Хор больных детей. Скорбь ноября

– Почему ты меня укусил?

– Я этого не делал, – говорит Себастьян всеми глотками.

– У меня кровь.

– Нет, не у тебя.

Кровь капает и оставляет пятна на полу. Ее стук слышен даже при разгуливающем по дому ветре. Он намеренно изображает тупость или играет словами… хочет сказать мне, что не у меня идет кровь, а это лицо, которое может быть лицом моей сестры, – оно укушено и кровоточит? Он хочет добиться от меня признания? От их огромного мозга всего можно ждать.

– Мне больно.

– Нет, не тебе.

Я хочу ударить его, но тогда разобью руку об этот тройной череп. Иду в ванную, чтобы отмыться, и рассматриваю все линии и впадинки на моем боку. Ищу знакомые черты лица, но вижу только следы зубов Себастьяна.

Может, она теперь с ними – прикрепилась к груди, подмышечной впадине или свисает с коленной чашечки – любимая и наконец желанная, наконец-то ей повезло.

ТАЩУЩИЙ ЗА СОБОЙ свое прошлое как жерновой камень, частный сыщик входит в мой кабинет.

Его зовут Ник Стил, и два месяца назад его жена, с которой он жил восемь лет, умерла от лейкемии. Он говорит это ровным голосом, лишенным эмоций. Его веки полуопущены, словно открыть глаза полностью для него – испытание. Руки у него тонкие, но запястья на удивление крепкие. Ремешок для часов слишком туго затянут, и из-под него торчат грубые черные волосы. На ладонях – мозоли, первые две костяшки пальцев взбухли и покрыты шрамами. Он много лет изучал боевые искусства – думаю, какой-то японский стиль. Ни одно из духовных учений не помогло ему справиться с потерей.

Я дал ему папку, содержащую полный отчет о ситуации касательно Евы, и еще одну – с материалами по любителю пинать собак. Приложены карта округа, имена и адреса всех непосредственных участников, фотографии Евы, ключи от джипа, который я арендовал для него, и чек на три тысячи долларов.

– Почему я? – спрашивает он.

– Ваша специализация – пропавшие дети, и вы достигли в этом больших успехов.

– В Лос-Анджелесе. Здесь совершенно другой мир.

– Вы серьезный человек.

Он моргает, пытаясь все обдумать. Он знает, что это неправильно, но слишком занят смертью жены, чтобы развеять туман прошлого. Его разбитое сердце так заметно, что можно сказать – он приживется в Кингдом Кам. А вот если бы попытался обольстить жителей округа Поттс, солгать им, спровоцировать, запугать их или добродушно шутить – они бы только пожали плечами.

– У вас речь не о пропавшем ребенке, – говорит он. – Вы ребенка нашли.

– Надо думать, тем сложнее для вас.

– Верно, – соглашается он. – В деле с пропавшим ребенком почти всегда участвуют родители, члены семьи, соседи или педофил, уже попадавший в тюрьму. Суть в том, чтобы изучить домашнюю ситуацию и вычислить подозреваемых среди соседей.

– Может, что-то подобное было и здесь.

– Может, – говорит Стил. – Если ее доставили сюда намеренно.

– Это рабочая теория.

Гром звучит как контрапункт нашим голосам, заполняя грохотаньем паузы, медленно и ритмично, словно волны, бьющиеся о борт. Стила шум нервирует. Собственно, я тоже к третьему дню начал нервно на него реагировать. Он настолько эмоционально подавлен, что сумеет совладать и с обычаями жителей города, и с плохим отношением со стороны наших ведьм. Те испытывают недоверие, но всякий с такими глазами имеет лучшие шансы на хороший прием.

– Она все еще ничего не вспомнила? – спрашивает он.

– Она так говорит.

– Вы словно не верите ей, – кивает Стив.

– Полагаю, что такое возможно.

– Но маловероятно.

– Да.

Ник Стил слегка ерзает на сиденье, смотря в окно на бегущие по стеклу ручейки дождя.

– Вы знаете этих людей. Подозреваете кого-нибудь?

– Я даже не уверен, что было преступление.

Он проглядывает список имен.

– Святой орден Летающих Валенд – это что еще за чертовщина?

– Монастырь поблизости.

– Звучит как культ.

– Думаю, так и есть.

