Женщина и мужчина – местные языческие божки. Начал копаться в памяти и файлах, разыскивая хоть какие-то сведения об амультарах и богах на Живе. Конечно же, я не удосужился скачать никакой книги по истории или культуре планеты. Идиот. Обнаружилась лишь маленькая, случайно сохранённая статья о Наукограде. Я пролистал её и нашёл лишь пару строк о местных жителях: «С переходом в так называемый мир грёз у населения связано множество ритуалов…»

Бла-бла, листаем дальше: «Ещё одна особенность культуры – узаконенная у всех народов религия – Двуединство. Все расы почитают богами одиннадцать братьев и …» Бла-бла, перечисление имён… «Во главе богов стоят близнецы: брат и сестра. А верховным божеством, прародительницей близнецов и жизни, аборигены почитают саму Живу».