– Как они тут могут быть замешаны?

– Аббатство притягивает к себе искателей.

– Искателей?

– Именно так. Люди ищут чего-то, что заполнит их жизнь. Бог, вера, а может, уход из большого города. Некоторые остаются, но большинство – нет. Девочку нашли в месте, которое мы называем плоским камнем. Это древняя каменная плита, которая, возможно, имеет языческое или псевдорелигиозное значение.

Уголки его губ чуть поднимает что-то весьма похожее на слабую улыбку.

– Вы правда в это верите?

– Мой отец верил.

Несмотря на свое нынешнее психическое состояние, он хитрый, уверенный в себе и уже ознакомился с делом. Стил еще не растерял свои инстинктивные навыки. Он может спросить меня, о чем угодно, но знает, что я могу сам оказаться виновным, играть с чужими жизнями, желать быть пойманным. Он оценивает реакции и изо всех сил пытается меня раскусить.

– Как вы думаете, что произошло? – спрашивает он.

Я мог бы сказать, что девочку принесли на плоский камень, чтобы принести в жертву старому богу или, возможно, новому. Или что она – демон в изгнании. Или нимфетка, за которой тянется шлейф разбитых сердец мужчин средних лет, таких, как он сам. Она только притворяется восьмилетней. Еве может быть тринадцать или четырнадцать, или она живет вечно.

– Так я именно за это вам и плачу, Стил, – чтобы вы это узнали.

Видно, что он застрянет в Кингдом Кам вне зависимости от того, раскроет дело или нет. Он проведет кучу времени, опрашивая девочку и разговаривая с Лили. Печаль останется внутри него, но похоть даст о себе знать. Каждый день он будет сидеть среди голых стен маленького пустого домика Лили, встречаясь с ее строгим взглядом и разглядывая смутно видимые пропорции ее тела. Каждый день он будет подмечать все больше: наклон больших грудей, изгиб лодыжки, то, как она снимает очки и сжимает в зубах пластиковую ручку, высовывая кончик язычка.

За шесть недель они могут пожениться или умереть, и если истинная природа Евы не будет раскрыта, он может обнаружить, что сам стал ее отцом.

ОНИ ПРОДОЛЖАЮТ СОБИРАТЬСЯ в темных недрах кабака Ледбеттера, не обращая внимания на молнии и на то, что вода поднялась почти до номерных знаков на машинах, чтобы разделить друг с другом свои беды. Это привычка. Это обряд.

Вербал Рейни, допивая третий кувшин с пивом, швыряет кружку о стену, на которой висит голова дикого кабана, и кричит:

– Черт возьми, хоть бы Глория вернулась к своему мужу!

Другие отвечают с глубокой симпатией, находя самые успокаивающие слова:

– На хрен эту суку!

Вербал скребет свою трехдневную щетину и погружается в глубокую задумчивость. Созерцательное настроение заставляет его заглянуть в почти пустой кувшин с пивом, и бармен приносит ему новую кружку, взяв плату за разбитую.

К Вербалу присоединяются другие мужчины.

– Она говорит, что скучает по Гарри?

– Нет, все время говорит, что больше не хочет его видеть.

– Да, не очень-то хороший знак.

– Не то, на что я надеялся, если говорить правду, – высказывается Вербал.

– Да уж.

Как большинство мужчин, они заурядны и склонны к мифотворчеству. За плечами у них скучные россказни дедушек да кровь воинов и пьяниц. На протяжении многих лет им приходилось соскребать своих сломленных отцов с заднего крыльца и прикладывать холодные компрессы к разбитым носам матерей. Они проснулись сегодня в грязном кухонном углу под хмурые взоры жен, которые сами рано потерпели жизненную неудачу. Вот то, что они получили в наследство и что оставят в наследство своим детям.

– Ее дети тоже переехали к тебе?

– Все трое.

– Трое! Да чтоб я сдох!

– Господи, забери меня уже к себе.

– Вербал, да это просто проклятие какое-то. Неудивительно, что Гарри больше не выглядит таким мрачным.

– Повезло поганцу.

– Она хоть хороша в постели?

– Больше нет, – говорит им Вербал. – Лежишь как на свежепойманном окуне.

– Дидер однажды так и сделал. Случайно, конечно. Не смотри на меня так. Мы с ним, мы были…